В неладах

Тяжело вздохнувъ, Потроховъ побжалъ въ прихожую одваться.

Когда онъ сбгалъ съ лстницы, въ голов его все перепуталось: жена, вексель, ложа, цитра, икра, подушка. Все это вертлось въ его глазахъ, какъ въ калейдоскоп.

— Извозчикъ! — закричалъ онъ, выбжавъ на подъздъ. — На Царскосельскій вокзалъ!

V

Жена и вексель не выходили изъ головы Потрохова, пока онъ халъ на извозчик до вокзала.

„Протестуютъ вексель у нотаріуса — сраму не оберешься. Что про меня говорить будутъ въ рынк? Вдь это мараный купецъ… Поди, разсказывай потомъ, какъ это случилось, что не уплатилъ вовремя по векселю — никто не повритъ, — разсуждалъ онъ, — Ахъ, женушка, женушка! Какъ ты меня подкузмила. Впрочемъ, вотъ что я сдлаю: сейчасъ на вокзал въ буфет напишу въ лавку письмо, чтобы приказчики уплатили по векселю, и пошлю письмо съ посыльнымъ. Посыльныхъ на вокзал много. А ужъ приказчики къ пяти-то часамъ наврное ужъ двсти-то рублей наторгуютъ“.

Онъ подъхалъ къ вокзалу, быстро разсчитался съ извозчикомъ, вбжалъ по ступенькамъ, но тотчасъ-же узналъ, что поздъ черезъ дв минуты отходитъ. Писать и посылать съ посыльнымъ не было уже возможности, не оставаясь до слдующаго позда. Онъ усплъ только взять билетъ и вскочилъ въ вагонъ, который тотчасъ-же и тронулся.

„Пошлю изъ Царскаго телеграмму въ лавку, чтобы приказчики заплатили по векселю“, — утшалъ себя Потроховъ, сидя въ вагон.

Но и это онъ сдлать забылъ, благодаря жен. Выходя въ Царскомъ Сел изъ вагона, онъ носъ къ носу столкнулся на станціи съ женой. Жена была съ саквояжемъ, съ маленькой подушкой и съ цитрой. Она ужъ возвращалась въ Петербургъ и сидла на скамейк въ ожиданіи позда.

— Грушенька! — крикнулъ онъ и со всхъ погъ бросился къ жен.

Жена сдвинула бровки, нахмурилась и сквозь зубы произнесла:

— А, такъ вы слдить?.. По пятамъ бгать?.. Но вдь это безполезно… Я все равно сбгу…

— Другъ мой… — радостно началъ Потроховъ, подсаживаясь къ ней.

— Пожалуйста безъ восторговъ… Языкъ вашъ говоритъ: „другъ мой“, а на душ у васъ лавка и приказчики, а вовсе не жена. Вы и за мной прибжали сюда только потому, что вы скандала боитесь, что вотъ вс заговорятъ, что я ушла отъ васъ вслдствіе жестокаго обращенія.

— Да какое-же жестокое обращеніе, Грушеночекъ, если я не знаю, какъ къ теб подладиться. Давеча я разлетлся домой на всхъ парусахъ съ ложей въ театръ, со свжей икрой и вдругъ объявляютъ, что нтъ моей милой Грушеньки, что ухала въ Царское Село. Я былъ потрясенъ, я былъ…

— Не орите такъ! На насъ посторонніе смотрятъ. Что вы актера-то изъ себя разыгрываете? — оборвала Потрохова жена и тихо прибавила:- Дуракъ…

— Все, все забылъ для тебя… — произнесъ нсколько сдержанне Потроховъ. — Все дло бросилъ, только-бы угодить теб. Завтра мы подемъ въ театръ, въ субботу въ циркъ, а въ воскресенье я возьму для тебя парныя сани на извозчичьемъ двор, и мы подемъ по островамъ кататься. Подъ сткой лошади будутъ, подъ голубой сткой и у кучера шапка бархатная съ уголками.

Жена сидла, отвернувшись отъ него, и тихо говорила:

— Ничего мн этого теперь не надо, ршительно не надо. Я все-равно отъ васъ сбгу. Только вдь несчастіе сдлало, что я домой возвращаюсь, а то ни за что на свт не вернулась-бы. Дура Голубкова опять съ мужемъ сошлась и перехала изъ Царскаго къ намъ въ Петербургъ.

