В одном шаге
Шрифт:
— Меня самого удивляло полное отсутствие активности, когда запрещалось проводить набеги на неприятеля. Неприятель спокойно, и без нашего противодействия занял Эллиоты, затем Дальний, а нашим миноносцам и крейсерам во избежание потерь запрещалось им противодействовать. Но так войны никогда и никто не выигрывал.
Матусевич ничего не ответил, даже отвернулся, чтобы Вирен не увидел у него саркастической ухмылки. И дело в том, что сам Роберт Николаевич, став во главе эскадры после несчастного боя в Желтом море приложил массу усилий, чтобы ее боевую мощь превратить в ничтожную величину, разоружив корабли, и отправив артиллерию вместе с экипажами на оборону порт-артурских укреплений. И вроде не дурак совсем, и в храбрости ему не откажешь, но какое-то массовое умопомешательство произошло у адмиралов и командиров, с их общим нежеланием вообще выходить в море и там искать неприятеля, навязывая ему свою волю. И ведь после боя была возможность, и тогда бы смогли захватить Дальний, только этим моментом не воспользовались. И ответ на этот прискорбный факт следует искать в
Сейчас Николай Александрович начинал понимать, что основная причина поражения на море в самих людях, вернее в тех, кто руководил флотом из столицы, и особенно из Мукдена. И главную роковую роль сыграл сам наместник, адмирал Алексеев и его начальник штаба контр-адмирал Витгефт, который открыто признавал, что никакой он не флотоводец. Милейший человек, и смерть принял на мостике бестрепетно — но что хорошо для христианских проповедников, нельзя прятать под морской мундир. Эти два самодура такое сотворили с флотом, принеся на него полную безответственность, упрятанную за бесконечными совещаниями и советами, что тот как боевая сила просто перестал существовать.
Ведь ничто не поражает команды как безделье, и нежелание выходить в море, чувствуя себя там как «дома», по образному выражению покойного вице-адмирала Степана Осиповича Макарова. Но стоило хорошенько встряхнуть «отцов-командиров», дать им почувствовать «вкус» победы, как охотничьей собаки затравить первого зверя, как все стремительно стало изменяться, все, от кочегара до маститого каперанга, разом вспомнили недолгое командование «беспокойного адмирала», что заставлял броненосцы выходить в море, и действовать там подобно крейсерам…
— Принимайте все это обширное хозяйство, Михаил Федорович, и действуйте, так как надлежит, однако, не теряя времени.
Матусевич посмотрел на контр-адмирала Лощинского, что со сдвинутой на затылок фуражке, напоминал лихого мичмана из времен своей молодости. Заведующий морской и минной обороной Порт-Артура, находящийся в подчинении коменданта крепости, он получил великолепный шанс для карьеры — стал капитаном порта, который уже де-факто является главной базой флота, а должность фактически дает возможность шагнуть на «ступеньку» вверх по карьерной лестнице.
Момент как раз знаменательный — в Талиенванский залив начали входить многочисленные пароходы с войсками, которые сопровождали два приземистых броненосца «Севастополь» и «Полтава», первый шел под флагом контр-адмирала Рейценштейна. Николай Карлович еще толком не оправился от ранений, но рвался в бой, хотя здоровье ему вряд ли позволяло отправиться надолго в море. Но здесь он как раз придется кстати — боевой адмирал с двумя броненосцами наглухо перекроет путь трем оставшимся у Того броненосцам. А вот «Цесаревичу» и «Ретвизану» предстоит отдуваться за них в море — под брейд-вымпелом капитана 1-го ранга Щенсновича, дерзновенного поляка, да с крейсерами Эссена с дестройерами, они совершат «прогулку» к Эллиотам, где постараются разделать все «под орех», чтобы японскому командующему было труднее там обосноваться. И высадить десанты — несомненно, что запасы японского флота должны быть захвачены и вывезены, пока из Сасебо эскадра самого Того не пришла.
