В погоне за счастьем
Шрифт:
Я пока отдыхаю от писанины, — сказала я. — Но в любом случае, спасибо за наводку.
Как и следовало ожидать, уже через два дня я сняла телефонную трубку и позвонила Дункану Хауэллу в «Мэн газет». Меня тут же соединили с ним.
О, это большая честь для меня, — сказал он.
Вы, наверное, первый в истории редактор, который произносит такие слова.
Рад слышать. Как здорово, что вы здесь у нас, в Брансуике.
Мне здесь нравится.
Как вы отнесетесь к моему приглашению на ланч, мисс Смайт?
С удовольствием.
В таком случае я предлагаю вам на выбор. Брансуикский вариант роскоши — обеденный зал в нашей лучшей гостинице «Стоу Хаус». Или могу
О, конечно, закусочная, — ответила я.
Дункан Хауэлл оказался приятным полноватым мужчиной лет тридцати с небольшим. Он был одет, как преподаватель колледжа: твидовый пиджак, свитер с У-образным вырезом, вязаный галстук. Очки в роговой оправе. Курил трубку. Он был настоящим сыном своего города. Вырос в Брансуике, заранее зная, что поступит в колледж Боудена, чтобы потом продолжить трудиться в газете, которой его семья владела на протяжении последних семидесяти пяти лет. Его речь была неторопливой, с характерными провинциальными модуляциями. Но, как и все, кого мне довелось встретить в штате Мэн, он был кем угодно, только не провинциалом.
Он уже сидел в отдельной кабинке, когда я зашла в «Мисс Брансуик». Это была настоящая американская закусочная, стилизованная под вагон-ресторан: сборные алюминиевые конструкции, ламинированный винилом прилавок, шесть кабинок, клиентура из водителей грузовиков и солдат с местной авиабазы, за прилавком — коротышка повар с сигаретой во рту, официантки, которым карандаши служили одновременно заколками для волос. Мне сразу понравилось это заведение. Так же, как понравился и Дункан Хауэлл.
Он встал, когда я вошла. Подождал, пока я сяду напротив, и лишь тогда занял свое место. Официантка обращалась к нему по имени. В отношении меня он настоял на обращении мисс Смайт. Он порекомендовал мне фирменный ланч «Дальнобойщик»: стейк, гору оладий, три яйца, домашний картофель фри, шесть тостов и бездонная кружка кофе. Когда я сказала, что с меня хватило бы скромного гамбургера и чашки кофе, он ответил, что нет будущего у того, кто управляет лишь конной повозкой.
Мы сделали заказ. Поболтали. Он коснулся местной политики, расширения бумажной мельницы, поделился тревогой в связи со слухами о возможной отмене бостонского поезда как нерентабельного. Рассказал историю «Мэн газет»: как его прадед учредил ее в 1875 году, как она всегда занимала независимую политическую позицию и (что характерно в целом для всего штата Мэн) отказывалась от рабского угодничества перед той или иной политической партией.
Мэн — традиционно республиканский штат, — объясни он. — Но это не значит, что мы всегда поддерживали республиканских кандидатов на национальных или местных выборах. Мы безоговорочно вьхступали за Рузвельта. Дважды поддерживали демократов на выборах в сенат…
А как вы относитесь к Джо Маккарти? — спросила я.
Казалось, его нисколько не смутил мой резкий тон… хотя, честно говоря, я и сама удивилась тому, что задала такой вопрос в лоб.
Я буду предельно откровенен с вами, мисс Смайт. Я серьезно воспринимаю идею коммунистической угрозы. Я, например, считаю, что все собранные доказательства указывают на виновность Розенбергов, и для меня государственная измена — тягчайшее преступление. Но что касается мистера Маккарти… скажем так, он вызывает у меня искреннее беспокойство. Потому что: а) я считаю его настоящим оппортунистом, который использует коммунистический вопрос как средство борьбы за власть, и б) потому что в процессе этой борьбы он уничтожил много невинных людей… — Он посмотрел мне в глаза. — А по моему глубокому убеждению, уничтожению невинных
людей нет прощения.Я выдержала его взгляд:
Я рада, что вы так думаете.
Он перевел разговор на другую тему, поинтересовавшись моей «работой» в настоящий момент.
В настоящий момент я неработаю. Думаю, вы знаете почему.
Мы действительно публиковали заметку о вашем брате. Мне очень жаль. Вы поэтому приехали в Мэн?
Да, мне было необходимо уехать на время.
Я так полагаю, в журнале с пониманием отнеслись к тому, что вам нужен отпуск.
О да, они с радостью и отправили меня в этот отпуск. Поскольку, из-за отказа моего брата играть в игры с Комиссией, я создавала им проблемы.
Дункан Хауэлл, казалось, был искренне шокирован.
Скажите, что это неправда. Они не могли так поступить с вами.
Я была потрясена не меньше вашего. Тем более они знали, что я, наверное, самый аполитичный в мире человек. Даже мой бедный брат давно уже отрекся от своего короткого флирта с коммунизмом в тридцатые годы.
Но тем не менее отказался назвать имена.
И поступил честно, на мой взгляд.
Это сложный вопрос, с какой стороны ни посмотри. Я могу понять, почему некоторые называли имена, считая это проявлением патриотизма… а другие поступали так исключительно ради самосохранения. Но я определенно уважаю высокие моральные принципы вашего брата.
Посмотрите, куда они его завели. Я буду честной с вами, мистер Хауэлл. Иногда я очень жалею о том, что он не назвал имен, как это сделали другие. Потому что тогда он был бы жив. И уж совсем начистоту: если чему и учит нас история, так это тому, что сегодняшняя борьба не на жизнь, а на смерть с годами теряет свою актуальность. Я хочу сказать, что рано или поздно страна прозреет и «черные списки» канут в прошлое. Когда-нибудь историки, наверное, назовут этот период политическим заблуждением, позорным пятном в жизни нации. И будут правы. Но вот только моего брата уже не вернешь.
Я уверен, он бы очень хотел, чтобы вы продолжали писать.
Но — разве вы не слышали? — мое имя тоже фигурирует в «черных списках».
Только для журнала «Суббота/Воскресенье». И между тем они ведь официально не уволили вас.
Как только закончится мой вынужденный творческий отпуск, они это сделают. А на Манхэттене быстро распространяются слухи. Как только журнал меня уволит, я стану изгоем в журналистском мире.
Только не в Брансуике, штат Мэн.
Что ж, приятно слышать, — рассмеялась я.
И готов спорить, самое трудное в вашем вынужденном простое — это не иметь выхода к читателям.
Как вы догадались?
Я всю жизнь вращаюсь среди журналистов. Без чего они точно не могут жить, так это без аудитории. Я предлагаю вам аудиторию, Сара. Небольшуюаудиторию. Но все-таки…
Разве вас не пугает перспектива взять на работу опальную журналистку?
Нет, — твердо сказал он.
А что бы вы хотели предложить мне в качестве темы?
Возможно, что-то наподобие вашей колонки «Будни». Мы можем обговорить это потом.
В «Субботе/Воскресенье» вряд ли обрадуются, когда узнают, что я работаю на стороне, при этом получая от них зарплату.
Вы подписывали с ними контракт на эксклюзивные права?
Я покачала головой.
Они настаивали на том, чтобы вы не работали на кого-то еще, пока находитесь в творческом отпуске?
Нет.
Тогда не вижу проблем.
Пожалуй.
Но, разумеется, встает вопрос денег. Если позволите, вопрос личного характера: сколько они вам платили за колонку?
Сто восемьдесят долларов в неделю.