В поисках Дильмуна

Как раз этим и был занят Свенд, когда я вернулся с Файлаки. И к этому времени стало ясно, что городская стена проходит не там, где мы думали. Она располагалась дальше, вдоль самого подножия откоса, и верхний ее край залегал ниже уровня, на котором шейх Ибрахим выращивал розы. Мы довели свои траншеи вплоть до садовой ограды и стали копать вглубь по обе стороны стены. Как и в Барбаре, прежде чем выйти на основание стены, надежно покоившееся на скальном грунте, мы углубились на целых три метра ниже современного уровня.

Нам открылось замечательное зрелище. В отличие от северного участка, где наружную облицовку выломали в период Селевкидов для строительства домов, здесь облицовка была цела на всю высоту уцелевшей кладки. От избытка чувств мы прошли от нашего разреза метров десять вдоль фасада стены, чтобы можно было оценить это монументальное сооружение во всем его великолепии. Выложенная из обтесанных под прямым углом больших камней, стена возвышалась над нами так же, как в свое время она возвышалась над дильмунцами, подходившими к своему городу с запада, где располагался Барбарский храм. По другому краю траншеи, со стороны сада, перед нами высились отложившиеся за четыре тысячи лет три метра грунта. По этому грунту, по тому, как он откладывался, нам предстояло выяснить, что, почему и (если получится) когда именно происходило за этот четырехтысячелетний срок.

Но сначала следовало разобраться с самой стеной. Присматриваясь к кладке фасада, мы заметили, что примерно на половине высоты конструкция нарушена. Ниже этой черты старательно уложены большие камни правильной формы. Выше идут камни поменьше, не такие правильные по форме, сильнее эродированные, и кладка менее аккуратная. Камни нижних рядов явно были специально вытесаны и подогнаны; на верхние ряды пошел подручный материал. Причина была очевидна. Первоначальная стена была разрушена или же сама развалилась, и восстанавливали ее на прежнем основании, используя обломки верхних рядов. Прошло время, и стена снова обвалилась. Правда, теперь она не так сильно пострадала. Поднявшись на верхний край, мы убедились, что вторичное разрушение было совсем незначительным. Считая от фасада, первые сто двадцать сантиметров верхней грани были сложены небрежно, явно представляя собой пострадавший венец разрушенной стены. А дальше верх стены был вымощен ровным слоем цемента; несомненно, это был парапет, по которому ступали охранявшие стену часовые. Именно здесь первоначально находился венец, на который обрушился защищавший часовых бруствер стадвадцатисантиметровой толщины. А может быть (что ни говори, сто двадцать сантиметров — для бруствера многовато), парапетов поначалу было два, причем внешний поднимался выше уровня, на котором мы теперь стояли, и был защищен еще более высокой забральной стенкой. Ответ на этот вопрос мы получили два года спустя.

От внутреннего края парапет круто обрывался вниз, ибо если на северном участке городской стены от добытчиков камня пострадал фасад, то здесь камни выламывали с внутренней стороны, и, по сути дела, она представляла собой сплошное нагромождение обломков. На нашем разрезе отчетливо просматривались очертания траншеи, прорытой для добычи камня от одного из поздних слоев. Идя по этому слою от верха траншеи внутрь, мы ясно увидели, кому и для чего понадобилось ломать стену, — в этот слой вписывались расположенные на гребне телля над откосом дома, целая улица совсем маленьких ломов одного типа. Узкая дверь с каменным порогом вела с улицы в квадратное помещение, откуда через следующий дверной проем можно было попасть в комнатку поменьше. Основание каменной лестницы в первом помещении свидетельствовало, что были ступеньки, ведшие на второй этаж или же плоскую крышу. Вот и весь дом. Такая схема повторялась вдоль всего нашего раскопа на этой улице (мы раскопали целиком четыре двухкомнатных дома и часть пятого). Дома были обращены задней стороной к бывшей городской стене; несомненно, на строительство пошел камень из этой стены в ту пору, когда она была засыпана щебнем с телля и уже не играла никакой роли в фортификации.

На этом участке история нашего объекта была на диво ясной. Оставалось только добыть черепки из разных слоев, чтобы как-то датировать происходившее. И по мере того как мы, срывая слои, наполняли корзины черепками, которые затем промывали и изучали, появлялись и нужные даты.

