В неладах
Шрифт:
Черезъ полчаса онъ пошелъ обратно въ спальню къ жен, но спальня оказалась запертой на замокъ.
— Груша! — крикнулъ онъ. — Отвори!
Отвта не послдовало.
Потроховъ стучался долго. Жена не отворила ему.
Потрохову пришлось спать въ кабинет.
III
Потроховъ всталъ, какъ и всегда, чтобы, напившись кофе, идти къ себ въ лавку. Въ столовой пыхтлъ самоваръ, стоялъ кофейникъ, но жена не выходила изъ спальни, и спальня была заперта.
Онъ постучался въ дверь и какъ можно боле ласковымъ голосомъ
— Грушенька, съ добрымъ утромъ! Вставать, милочка, пора! Девятый часъ. Самоваръ на стол.
Въ отвтъ послышался голосъ жены:
— Я спать хочу! Съ самоваромъ можешь одинъ возиться.
Потроховъ подумалъ: «все еще того… дуется… И сонъ не подйствовалъ».
Выпивъ стаканъ кофе, онъ опять стукнулъ въ дверь и крикнулъ:
— Мн въ лавку уходить надо, но…
— Ну, и проваливай! — отвчала изъ-за двери жена.
— Да дло-то не въ этомъ. А передъ уходомъ въ лавку, я хотлъ посовтоваться съ тобой, что намъ взять на завтра въ театръ — два кресла или ложу.
— Что хочешь, то и бери. А мн никакого театра не надо.
«Не сдается, не сдается. Все еще грызетъ удила», — опять подумалъ онъ, умолкъ, въ лавку идти медлилъ, отдалъ ключи отъ лавки приказчикамъ и ждалъ, когда жена выйдетъ изъ спальни.
Пробило девять, а жена все еще не показывалась изъ спальни. Часовая стрлка передвинулась къ половин десятаго, и Потроховъ былъ какъ на иголкахъ. И съ женой ему увидться хотлось, да и въ лавку нужно было идти. Въ десять часовъ утра онъ назначилъ придти въ лавку агенту заграничнаго торговаго дома Мертингъ и сынъ, чтобъ сдлать ему заказъ на товаръ. Агентъ былъ прізжій и сегодня собирался ухать въ Москву за заказами.
Потроховъ вздыхалъ.
— Ахъ, ты жизнь купеческая! Ухать изъ дома — пожалуй, жену прозваешь, караулить жену — можетъ агентъ ухать. А товаръ сезонный, нужный.
Но вотъ въ начал одиннадцатаго часа изъ спальни раздался электрическій звонокъ. Жена звала горничную. Потроховъ встрепенулся.
«Слава Богу, наконецъ-то выйдетъ! — подумалъ онъ. — А агента найду я въ гостиниц. Онъ всегда у себя завтракаетъ въ первомъ часу». Но тутъ-же сейчасъ хлопнулъ себя по лбу и проговорилъ:
— Боже мой, какъ-же я могу увидть агента въ часъ, если я сейчасъ общался сегодня вмст съ женой обдать! Кругомъ вода…
Такъ какъ дверь въ спальню была открыта для горничной, то Потроховъ вошелъ въ спальню. Жена въ юбк, въ туфляхъ и въ ночной кофточк умывалась.
— Здравствуй, другъ мой, — сказалъ онъ. — Я все тебя жду.
— Совершенно напрасно. Могъ-бы, какъ всегда, уходить въ твою лавку, — отвчала жена, отираясь полотенцемъ. — Воображаю я, сколько у тебя черезъ это убытка! Приказчики рубль утаили.
— Не смйся, душечка… Смяться грхъ надъ этимъ. Вдь все это для твоего-же благосостоянія…
— Ахъ, ничего мн этого не надо! Лучше кусокъ чернаго хлба да състь не въ тоск.
— Я пришелъ къ теб сказать, что нельзя-ли сегодня намъ пообдать въ два часа дня вмсто часу? Въ часъ мн нужно видться съ агентомъ торговаго дома…
— Когда хочешь, тогда и обдай. Хоть въ три, въ четыре…
— Нтъ, въ два… Я пріду съ ложей. Я ршилъ ложу въ театръ взять… Насъ двое, но пригласимъ твою маменьку, пригласимъ твою сестру Врочку.
