В ожидании счастья
Шрифт:
— Отлично. С Эттой Мэй уже познакомилась?
— Да. Через неделю еду в школу для трудных подростков и юных матерей-одиночек рассказать о своей работе Мэй говорит, им нужно как можно больше положительных примеров. Никогда не думала, что смогу служить „положительным примером", но все равно я этим займусь. Думаю, это полезно. Жаль, что в Денвере до такого никто не додумался.
— Рада за тебя, Саванна. У каждого из нас своя жизнь, и нам некогда. Но есть эти дети — многие потеряли свою дорогу, им обязательно нужно помочь. Если
— Спасибо тебе за то, что ты это говоришь. Ладно, я уже должна ехать. Увидимся, скорее всего, на той неделе.
Глория немного удивилась второму звонку. Она ведь сдалась и купила Тарику другой телефон, ей надоело служить справочным бюро для подружек Тарика. Кто бы это мог звонить в пятницу вечером? Ее сердце часто забилось — что-то с Тариком? Потом она вспомнила, что он сидит наверху.
— Алло.
— Глория, это Берни. Что поделываешь?
— Телевизор смотрю. Как ты?
— Так себе.
— Что-то случилось?
— Глория, я в таком расстройстве не знаю, что со мной творится. То вроде все в норме а через минуту голова кругом идет. Курю как паровоз. Не можешь даже поверить, что еще выкинул Джон.
— Что?
— Из банка сообщили, что платеж по закладной на дом просрочен.
— Он что, не оплатил?
— Очевидно. Я позвонила этому козлу, и он сказал, что заплатил, что это какая-то ошибка. Он все время врет, Глория. А мой юрист говорит, что теперь уже ничего нельзя сделать.
— Ничего?
— Ничего, только ждать, что он заплатит.
— Кошмар.
— Знаю. Я не могу сидеть и гадать, заплатит он или нет. В один прекрасный день я приду домой и увижу, что он опечатан. А сама заплатить я не могу. Где я возьму деньги? Просто не знаю, что делать.
— Берни, а что там с судебным процессом?
— Это, вообще, черт знает что. Они все еще оценивают его имущество и доходы, а я до сих пор сижу в луже.
— А что твой адвокат? Поторопить она не может?
— Она и так из кожи вон лезет, но юрист Джона такой же скользкий тип, как и его клиент, чьи интересы он блюдет.
— А, черт! Слушай, а когда вас наконец разведут?
— Не знаю и знать не хочу.
Глория услышала, что Бернадин плачет. Это было невыносимо.
— Берни, ты что? — Бернадин на том конце попыталась взять себя в руки, но не могла. — Хочешь, я приду?
— И да и нет. Я тебя расстрою.
— Ничего подобного. За меня не волнуйся. Где детишки?
— Здесь, и тоже доводят меня.
— Я только причешусь. Жди меня через полчаса.
— В самом деле, не нужно, Глория.
— Знаю, но я уже иду. Включи телевизор — „Любовная лодка" живо тебя отвлечет. Сейчас я выхожу.
Глория откинулась в кресле. И почему это жизнь такая сложная? Да потому, ответила она самой себе. Однако мог же Господь сделать ее легче? Да, но мы бы этого не оценили. Глория поднялась
и постучала в комнату сына.— Чего тебе?
— Я еду к Бернадин, через час вернусь. Если будет мой телефон звонить, подойди, это я позвоню. Понял?
— Да, — сказал он, так и не открыв дверь.
Глория остановилась у дома Бернадин. Он выглядел как на Рождество: все окна были ярко освещены. Повернув ключ зажигания, она позвонила в дверь. Бернадин открыла, и Глория крепко обняла подругу.
— Спасибо. — Бернадин посторонилась. Глория вошла в гостиную и оглянулась. Все было перевернуто вверх дном. Зайдя, как обычно, в кухню, Глория увидела ниточку муравьев, потянувшуюся от выключателя к раковине.
— Где у тебя дихлофос, Берни? У тебя тут полно муравьев.
Бернадин так удивилась, словно сто лет не заходила на кухню.
— Муравьи? — Она нырнула под раковину, вытащила баллончик и как сумасшедшая принялась поливать насекомых. — Ненавижу этот дом! Здесь скоро термиты заведутся. Садись, Глория. Хочешь выпить?
— Кока-колу.
— У меня только пепси.
— Какая разница.
При звуке чужого голоса Джонни и Оника выбежали из своих спален.
— Здравствуйте, мисс Глория, — хором проговорили они. — А где Тарик?
— Дома, как и положено.
— А папа с нами больше не живет, — сообщила Оника.
— Я знаю.
— Ну-ка, марш отсюда! — прикрикнула мать. — И займитесь своими делами. Мисс Глория приехала ко мне. Дайте взрослым поговорить.
— Можно нам пепси? — попросил Джонни.
— Да. Наливайте сами и выкатывайтесь.
Дети ушли. Глория и Бернадин сели перед включенным телевизором.
— Ты „Любовную лодку" не смотришь? — спросила Глория.
— Не могу.
— Я надеялась, что эта чушь поможет тебе отвлечься.
У Бернадин был отсутствующий взгляд то ли из-за транквилизаторов, то ли из-за усталости.
— Все еще принимаешь свои таблетки, Берни?
— Иногда, а что?
— А ты ими не злоупотребляешь?
— Нет, я пью только на ночь, чтобы уснуть.
— Послушай, — Глория пристально взглянула на Бернадин, — ты уверена, что с тобой все в порядке?
— Глория, может, мне придется продать дом, потому что я не могу платить по закладной по три тысячи, если Джон и дальше будет продолжать в том же духе. Как подумаю обо всем этом, руки опускаются.
— А почему ты считаешь, что это единственный выход — продавать?
— Дом — свадебный подарок этого сукина сына, и все бумаги записаны им на мое имя. Но если даже по суду его заставят платить, адвокат говорит, пока дело будет слушаться в суде, дом уже три раза успеют опечатать.
— Это твой адвокат тебе сказала?
— Да.
— Черт! — только и могла произнести Глория. — Ты в ней уверена?
— Она знает свое дело. Мой с ней договор на пять тысяч долларов уже истек, ты даже не поверишь, сколько я ей должна.