В плену тенистых рощ

Кони действительно ждали седоков у входа, но четвёро нахальных гноллов всеми силами мешали мирному ожиданию: то и дело хватали жеребцов за уздцы и пытались отволочить к лесу. К появлению Марка и Эрика мародёры несильно в этом преуспели.

Завидев людей, бандиты и думать забыли о лошадях, как на богов уставились на тех, кто вышел из проклятой пещеры.

Пользуясь замешательством противника, Марк выбил шестопёр из ослабшей руки первого попавшегося полузверя и, отвесив ему смачного пинка под зад, прикрикнул на остальных.

– Брысь!

И вновь в это утро гноллы в страхе покидали собственный лагерь.

К Туманному берегу.

Письмо Филу:

Дружище! Совсем ты забыл про меня в своих лесных пущах! Ни одной весточки за два года! А ведь тебе известен мой адрес. Хорошо хоть повстречался мне добрый чел о век, пообещавший найти тебя в Лунном лесу и передать это письмо.

Уж не знаю, как там у вас обстоят дела с письмами, но лично я пишу первое в св о ей жизни, так что не суди строго, если где слогом скривлю.

Сразу же расскажу о том, как живу. После нашего расставания славный орден Древа Мира предложил мне посотрудничать с ним. Извини, что не могу рассказать по д робностей (орденская секретность, видишь ли), но продолжалось оно, без малого, два года, прошедшие с такой насыщенностью, что я и не заметил того срока. Лёг спать в первый день работы, проснулся - два года позади. Вот такое чувство. Могу лишь зав е рить тебя в одном - за это время я столько всего узнал, что мне сам Киверлейн не брат (надеюсь, помнишь ещё этого задаваку).

Пока взаимодействовал с орденом, ни разу не выбирался из города. И вот, только представь, впервые за восемь лет Арон отпускает меня домой. В тот благой день я осо з нал, как соскучился по матушке и батюшке, застать которого, увы, так и не удалось. Деревня моя вроде бы и не изменилась, вот только будто уменьшилась. Очень странное ощущение. Думаю тебе оно знакомо.

Потом я вернулся в дом, ставший по-настоящему родным. В дом Арона. Не пов е ришь, в Серые Лопухи приходил как в гости, а в Новые Ветра возвращался так, как во з вращаются домой. Привык я к этим улочкам, площадям, к библиотеке и к своей комнате. Привык к вечерним беседам на кухне с Марком и Ниггедом, привык к лужайке за окном и бою часов в гостиной. Но ты же понимаешь, что суть не в роскоши, а в воспоминаниях. Закрываю глаза и вижу как я, Лания и Виста суетимся вокруг тебя, лежащего пьяным на порожках дома. Или вот ещё: ночь тавлей, когда сначала я учил тебя играть, а затем и Арон. Но самое приятное, тот день, когда ты впервые зашёл в этот дом. Мы ещё в тот вечер шли через дворы, и если б не быстрые ноги, то были бы биты местными верзилами.

Эх, весёлые были деньки!

Ты, кстати, слышал что-нибудь о Ловисе, Марте или ещё о ком? Интересно было бы узнать, как у них сложилась жизнь. И будь я не я, если бы в первую очередь не желал узнать, как живешь ты.

Вновь я сталкиваюсь с ситуацией, когда приходится надолго расставаться с кем-то дорогим, и вновь слишком поздно понимаю цену отношений. Я тоскую, Фил. По тебе, по нашим забавам, по неприятностям, через которые мы вместе прошли, по тем, кто нас окружал в годы учёбы. Заметь, я уже не отделяю то время от тебя. Все шесть лет учёбы мы проводили вместе, и если бы не работа с орденом, то грусти моей не было бы предела. Если бы ты знал, Фил, как мне не хватает твоих рассуждений, вечерних разг о воров и отчаянных безумств, от которых так страдали городские гоблины.

Хоть мы давно уже не виделись, знаю одно - мы обязательно встретимся. Жизнь сведёт нас, я уверен в этом так, как если бы мне это сказал надёжнейший из пророков. Возможно, встреча произойдёт не скоро, ведь ты продолжаешь обучение магическому ремеслу в родном краю, да и мой долг перед Ароном ещё велик, и даже больше - я только-только начал расплачиваться.

