В открытом море(изд.1965)-сборник

«Если день морозный, то незамерзаемое море, конечно, окутано испарениями. Все это так, — рассуждал Кочнев, — но в тумане катер не решился бы войти на минное поле. Значит, на море небольшой ветер, он рассеивает туман. И все же видимость может быть плохой. Выжду», — решил он.

Катер бродил по минному полю минут сорок, затем вернулся на фарватер и кругом опять стало тихо.

Прошел час... два, а противник ничего не предпринимал. «Видно, погода нелетная», — заключил Кочнев и по переговорным трубам объявил:

— Всем заступающим на вечернюю вахту разрешаю отдыхать.

Кое-кто из подводников вновь улегся спать, а остальные, чтобы скоротать время, занялись: одни — шахматами, другие — чтением книг.

Командир с Жамкочьяном и штурманом ушли в каюту обдумывать, какое направление лучше всего выбрать для прорыва.

Кислород на подводной лодке расходовали бережно, так как не знали, когда удастся всплыть и открыть люки для притока свежего воздуха. С каждым часом в отсеках становилось все труднее и труднее дышать.

Дневной свет в этом краю фиордов и обледенелых скал держался недолго. По времени Кочнев определил, что на море уже наползла мгла, но он решил выждать: «Пусть утомятся насторожившиеся при наступлении темноты гидроакустики противника».

Капитан-лейтенант видел, как учащенно вздымались груди у старшин, матросов и офицеров. Люди дышали полуоткрытыми ртами, им не хватало кислорода. Он сам ощущал стук крови в висках. Руки и ноги, казалось, налились свинцом. Кочнев попытался зажечь спичку. Серная головка зашипела, но не воспламенилась.

— Дать кислород! — наконец приказал он. Загудели моторы вентиляции. Дышать стало легче, люди оживились.

После смены вахтенных неподвижно лежавшая лодка поднялась с грунта и, оставаясь на большой глубине, медленно двинулась вперед.

Она пробиралась среди черных шарообразных мин, колыхавшихся под водой лишь на несколько метров выше ее рубки. Стальные минрепы, державшие на якорях «рогатую смерть», были натянуты, как струны.

Вот левый борт лодки коснулся такого троса. И подводники уловили противный, царапающий звук, от которого ноют зубы. Скрежет медленно полз от отсека к отсеку и оборвался за кормой.

«Винтами не зацепились», — облегченно вздохнув, отметил про себя Кочнев и отдал распоряжение увеличить ход.

«Сейчас засуетятся катера противника», — подумал он и взглянул на гидроакустика. Но тот молчал. Только спустя некоторое время Иванов сообщил:

— Моторы заработали на всех катерах... Самый ближний идет наперерез нашего курса.

«Значит, известили друг друга. Но как они это сделали: ракетами или по радио?»

— Эх, был бы туман на море! — вслух произнес капитан-лейтенант.

— До чистой воды осталось четыре-пять кабельтовых! — известил штурман.

Лодка еще раз коснулась минрепа. Гребной вал пришлось застопорить и несколько секунд двигаться по инерции.

Шум ближнего катера уже ясно различали люди в носовых и кормовых отсеках.

— Полный вперед! — приказал Кочнев.

Первые бомбы разорвались несколько левее лодки.

— Право руля!

В погоню включился еще один катер. Теперь бомбы всплескивали то слева, то справа, то за кормой. От сильных взрывов лодка вздрагивала и покачивалась. Но дрожавший свет в электрических лампочках не гас. «Почему так странно и разрозненно действуют катера? — недоумевал Кочнев. — И скорость не полная... Наверное, боятся столкнуться друг с другом? Значит, на море туман, — обрадовался он. — Повезло нам!»

Стремясь скорее оторваться от катеров, капитан-лейтенант потребовал от механика:

— Дайте самый полный! Выжмите из машин все, что можно.

Погоня длилась недолго. Сначала отстал один катер. Потом перестал сбрасывать бомбы и другой. Гидроакустик уже не слышал никаких шумов.

— Оторвались! — сказал он.

Отойдя от берега миль на двенадцать, лодка всплыла под перископ. Кочнев, прильнув к окулярам, попытался разглядеть что-либо на море, но, кроме серой мути, ничего не увидел: кругом был густой туман.

— Приготовиться к всплытию! — приказал капитан-лейтенант.

Он первым поднялся по трапу, отдраил выходные люки и, выскочив на мостик, полной грудью вдохнул морозный солоноватый воздух. Казалось, не надышаться им.

И люди, стоявшие за его спиной, некоторое время не могли вымолвить слова.

Дымящееся на холоде море чуть слышно плескалось у борта.

— Налаживайте антенну, — сказал наконец Жамкочьян. — Теперь можно радировать: приказ нами выполнен.

«ПЕЛИКАН»

Тихоходный тральщик «Пеликан» был самым неказистым военным кораблем Балтийского флота. До войны этот тральщик вел трудовую жизнь буксирного парохода, таскавшего за собой по рекам и каналам Мариинской водной системы плоты и баржи.

В свежую погоду речники не решались на «Пеликане» выходить на просторы Ладожского озера, а обходили его спокойным каналом, так как судно заливало волной.

Еще при рождении, когда на буксирном пароходе были установлены котлы и паровая машина, он поразил судостроителей своим странным видом: нос у него нелепо задирался вверх, а корма глубоко сидела в воде.

— Не пароход, а пеликан какой-то, — огорченно сказал главный инженер. — Придется конструкцию менять.

Конструктор попытался переместить машины, выровнять своего первенца, но у него ничего не вышло. И кличка «Пеликан» стала именем буксирного парохода. Плавать на «Пеликане» считалось наказанием. На него посылали служить самых недисциплинированных и неряшливых речников. За долгий срок плавания он приобрел столь неопрятный и запущенный вид, что, наверное, более чумазого парохода не было ни в одном водном бассейне страны.

В первый же год войны, когда началась всеобщая мобилизация, «Пеликан» попал на военную службу. Его командир и военком встретились в ленинградском полуэкипаже. Старший лейтенант запаса Чариков прежде служил на Тихоокеанском флоте, а политрук запаса Соловой — на Северном. Оба они никогда не плавали на тральщиках, но свое назначение приняли с воодушевлением и вместе отправились в Свирицу принимать новый корабль.

Увидев буксирный пароходик, стоящий на реке, они оба помрачнели. Вид корабля не радовал глаз. Его обшарпанные мостик и рубка были скособочены, палуба захламлена, а труба помята и проржавлена.