В начале жатвы

— Хотите, я его съем? — снова выкрикнул Кирик, видя, что его одногодки совсем и не собираются от него удирать, как это делали малыши перед дедом.

Мальчишки только засмеялись, а один из них сказал:

— А вот и слабо!

— Слабо! Слабо! — закричали в один голос дети.

Надо было видеть, что сталось после этого с Кириком. Он стоял с кузнечиком в руке, а на его лице были и стыд и страх. Губы его все больше опускались, из глаз вот-вот брызнут слезы. Он понимал, что сказал непоправимые слова, что из-за них можно лишиться авторитета и тогда уже, пожалуй, никогда не быть ему заводилой среди ребят. Кирик мучился, а дети, не замечая его страданий, хлопали в ладоши и кричали:

— Слабо! Слабо!

Неожиданно выражение лица у Кирика начало меняться. Исчезла растерянность, повеселели глаза. Кирик раскрыл рот и — хоп! — проглотил кузнечика. Целиком, даже не пожевав. Дети стояли и растерянно смотрели на него, а Кирик сначала усмехнулся, а потом захохотал во всю силу.

— А вы говорили — не проглочу, — с гонором произнес он.

— Мы шутили, — ответили за всех Янук и Нина.

Но вдруг Кирик присел. Потом и совсем лег на землю и скорчился. Лицо его сразу побелело, а глаза стали страдальческими.

— Ой, живот! — простонал он. — Кузнечик ворочается в животе!

Напуганные дети молча обступили Кирика, и только Янук сказал:

— Ты, Кирик, не выдумывай...

— Чего мне выдумывать, я же его живым проглотил, — сказал Кирик. — А он, кузнечик, знаете какой? Его если наколоть на иголку для коллекции, так он двое суток еще будет жить. И яд пускает. Ой, не могу! Позовите доктора. Иначе мне конец!

Один из мальчиков выскочил на дорогу и остановил запыленный грузовик. Шофер долго ждал, пока дети подвели съежившегося, побледневшего Кирика. Он согласился отвезти ребят в первую бригаду, где находился медицинский пункт.

— Там вашему Кирику промоют живот, и будет он парень на все сто, — сказал шофер, выслушав ребят.

Кирик неуклюже забрался в кузов и сел, подобрав под себя ноги. Из его глаз текли слезы, так как ему все время казалось, что он помирает. Вслед за ним забрались в кузов остальные дети.

Грузовик тронулся и мягко покатил по дороге среди необъятного моря хлебов. Загрустившие было дети молчали. Нина не могла глядеть, как Кирик мучается, и жалась к Януку. И вдруг все в кузове отчетливо услышали пение кузнечика.

— Цирик-цирик! — пропел он и затих.

Проехали с полкилометра, и снова:

— Цирик-цирик!

Кирик удивленно поглядел на свой живот, а потом поднялся, выпрямился, прошелся по кузову, держась за борт, и спокойно заявил:

— Уже можно и не ехать в больницу! Мне совсем не больно, и он уже не шевелится. — С облегчением вздохнул и застучал кулаком по кузову автомашины, чтобы она остановилась.

Кузнечик больше не пел.

* * *

Машина пошла дальше, и дети остались стоять на дороге.

— Ну что, не болит? — спросил один из мальчишек, пристально глядя на Кирика.

— Ни капельки, — ответил Кирик. — Он умер, кузнечик, вот и болеть перестало. Теперь уже не страшно. А вы слышали, как он пел у меня в животе? Я сижу, а он ворочается там, ворочается, а потом как запоет!

— Неправда, — сказал Янук. — Это тебе показалось.

— Как неправда? — подскочил к нему Кирик, сжав кулаки и выставив вперед грудь. — Или ты глухой, что не слышал? Четыре раза пропел. Ну разве я вру, хлопцы? — он обернулся и сердито посмотрел на остальных ребят. — Ну скажите — разве я вру? Вы же слышали?

— Слышали, — ответили мальчики. — Вот так в животе и пел, чтоб не сойти нам с места, если врем!

— А он говорит — не пел!—приободрился Кирик и провел рукой по животу. — Как же не пел, если я сам слышал? Враль ты, Янук, вот кто!

Но и Янук уже приходил в ярость.

— Кузнечик пел, да только не в твоем животе, а в сене, — упрямо сказал он. — В кузове сено лежало, вот он в сене и пел. Я хорошо слышал. А вы выдумали — в животе! Разве услышишь, как поет кузнечик в животе?

— Не ври! — снова набросился Кирик на Янука.

— А зачем врать, если я того кузнечика в сене поймать хотел? — обидчиво твердил Янук.

— Поклянись!

— А зачем клясться, если она тоже слышала? — и Янук указал рукой в сторону Нины. — Она рядом со мной сидела и все слышала.

— И ты слышала? — спросил Кирик, широко раскрыв глаза.

— Нет... — пробормотала Нина, но взглянула на Янука и решительно заявила: — Слышала!

— В сене?

— В сене, — подтвердила она.

— Ну тогда, хлопцы, нам нечего с ними говорить, — сердито произнес Кирик. — Идемте! — и запылил босыми ногами по дороге, а вслед за ним направились двое его близких дружков.

День приближался к концу. Солнце стояло слева от дороги, за Днепром, над лесом. Справа уже висел над горизонтом бледный, еле заметный серп месяца. Жаворонки опускались с высоты и, похлопав крыльями, садились в рожь. От придорожных деревьев и кустов ложились длинные тени, со стороны Днепра потянуло вечерним холодком. Трое мальчишек быстро шли вперед, совсем не оглядываясь. До деревни оставалось километра два, и надо было поспеть к приходу с поля стада, чтобы помочь матерям загнать скотину в хлев.

Не спешили только Янук и Нина. Чтобы Нине не было скучно, Янук рассказывал ей самые различные увлекательные планы.

— Когда мы вырастем, то поедем в большой-большой город и будем там жить, — сказал он. — У нас будет очень красиво в комнате, и ты будешь печь мне настоящие коржики. Из белой муки. Хорошо, Нина?

Нина, которая считала за честь дружить с Януком, потому что его мать и отец — учителя, сразу согласилась.

— Хорошо, — сказала она, — поедем.

— Я тебе буду покупать конфеты и пряники, а мороженое мы есть уже не будем.

— Не будем, — снова согласилась Нина. — А может, Янук, кузнечик пел в животе?

— Нет, — авторитетно заявил Янук. — Это так показалось. Я сам слышал, что в сене. Он большой чудак, этот Кирик. Так мой отец говорит...

2

Солнце уже заходило, когда Кирик и его дружки — Антон и Славка — входили в деревню. На краю деревни они оглянулись. Янук и Нина медленно шли следом, о чем-то оживленно разговаривая. Вот Янук взмахнул рукой, и Кирик догадался, что он срывает васильки. Потом они будут плести из этих васильков венок, который Нина наденет себе на голову. Януку не нужно спешить, Нине тоже, ибо у нее немало братьев и сестер, и Кирик завидовал им. Однако он и виду не подал перед Антоном и Славкой.