В плену лживого солнца
Шрифт:
Мунашу стало смешно – всех утащил Морфей в своё царство. Один он разгуливает по сонному миру. Буру бы это не понравилось. Никому бы не понравилось. Но больше всего Буру.
Это ничего, думал юноша. Когда он найдёт воду, ему никто и слова в упрёк не скажет, а будут только благодарить. Он уже видел радостные улыбки товарищей по несчастью. Он заслужит уважение этих крепких парней с хмурыми лицами. Не позволит страдать от жажды двум слабым женщинам.
Кап…
Он вскинул голову – это снаружи, точно снаружи – и принялся сдвигать тяжёлые панели, освобождая выход. От напряжения на лбу выступил
Мунаш сдвинул панель и пополз под грузовиком. Выбравшись, встал во весь рост. С груди к ногам с шелестом ссыпался прохладный сухой песок. Парень осмотрелся. В обе стороны убегала высокая городская стена. А впереди лежала ночная пустыня.
Его встретила необычайная свежесть. Воздух над древними барханами был наполнен влагой и упоительным ароматом весеннего цветения. Тончайшее дуновение ветра принесло звук струящейся воды. И, увлекаемый этой чарующей мелодией, Мунаш двинулся на поиски её источника.
Он всё дальше уходил от вытянутой городской стены, углубляясь в пески. А потом поднял глаза на облитый луной бархан и остановился. На его вершине, отвернувшись от города и задрав голову к небу, стояла знакомая долговязая фигура. Свет земной спутницы наделял обнажённую кожу мертвенно-холодным оттенком. Напрочь забыв о воде, Мунаш стал торопливо взбираться по сыпучему склону.
– Таонга! Друг, вот ты где! – Он коротко и беспечно рассмеялся. – А мы тебя потеряли.
Он остановился позади юноши и с простодушной улыбкой смотрел, как тот медленно поворачивается. На груди Таонги расплывалось тёмное пятно. На него безостановочно стекали вязкие струи из разорванного горла. Они тянулись вниз, змеились по животу, голым ногам. В месте разрыва что-то шевелилось и извивалось.
У Мунаша затряслись губы. Он схватился за собственное горло и попятился.
Лицо Таонги стало меняться, приобретая свирепость. Блестящие белки глаз почернели, в их глубине хищно заалели узкие зрачки. Из раздавшейся вширь челюсти, прорывая плоть, вылезли огромные клыки. Конечности начали удлиняться, наливаться мощью. Тело припало на искривлённые лапы. Спина выгнулась, открывая жуткие, в виде обломанных крыльев, лопатки.
Тварь, с минуту назад представшая другом, напряглась для прыжка. Мунаш отшатнулся, теряя остатки самообладания. Внезапно нога провалилась в пустоту. И в момент, когда под тварью взметнулся песок, над парнем раскололось небо.
Он летел над землёй, наполненной жизнью и светом, зелёными равнинами и жёлтыми полями. Землёй, омываемой бегущими ручьями и синими озёрами, окружёнными цветущим кустарником. Люди в светлых одеждах гнали волов. Между поселениями двигались богатые торговые обозы. Матери вели нарядно одетых детей. В полях и рощах гуляли молодые люди. Они пели и радостно смеялись.
Под ним простиралась империя Света – Светлая Aтон.
А потом издали прилетел тревожный зов рога.
И всё изменилось.
Не было больше зелёного моря садов, счастливых улыбок, довольных лиц и чистых источников. Земля сотряслась под тысячами копыт скакунов, несущих хаос
и смерть. Озёра наполнились багровой водой, заполыхали поля. Всё утонуло в смрадном дыму, застившем великое солнце. Беда пришла на земли Aтон и неуклонно подбиралась к столице.Под мрачным тяжёлым небом разносился барабанный воинственный бой, смешанный с лязгом жаждущего крови металла. Повсюду раздавались вопли боли и ужаса.
Тучи сгустились над бедной землёй, потемнели. До горизонтов разбежались громовые раскаты. На иссушенную войной равнину пролился огненный дождь, и пространство выдохнуло гибельным стоном.
Этот стон будет преследовать его очень долго. Стон… стон… стон…
Он перешёл в заунывный тоскливый скулёж и затих.
…
Росс приподнялся и, хлопая глазами, глянул по сторонам: ночь, тишина и полный покой. Рядом непробудным сном спали товарищи.
На соседнем спальнике шевельнулся Север.
– Ты чего? – прохрипел он спросонья.
– Приснится же, – пробурчал Эд, отирая с шеи липкий пот, и посмотрел в сторону порога. Показалось, снаружи кто-то дышит.
Север повернулся набок и хмыкнул:
– Не отпускают профессорские байки?
Росс прочесал пальцами влажные волосы и, надув щёки, с пыхтением выдохнул.
– Ёлки! Пить охота.
В проёме, ребристо освещённом сквозь доски луной, мелькнул собачий хвост. Табо высунула морду из-за угла, коротко вскульнула и опять пропала за углом.
– Димыч, что-то не так.
Напарник приподнял голову и вопросительно посмотрел на Росса.
– Табо, – пояснил тот, не отрывая глаз от проёма, за которым нетерпеливо ходила собака. – Она что-то чует.
Сон покинул его окончательно. Действуя на автомате, Эд быстро поднялся, достал и проверил пистолет.
– Пойду гляну.
Выскользнув из помещения, он припустил за убегающей псиной. Табо привела к нижнему посту. Панели, которыми перекрыли просвет под днищем грузовика, были аккуратно сдвинуты в сторону. У колёс вповалку лежали дежурные. Тишина холодком пощекотала нутро.
Росс ринулся к бойцам – те вроде спали, но в каком-то странном оцепенелом положении. Так, что сперва показалось – не дышат. Кое-как Эду удалось их распихать. Парни мотали отяжелевшими головами и никак не могли сообразить, где находятся.
– Да ети ж!.. – выдал подоспевший Север и кинулся к лестнице.
Очень скоро левая часть дома загрохотала от тяжёлого топота. С верхнего уровня торопливо спускались разбуженные бойцы. Хасан с Урядовым кинулись на крышу.
Север склонился над безвольным дежурным, наткнулся на бессмысленный взгляд и с силой потряс парня за плечо. Но тот болтал головой, точно с вечера хватанул лишка.
– Такая же херня была в лагере, – вспомнил Росс.
– Наверху то же, – сообщил сбегающий по лестнице Хасан. За ним, озираясь, спешил Урядов. – Морок какой-то.
Протиснувшись мимо столпившихся бойцов, перед оцепеневшими парнями присел Макс Юрбен.
– Я ими займусь, – сказал медик. – Только нужно перенести их в помещение.
Эд присел у сдвинутых панелей. С той стороны грузовика, поскуливая, ходила Табо.
– У нас кто-то вышел погулять, – сообщил он. – Пойду проверю. И нужно весь дом осмотреть.