— Кого
хочешь, того и приглашай.Минутъ черезъ пять жена накинула на себя фланелевый пеньюаръ и направилась въ столовую пить кофе. Мужъ послдовалъ за ней.
— Завтра въ театръ, а въ воскресенье можно въ циркъ, — продолжалъ онъ, лебезя около жены. — Днемъ я свезу тебя на бга. Тамъ общество…
Жена молчала и прихлебывала ложечкой изъ чашки кофе.
— Видишь, сколько я для тебя развлеченій надумалъ!
— Для себя, а не для меня… — былъ лаконическій отвтъ.
— Ахъ, дружечекъ! Да разв мн нужны развлеченія!
— Знаю. Для тебя развлеченіе лавка, укарауливаніе, чтобъ полтинникъ не пропалъ'.
— Ты для меня лучшее развлеченіе. Ты одна…
— Похоже…
— Вотъ сегодня обдать съ тобой буду. Привезу теб для закусочки икры паюсной. Или нтъ, ты, кажется, сардины любишь, такъ я маленькую коробочку…
— Сардины дешевле… — уязвила жена.
— Богъ мой, да разв я изъ-за дешевизны! Я чтобъ теб угодить. Ну, икры, икры! Даже свжей икры! Такъ въ два часа будемъ обдать? Въ два? Я явлюсь съ икрой и ложей.
Потроховъ смотрлъ на часы. Его всего передергивало. Было ужъ одиннадцать. Въ лавку ему нужно было спшить необходимо. Вчера подъ вечеръ онъ получилъ новый товаръ и онъ лежалъ нерасцненный, а нерасцненный его продавать было нельзя. Товаръ модный, давно ожидаемый. Но въ то-же время Потроховъ и жену боялся оставить одну. «А вдругъ какъ исполнитъ угрозу и убжитъ?» — думалось ему.
Онъ пошелъ въ спальню переодться. Узлы съ бльемъ и сундукъ съ нарядами бросились ему въ глаза.
«Вдь ужъ это, значитъ, не на шутку она сбиралась ухать, — разсуждалъ онъ. — Ахъ, глупая баба! И какая причина? Только лавка и вотъ что я мало нахожусь дома… Ужъ не остаться-ли съ женой до обда?»
Но тутъ въ голов его мелькнули агентъ торговаго дома, нерасцненный товаръ.
— Нельзя, нельзя оставаться! Бойкое время, самое горячее время для торговли. Присутствіе мое необходимо. Прозвать такое время — не на что будетъ и ложъ въ театръ брать и свжую икру покупать. Поду!
Онъ взялъ шапку и вышелъ къ жен въ столовую, стараясь улыбаться.
— Мн кажется, Грушеночекъ, что узлы-то ужъ можно теперь развязать и изъ сундука все вынуть, — сказалъ онъ. — Покозырилась передъ мужемъ — и будетъ, урокъ ему задала — и достаточно.
Она отвернулась отъ него и проговорила:
— Узжайте скорй въ лавку, узжайте. Несносно.
— Да, надо… Необходимо хать… — пожалъ онъ плечами. — Агентъ… модный товаръ… Ты ужъ преложи гнвъ на милость. Въ два часа я буду дома съ ложей и икрой. Обдъ-то заказала? — спросилъ онъ.
— Нтъ. И не буду заказывать. Пускай кухарка что хочетъ длаетъ.
— Какъ-же это такъ? Такъ нельзя…
Онъ позвонилъ кухарку. Часы показывали четверть двнадцатаго.
«Товаръ расцнить… Въ часъ дня въ гостиниц у агента. Ахъ, да… Сегодня по векселю двсти рублей платить. Придутъ получать. Надо приказчикамъ деньги передать для уплаты»… — мелькало у него въ голов.
Кухарка стояла передъ нимъ.
— Двсти рублей по векселю… — началъ онъ и тутъ-же плюнулъ. — Впрочемъ, это теб не надо знать! Богъ мой… Вотъ ужъ путаться начинаю.