— Вотъ видишь, видишь! Даже ужъ такая забубенная женщина, какъ Голубкова, и та обратно подъ крыло къ мужу вернулась, — подхватилъ Потроховъ. — А ты-то чего козыришься? Теб-то чего бжать? Тихая, скромная жена, которая до сихъ поръ воды не замутила… Я про тебя…

— Ну, не расхваливай, не расхваливай… Былая скромна, да не умлъ ты это цнить. А теперь я все-равно сбгу, я терпніе потеряла. Прідемъ въ Петербургъ, и я съ вокзала прямо къ Голубковой. Она хоть и сошлась съ мужемъ, но на два-три дня-то все-равно меня пріютитъ, пока я паспортъ себ выхлопочу у полиціи.

— Нтъ, Грушенька, ты этого не сдлаешь! — произнесъ Потроховъ.

— Сдлаю, — пробормотала жена.

— Не сдлаешь, если узнаешь, сколько я дла торговаго изъ-за тебя опустилъ.

— Сдлаю. Что мн торговое дло! Плевать я хочу на торговое дло!

Тутъ Потроховъ опять вспомнилъ про вексель, хотлъ посылать телеграмму въ лавку, но раздался звонокъ, возвщающій, что поздъ отходитъ изъ Павловска. Времени для телеграммы не оставалось. Жена, а вслдъ за ней и Потроховъ бросились на платформу.

Вотъ Потроховы въ вагон. Потроховъ сидлъ рядомъ съ женой совсмъ растерянный. Общаніе жены, что она прямо съ вокзала подетъ къ Голубковой, не давало ему покоя. Жена дулась и сидла, отъ него отвернувшись. Наконецъ, онъ произнесъ:

— Куда-же я дну ложу и свжую икру, которыя я купилъ для тебя?

— Ложу продашь, а икру самъ съшь, — былъ отвтъ.

Пауза. Потроховъ соображалъ, и наконецъ заискивающе и покорно сдлалъ предложеніе:

— Ангелъ мой, но не лучше-ли теб сейчасъ хать со мной домой и испытать два-три дня, какъ я перестрою для тебя жизнь? Вдь Голубкова не уйдетъ. Ты всегда къ ней успешь переселиться. Да наконецъ, неизвстно, приметъ-ли тебя на житье мужъ ея.

Аграфена Степановна начала сдаваться.

— Сегодня я поду къ Голубковой не совсмъ, а только чтобы узнать, примутъ ли меня, — сказала она.

— Но тогда зачмъ теб саквояжъ, зачмъ подушка, зачмъ цитра? Если ты явишься къ Голубковымъ съ этими вещами, это будетъ имть некрасивый видъ… Навязчивость, нахальство, — вотъ что это будетъ.

— Вещи мои ты можешь свезти домой.

— Ну, вотъ и отлично, ну, вотъ и спасибо. Но отчего теб непремнно надо сегодня хать къ Голубковымъ? Вдь это ты можешь отложить и на завтра.

— Я къ нимъ поду обдать. Они обдаютъ въ шесть. Я сегодня ничего не ла, понимаешь ты, я сть хочу.

— Но вдь можно и дома пость.

— Дома ничего не заказано кром щей и каши, а я ихъ терпть не могу. Да и наврно прислуга все это съла.

— Не можетъ быть. Щи наврное остались. Да вотъ что: по дорог домой можно захать въ колбасную и купить ветчины, фаршированную пулярдку. У насъ есть свжая икра.

— Далась ему эта икра!

— Грушенька, ну хочешь, я теб куплю фаршированную пулярдку?

— Да это разв обдъ? Я привыкла съ супомъ…

— Супъ къ ужину закажемъ… Твой любимый супъ съ клецками. Ужинать можно попоздне. Супъ, осетрина.

— Нтъ, нтъ. Я къ Голубковымъ, — упрямилась жена. — А то прямо со станціи въ ресторанъ… Надо привыкать къ ресторанамъ… Буду жить въ меблированныхъ комнатахъ, такъ безъ ресторана не обойтиться… Въ ресторан я пообдаю всласть, а потомъ къ Голубковымъ уговориться.

— Тогда подемъ въ ресторанъ вмст,- предложилъ Потроховъ. — И я пообдаю съ тобой. А то давеча дома одному мн ничего въ горло не шло, и я почти не обдалъ… Я сть тоже хочу.

Жена вздохнула.

— Вотъ навязчивость-то! То ты отъ меня бгомъ. скитался весь день одинъ, а теперь даже на часъ оставить не хочешь. Везд по пятамъ, — проговорила она.