Пару дней назад вернулся с Марком из похода к Дымящей Горе, куда нас отправлял по важному поручению Арон. Даю голову на отсечение, если вру - там, под горой, мы сражались с драконом и победили! Дракон, правда, был старый, но трёпку нам задал - мама не горюй! Теперь, как память о том дне, ношу на шее настоящий драконий клык.

В данный же момент, пишу тебе эти строки, находясь на пристани. Той самой, где ты, я и Ловис наблюдали за соревнованиями гребцов.

Через час или два подойдёт корабль, и вместе с Ароном и его друзьями, я поплыву по Искре вдоль Северных Степей, через цепь городов-фортов и дальше, в открытое море. Куда именно - мне неизвестно, знаю лишь, что дело серьёзное, и наставник мой потр а тил на подготовку ни один год. Кстати, с нами плывут не только Ниггед и Марк, но и Кайла (ещё больше похорошевшая и остервеневшая) и даже, клянусь, не вру, Иллут. Не знаю, зачем Арону понадобился старый учитель мёртвых языков, но для меня его прису т ствие стало верхом неожиданности.

Плывём мы, кстати, ненадолго, и скорее всего через месяц-два вернёмся в Новые Ветра, так что время для ответа у тебя есть. Надеюсь, адрес ты помнишь, но на вс я кий случай укажу его с другой стороны листа. Так же укажу сегодняшнюю дату, чтобы ты знал, как долго письмо искало тебя.

До встречи, Фил. Как только вернусь из плавания, обязательно напишу, даже если твоё письмо ещё не дойдёт.

Не забывай меня!

Эрик.

3 августа 221 года

Двухмачтовый кораблик вырвался из узкого коридора стремительной Искры на простор Двуликого моря. Настроение чёрных волн разбирали с трудом даже самые опытные мореходы: шторма случались здесь хоть в дождь, хоть в погожий день. Ветер налетал всегда неожиданно, поднимал жуткие валы, способные топить корабли целыми эскадрами. Морские пути, проходящие чрез изменчивые воды, использовались редко, и количество их сосчитывалось по пальцам двух рук. Именно поэтому судно под водительством хмурого, одноглазого капитана выбрало опасный маршрут через Двуликое море.

Обозревая единственным глазом туманный горизонт, седобородый капитан успевал следить и за странноватыми пассажирами, предпочитающими в ранний час не мягкую койку в трюме, а прохладу палубы. За долгую контрабандистскую жизнь, кого только не возил он на своём корабле: и беглецы с рудников бывали, и воинственные отряды гоблинов-революционеров, боровшихся за свободу степей, и дезертиры, искавшие лучшей жизни на дальних берегах, были и убийцы, и коронованные воры, а простых торговцев, промышляющих перепродажей запретных в Объединённом королевстве вещичек, и вовсе не счесть. Команда привыкла видеть всяческий сброд, привыкла к сальным шуткам, к хамоватым повадкам, да и вообще большая половина команды таким же сбродом была и будет. Контрабанда не для слащавых умников.

Нынешние пассажиры вызывали на лицах матросов удивление. Два десятка мужей и женщин, одетых в просторные одеяния, какие носят учёные или маги, тихо общались между собой на языке столь заумном, что матросы, в пол-уха слушавшие их слова, понимали только одно - говорят странные люди на родном объединённом наречии, тема же разговора оставалась сокрыта под пластом неизвестных определений и научных словес.

Ещё больше команду удивляла и злила смена капитана. Хоть их старый вожак и продолжал раздавать громогласные команды, сам же получал указания от одного из пассажиров, явно главного среди других. Статью своей на учёного человек не походил, скорее на мечника, способного при необходимости работать не только с мечами-бастардами, но и полноценными двуручниками. Голос тихий, но твёрдый, для капитана корабля слабоват, а вот для главаря воровской банды в самый раз. А лицом моложав и мягковат, с таким лицом не капитанствовать, а где-нибудь за кафедрой юных да глупых просвещать. Однако ж лезет с указаниями к старшему, а тот от чего-то слушается, слова поперёк не скажет, будто боится. Но такого-то быть не может! Капитан ведь даже Кракена не боится.