В оковах его власти

Я набрал своих людей и узнал все значимые для себя подробности.

—Бессмертный пони решил проверить на прочность свое лицо, толкая слухи о девочке Рустама. Он и дал ему в лоб, не думаю, что там что-то серьезное. Ну немного потаскало парня. При наличии большего количества времени можно было бы разукрасить поярче.

Ну ясно, все как я и думал. Сместив все свои дела, я поехал в университет. Понятное дело, что меня хотели подоить, потому что ситуация выеденного яйца не стоила по сути своей. Защищали честь дамы, и это абсолютно нормально. Даже в мое время такие вещи не обсуждались, и уж тем более никто не вызывал родителей для свершения показательной порки. Но, наверное, очень много зависело от того, кто твои родители. В любом случае. Всем во все времена хотелось достичь чего-то большего за чужой счет.

Приехав к универу, ощущая при этом нешуточное волнение от встречи с сыном, я заставил себя выдохнуть и досчитать до десяти. Такая тренировка неплохо помогала сконцентрироваться перед важными выступлениями. Здесь — волнение в разы больше. Мне предстояла главная встреча за очень долгое время. В здание шел словно окруженный дымкой.

И, как говорится, ожидание и реальность очень редко бывают сопоставимы.

—Ну здравствуй, сын, — сказал я, рассматривая Рустама, злобно вышагивающего мне навстречу. —Не на такую встречу я рассчитывал.

Я знал его раздраженным, знал расстроенным, но бешеным не знал. Сейчас бурлившая смесь очень напоминала мне самого себя в молодости. Когда-то я точно также реагировал на все, сметая преграды перед собой с такой же лёгкостью, как разносил карточные домики. Одним пальцем. В хлам.

Он бросил на меня злющий взгляд и прошипел в ответ:

—Я вообще ни на что не рассчитывал.

Разговор не клеился с самого начала, но можно ли в том винить хоть кого-то, кроме меня? Вслед за нерадостными приветствиями посыпались упреки, и я опять реагировал не так, ка должен был. Разозлился по-своему.

—Не хочешь сказать «спасибо», что ты сын мэра, и любые вопросы решаться будут по щелчку?

Это я зря, конечно. Но сказанное не воротить, меня тоже пробрало от вспыхнувшей искрой эмоции. Пусть я себе и запрещал быть. Это возымело успех в какой-то степени, но заставило лицо сына исказиться сильнее. Теперь он был готов накинуться на меня.

—Знаешь, мэр, я бы и без тебя все решил, мне для этого необязательно даже носить твою фамилию, — буквально выплюнул сын, и я ощутил воображаемую оплеуху, удачно посланную мне в ответ.

В этом он прав, как во всем, что было после. Не стоило мне Василису вспоминать, я себя сдал с потрохами. А в моих советах относительно осторожности в отношениях с преподавателем и подавно никто не нуждался.

И ревность в глазах зажглась, и опрометчивые выводы, не пойми на чем строящиеся. В этом был сейчас мой сын. Тот, который еще недавно олицетворял безудержное веселье и не обремененность жизнью.

Но девушка точно задела его за живое, если судить по тому, как он ринулся с кулаками на меня. Ученик еще не превзошел учителя. Еще рано. Однако какие его годы? Все еще только начиналось…

—Хорошая хватка, но ты действуешь эмоциями, сын, а нужно включать холодный расчет.

Даже улыбнуться попытался, но у меня вышел лишь злобный оскал, за которым я скрывал то, как сильно скучал.

—Я рад, что не похож на тебя. И я тебе не сын, — контрольным выстрелом в голову он завершил свой марш-бросок по моей нервной системе. Мозги в кашу. Примерно так. Опоясывающая голову боль взяла меня в плен, на мгновение затуманив взор.

Порой ненависть принять проще простого, особенно, если ты готов к этому. Но я никогда не был готов к тому, что мой сын будет видеть во мне самого главного врага.

Но как бы он не хотел, реальность оставалась неизменной — он сын своего отца, и он точная моя копия в его годы. Только я не был настолько решителен и категоричен в отношении отца, и моя реальность несколько отличалась от его, но в целом, передо мной стоял я в восемнадцатилетнем возрасте. Ни дать, ни взять.

—Ты похож на меня больше, чем думаешь.

—Хер там валялся, — грубо прозвучало в ответ.

Он молча пошел в кабинет, где изначально была слегка приоткрыта дверь, завалившись туда в свойственной ему манере и сразу перевел взгляд на девушку, фото которой я уже видел. И да, она прекрасна, в этом спору нет. Напугана правда сейчас и смотрела куда угодно, только не на сына. Руки дрожали, и казалось, что она вот-вот упадет в обморок.

Спокойно, ребенок. Тебя тут вообще никто не смеет обидеть.

Случайным образом я выхватил часть разговора, чтобы уже полностью удостовериться в своих мыслях насчет Батьковича. Им на руку все, что случилось, и сказано это было с таким достоинством, словно он получил премию за выдающиеся достижения.

Мое хрипловатое приветствие заставило всех присутствующих вздрогнуть. Я все-таки умел задвинуть человека куда подальше так вежливо, что он и сам понять этого не смог бы порой. В этот раз вышло так, что мало не показалось всем, даже потерпевшей стороне. Испугался сопляк, что я добавлю.

Наверное, теперь стоило бы еще перед заведующей извиниться за весь сыр-бор, но то, как она на меня смотрела, уже многое пояснило. Не требовались лишние слова. Эта женщина по праву считалась святой для меня, потому что она участвовала в том, что называется «Спасение Белова от самого себя». Это она снова и снова давала мне, молодому сопляку, шанс, когда все вокруг махнули рукой.

Потому что она была и оставались человеком при любых обстоятельствах. Плюс ее волновали студенты как собственные дети, а это дорогого стоило.

Заткнув Григорьевича так, что он молчать теперь будет до гробовой доски в отношении меня и сына, я вышел прочь, сказав напоследок слова восхищения сыну.

—Вживую намного лучше.

Он не понял, опять не понял так, как мне бы того хотелось.

—Я тебе сейчас…

—Спокойно. Просто сделал комплимент, у моего сына прекрасный вкус.

В этом мы тоже были исключительно похожи. Несмотря на его жгучее желание этого не замечать. Бывают железобетонные факты.

—Надо поговорить. В спокойной обстановке и без свидетелей, — я взглянул на него серьезно, без шуток. Мольбы тут больше не было. Пришло время поговорить нам без истерик и обвинений.

—Сегодня занят, — отмахнулся от меня Рус, но в этом читалось и другое «для тебя я занят всегда».

Сложно было сохранять спокойствие, когда он так открыто бросался пренебрежением.

—Я не назначаю встречи, я ставлю перед фактом. И говорить ты будешь тогда, когда я приду. Не играй со мной в кошки-мышки, я не пацан с улицы, могу и заставить.

Никакого эффекта, кроме очередной волны удушающей ненависти.

—Катись ты.

Блядь, да что ж так сложно с тобой? Я думал, что меня порвет на части, несмотря на то, как я старался сублимировать. Снова и снова переключался на Машу, она меня успокаивала. Мысленно касался ее волос, а сам же дышал до десяти и обратно. Ничерта не помогало. Не помню, как доехал до офиса. Все в пограничном состоянии.