В объятии Зверя. Том 2

— Над вами я командир, — осёк его Рейван. — Крепость она не покинет, не о чем тревожиться.

Рейван шёл впереди по тёмной промёрзшей галерее, освещённой факелами. Его плечи из-за меха плаща казались Маррей вдвое шире. Она любовалась его воинственной фигурой с дерзко болтающейся по спине косой и чувствовала, как внутри неё пели песнь терпкое вино и настоявшаяся страсть.

Остановившись у покоев, Рейван отворил тяжёлые, обитые железом деревянные двери. Летом они берегли прохладу, а зимой сохраняли тепло очага. Он пропустил Маррей вперёд и вошёл следом. Рейван желал обнять Владычицу на прощание, но пока решался сделать это, Маррей сама приблизилась и коснулась лицом его лица. Он встретил её губы и тронул их едва слышно. Ощутил запах её волос и понял, что не сможет уйти. Маррей положила руки ему на плечи. Рейван вздрогнул.

— Что с тобой? — Она отвела в стороны тяжёлый ворот плаща и увидела, что плечи Рейвана перекошены. — Что с твоей спиной?

— Я был ранен, — нехотя ответил он.

Маррей потянула его ближе к свету. Её пальцы справились с застёжками его одежды обычно, рутинно. Он почувствовал в её движениях немалый опыт и ощутил страх. Многих немощных она излечила, многим помогла, но он не желал от неё сочувствия, не хотел быть слабым перед ней.

— Я лишь взгляну, — успокоила она.

— Взгляни.

Маррей встала у Рейвана за спиной, прижала пальцы к позвоночнику, надавила на мышцы. Он желал её прикосновений — но не таких изучающих.

— Левая часть спины ослабла после рассечения, — сказала она. — Это был топор?

Рейван вздохнул.

— Нужно наложить стягивающую повязку, чтобы уменьшить нагрузку на правую часть. Тогда со временем должно выправиться.

Владычица говорила о том, что ему и без того было известно, и Рейван молчал, вслушиваясь в движения её пальцев.

Маррей прильнула к нему.

— Я тоже очень скучала по тебе, — прошептала она.

Рейван не пошевелился: боялся сделать что-то не так и спугнуть её.

— Ляг, я перевяжу тебя, — сказала она.

Рейван сел на постель. Маррей отправилась к столу, где лежали её лекарские принадлежности.

— Ты не похож на себя, выглядишь потерянным, — сказала она, обернувшись. — У риссов всё сложно?

Рейван с удивлением взглянул на Маррей. Она никогда не любила войн, остерегалась близости битв — и вдруг задала вопрос, на который не пожелала бы знать ответ. Он промолчал.

Рейван лёг и ощутил, как тело утонуло в мягкости постели. Гул усталости растворился на пушистых ворсинках одеял. Он глядел на Маррей, увлечённо готовившую материю для перевязки, и с упоением ждал, когда она прикоснётся к нему.

— Я ищу способ избавить тебя от Причастия, — сказала Владычица, сжав в ладони перевязь. — Завтра всё решится. Я уверена, что всё получится, и мы сможем быть вместе… Рейван? Слышишь?

Он не отозвался. Маррей повернулась и увидела, что кзорг заснул. Она неуверенно подошла и взобралась на постель.

За стенами цитадели царствовала самая долгая ночь в году. Плясала метель, и призраки носились верхом на снежных вихрях.

Маррей приблизила лицо к Рейвану и вдохнула его запах: хвои, яблок и хмельного мёда. Она положила ладонь ему на грудь, и перед глазами представился дом, который у них обязательно будет: светлый, тёплый, наполненный детскими криками. Она обняла Рейвана крепко, жадно.

«Как я хочу быть с тобой!»

Покой разлился в душе, Маррей закрыла глаза и, наконец, уснула.

Под утро Владычица продрогла. Сев на постели, она испуганно оглядела комнату. Рейвана не было, лишь бледный свет сочился из крохотного проёма окна, растворяя мрак.

«Он ведь не приходил, — сообразила Маррей. — Он не был здесь. Зима — перевалы закрыты. Это всё вино. Всё — сон…»

Сердце захлестнула печаль, но вместе с ней заблестела и робкая благодарность за принесённое духами видение.

Взошло холодное солнце, и под его лучами туманы расступились. Владычица, закутавшись в плащ, взобралась на башню цитадели. Взгляд её был устремлён на север, где вдали острыми пиками вздымались в небо снежные рисские горы. Маррей не надеялась увидеть на бескрайних просторах следы Рейвана, но лишь хотела узреть те же силуэты, что и он. Она чувствовала, что он сейчас тоже думает о ней, и глаза её заслезились то ли от ветра, то ли от неуёмной тоски.

Позади раздались шаркающие шаги. Маррей обернулась и увидела отца Сетта.

— Я ждал тебя в процедурном зале, — сказал он. — Думал, что ты, как проснёшься, сразу со всей прытью побежишь проверить эликсиры. Я никак не ожидал отыскать тебя здесь!

— Не томи, Сетт! — резко воскликнула Владычица. Глубокие плачущие глаза её загорелись. — Говори, что там?!

— Никаких шансов на свободу у кзоргов нет, — тяжело вздохнул старый хранитель. — Жидкости мутные, как тина. Бесполезно, Маррей.

Отец Сетт развернулся и медленно побрёл вниз. Беспросветное отчаяние обрушилось на Маррей. Она вцепилась пальцами в холодную твердь стены, устремив взор на север.

8 Не бойся, верь!

Копыта тонули в грязи весенней дороги. Как только в южных горах сошёл снег, Владычица Маррей покинула стены Харон-Сидиса и направилась в Рону. Надежда одолеть Причастие превратилась в прах, и душа её скорбела от бессилия. Лишь мысли о встрече с Владычицей Кордой были единственным, что согревало её. Старшая жрица много знала о материнстве и о любви и могла даровать крупицу утешения. Ведь она была его матерью. С Маррей следовали два кзорга-телохранителя, не отходившие от неё ни на шаг.

На выезде из ущелья Харон-Сидиса, на распутье дорог стоял храм Великой Матери, и Маррей решила остановиться здесь на ночлег. Давно она не была под сенью Богини и желала теперь преклонить колени у её каменного изваяния и помолиться.

Жрицы встретили Владычицу настороженно, а её кзоргов не пустили во внутреннюю часть храма. За трапезой Маррей услышала ропот: слухи о её кощунственной любви к кзоргу разнеслись по земле, и теперь все молоденькие жрицы смотрели на неё с укоризной и шептались меж собой.

— В чём дело? — строго спросила Маррей у матери Эдны — настоятельницы храма.

Старая жрица смерила Владычицу презрительным взглядом.

— Женщины не хотят рожать детей, — произнесла она. — Они боятся грядущей войны и разорения. Они берут пример с тебя — потому что ты вертишь хвостом и не рожаешь своему мужу. Это неправильно.

— Я не желаю давать детей человеку, разжигающему войну.

— Войны всегда были и будут, Маррей, — сказала мать Эдна. — Но если мы откажемся от своего долга, миру придёт конец. Первое проклятие, что постигнет мир перед концом, уже случилось — женщины перестали приносить в мир новую жизнь.