Момент был самый благоприятный, а в такой ситуации даже три лишних дня могут оказать сильнейшее влияние на ход войны в целом, теперь главное время не упустить понапрасну. Но Щенснович с Эссеном это «гремучая смесь», два самых энергичных и бесстрашных командира флота. И предстоит им всего за сутки столько безобразия учинить для японцев, сколько смогут — а с двумя лучшими броненосцами и парой быстроходных крейсеров понаделать можно много и всякого. Ему самому предстоит слишком много сделать тут в городе, на берегу, Дальний мало занять, его еще и удержать надобно. А сейчас нужно разобраться как можно быстрее в обстановке, и оприходовать те огромные запасы, что тут складированы. Тут каждая минута дорога, и Николай Александрович повернулся к контр-адмиралу Лощинскому — хотя все было обговорено заранее перед высадкой, но в планы сама жизнь постоянно вносила новые коррективы…
Глава 34
— Хм, а ведь в скорости мы мало в чем Камимуре уступаем, на пятнадцати узлах идем, Павел Петрович, а противник никак не опережает, хотя явно на сшибку настроен, стрелять начал с пятидесяти кабельтовых. А как бой повел Матусевич, когда принял командование после гибели Витгефта? Бедный Вильгельм Карлович, понимаю, вся тяжесть решения, которое он принял, просто его раздавила…
Скрыдлов ушел в боевую рубку, и сейчас стоял рядом с Ухтомским — к его удивлению князь весьма охотно вступил в должность начальника штаба, и не показал неудовольствия. Наоборот, возникло ощущение, что переложив с себя ответственность, он вроде как обрадовался. Да и на «Победе» он поднял свой флаг только в момент прорыва, так что не прикипел сердцем к кораблю, как это обычно бывает у адмиралов. И что удивительно — даже не стал переносить свой флаг на «Палладу», сказав, что раз Иессен командует крейсерами, так пусть и продолжает. При упоминании последнего Скрыдлов чуть не скривился — потерять лучший крейсер только ради того, чтобы навести «лоск» и удивить генералов на берегу, самая глупая затея. Так что флаг на искалеченном крейсере любезный
Карл Петрович будет до тех пор, пока «Богатырь» снова в строй не войдет.— Николай Александрович решительно сблизился с противником на двадцать кабельтовых, отказавшись вести бой на дальних и средних дистанциях. От наших фугасов японские корабли слишком хорошо забронированы, а с двадцати трех кабельтовых стали стрелять бронебойными снарядами, они и нанесли больший ущерб японцам. А сейчас открывать огонь из шестидюймовых пушек не стоит — повреждений серьезных не причиним, а вот шестерни и дуги подъемных механизмов сломаем обязательно. Такое у нас вначале сражения в Желтом море постоянно происходило, пока сообразили, что сорок кабельтовых для «шестидюймовок» Кане более-менее приемлемая дальняя дистанция. А с восьмидюймовых орудий уже можно начинать пристрелку, как и из башенных орудий броненосца — нельзя давать противнику вести огонь безнаказанно. И лучше сблизится — сейчас волнение и нижние казематы вражеских броненосных крейсеров начнет заливать.
— Два румба влево, — Скрыдлов и сам понимал, что важно как можно быстрее сократить дистанцию до этих самых 23 кабельтовых, и задействовать в полной мере скорострельные 152 мм пушки. И волна, самое главное именно она поможет вести бой на такой дистанции — появляется возможность буквально засыпать неприятеля бронебойными снарядами. Командующий флотом прекрасно понимал, что в среднем калибре полное равенство — по 27 шестидюймовых стволов, правда, на «Рюрике» еще могут стрелять три 120 мм пушки, но это несущественно. Зато сейчас волнение не даст противнику задействовать нижние казематы на своих крейсерах, а это минус одиннадцать стволов, и каждый неприятельский корабль будет иметь в бортовом залпе по четыре 203 мм и 152 мм орудия, в то время как на высокобортных русских кораблях мощь залпа останется прежней. А вот шестнадцать орудий среднего калибра против тридцати разница более чем существенная, и не в пользу японцев. Единственное, в чем неприятель превосходит, так это в крупнокалиберных башенных орудиях — их шестнадцать, способных стрелять семипудовыми снарядами. Точно такими же по весы снарядами стреляют пушки «Рюрика» старого образца, а вот «облегченные» снаряды новых орудий «России» и «Громобоя» весят всего пять с половиной пудов, и по выбрасываемой в залпе стали и взрывчатки четыре русских орудия равны всего трем японским. Так что случись стычка три на четыре — поражение было бы гарантировано, но присутствие «Победы» меняло все кардинально. Дело в том что 254 мм снаряды в четырнадцать пудов не просто весят вдвое больше, они обладают дополнительной мощью — пробьют толстые плиты, и такие, на которых 203 мм снаряд оставит вмятину. Так что за счет этого можно считать главный калибр почти равным, а вот сближение с неприятелем даст уже определенное, однако незначительное преимущество — слишком хорошо забронированы «асамоиды», их даже 305 мм орудия русских броненосцев не сразу «проймут», что показало недавнее сражение.
— Будем сближаться, японцы сами не собираются отступать — еще бы, им нужно взять реванш за поражение в Желтом море. А нам тоже нужна победа, которую достичь можно только на «Победе»!
Скрыдлов удивился от собственных слов — все же в шестьдесят лет не ожидал от себя подобного каламбура. Николай Илларионович почувствовал нарастающее возбуждение — словно вернулась молодость, когда он на катерах с шестовыми минами атаковал турецкие мониторы и пароходы на Дунае. Возможно, будь иная ситуация, он бы постарался избежать схватки, но не сейчас — тут с одной стороны сыграло самолюбие, ведь Матусевич его подчиненный, одержал яркую и блестящую победу, а он чем плох в такой ситуации. А с другой стороны наличие броненосца сыграло свою роль — бортовой залп «Победы» превосходит таковой у «России» и «Громобоя» вместе взятых, и на долю «Рюрика» еще что-то останется. Жаль, что усилить артиллерию больших крейсеров невозможно — ему уже подавали докладные записки, что на баке и юте «рюриковичей» нужно поставить 203 мм орудия со щитами. И тогда в главном калибре русские крейсера не будут уступать японским, а по общему количеству стволов за счет не стреляющего борта превосходить в полтора раза — шесть орудий против четырех. А сами пушки прикрыть пятидюймовыми плитами казематов или трехдюймовой толщины большими щитами — такая броня способна устоять перед 152 мм снарядом. Работы можно было провести за месяц, даже не ставя корабли в док, у причальной стенки, если бы не одно «но» — производство восьмидюймовых пушек прекратили в прошлом году, остановившись на магической цифре «тринадцать». «Умные головы» в Адмиралтействе решили, что больше таких пушек не нужно, а потому на первое место в их расчетах вышла так называемая «экономия», от которой моряки материли и высокопоставленных адмиралов, и даже великого князя Алексея Александровича, к которому все офицеры относились неприязненно, за глаза именуя «семь пудов августейшего мяса». И было отчего сильно недолюбливать этого сибарита, не желающего по-настоящему работать, а только «отбывать номер», превратив свою должность в источник доходов, а сам флот в своего рода «боярскую вотчину».
Это надо же так «сэкономить» подсчитывая поштучно стволы — по четыре на «Россию» и «Громобой», по паре на броненосный крейсер «Баян» и канонерскую лодку «Храбрый», а еще одно орудие для проведения должных испытаний на артиллерийском полигоне для составления таблиц стрельбы. И никому из носящих «орлы» на погонах не пришла в голову простая мысль — орудия ведь могут быть повреждены, стволы расстреляны, и чем тогда возместить убыль. Да и на «Рюрик» бы не помешало изготовить комплект новых пушек, да заменить ими устаревшие, но опять же «экономия» — зачем менять пушки, если они еще стреляют. И зачем про запас делать пару стволов — они, что напрасно в арсенале на хранении лежать будут.