Нижний слой с внутренней стороны стены представлял собой мощный пласт мелкого белого песка, явно лежавшего здесь до начала строительства и расчищенного только по линии будущей кладки, чтобы та прочно опиралась на скальное основание. Песок был почти стерильным, в нем нашлось лишь несколько черепков «цепочечной» керамики. Выше следовала бурая земля первого жилого слоя, здесь черепки были «барбарского» типа, как и в нижних слоях за стеной. Стало быть, стену возводили люди «барбарской» культуры. Первое разрушение стены обозначали обвалившиеся камни в следующем слое за стеной. Выше этих камней, а также внутри стены на линии нарушения лежали типичные черепки касситской керамики медового цвета. Следовательно, стена была восстановлена в «касситский» период (возможно, именно вторжение людей, пользовавшихся касситской посудой, повлекло за собой разрушение стены, которую они же потом восстанавливали). После «касситов» кладка обветшала, о чем свидетельствовали груды обвалившегося с наружной стороны камня, и вся стена исчезла под осыпавшимся с телля щебнем. Затем начались добыча камня и строительство домиков. Соответствующие этим событиям слои достоверно датировались керамикой периода Селевкидов, к которому нами был привязан город V, то есть последними двумя-тремя веками до нашей эры. Дальше идет современная поверхность. Здесь не было никаких исламских следов, если не считать колодца, прорезавшего середину одного из «селевкидских» домов; извлеченная из колодца керамика давала повод исчислять его возраст в неполных восемь столетий.

Пожалуй, то, чего мы не нашли, было не менее важно, чем то, что нашли. На прилегающем к городской стене участке здесь в «барбарских» и «касситских» слоях не было никаких намеков на дома или улицы, подобные тем, какие примыкали к северной стене. Либо указанный участок в эти периоды был необитаем, либо жилища горожан сооружались из непрочного материала, не оставившего никаких следов.

Вот и весь сказ о западной стене.

Я радовался, что раскопки здесь прошли так гладко и дали четкий результат. Ибо через три дня мне следовало быть в Абу-Даби и проверить, что дали два года раскопок там. Но перед тем у меня еще оставалось время посетить Барбар.

Я слишком редко там бывал. Каждое утро Юнис отвозил на раскопки храма Педера Мортенсена и Хельмута Андерсена и ежевечерне привозил их обратно. Мне же только два-три раза за весь сезон удавалось выбраться туда. А работа не стояла на месте, и всякий раз мне казалось, что передо мною — новый раскоп. Оглядываясь назад, я видел не последовательный ход раскопок, а какие-то отдельные статичные картины различных стадий. Но как бы то ни было, в первые два года мы установили, что речь идет о храме и что он трижды перестраивался и расширялся, причем все эти работы укладывались в период, когда существовал город II в Кала’ат аль-Бахрейне. После того как были выяснены эти два основных факта, Педер и Хельмут работали по методическому плану: сначала копали центральный участок, потом восточный сектор, за ним южный, за южным западный, а теперь взялись за северный край объекта, и было похоже, что хотя бы Барбарский храм будет полностью исследован самое большое через год-другой.

Южная сторона производила наиболее внушительное впечатление. Здесь были целиком расчищены опорные стены террас храмов II и III. Две параллельные стены образовали изящные дуги превосходной кладки. По счастливой для нас случайности третья терраса посредине была ниже (из нее выломали камни, вероятно, в X в. н. э.), и открывался ничем не заслоненный вид на ступени, круто поднимающиеся вверх по фасаду второй террасы, давая лишний повод сравнить храм с мини-зиккуратом^[48].

Там, где опорные стены изгибались, образуя юго-западный угол, сразу за колодцем, присутствовавшим в конструкций всех трех фаз, я увидел нечто неожиданное. Мы уже давно обнаружили на этом углу пандус, который от центрального мощеного дворика спускался к западной части телля. Следуя за ним вниз-, мы обнаружили, что он обрывается, пройдя между пеньками, оставшимися от двух каменных колонн. У нас сложилось впечатление, что этот пандус служил главным подступом к храму наверху террасы. Эта догадка вроде бы подтвердилась в прошлом году, когда Педер и Хельмут вышли на продолжение пандуса ниже, но уже в виде аккуратных каменных ступеней. Спускаясь по ступенькам, они испытывали обычное в таких случаях волнение.

У подножия террасы, которое, очевидно, соответствовало тогдашнему уровню поверхности острова, спуск не кончился. Ступени повели их до уровня грунтовых вод и дальше. Рабочие вычерпывали смесь песка и воды, стоя по колено в этой каше. Оказалось, что с северной стороны к лестнице примыкает гладкая стена из шлифованных известняковых плит, возвышающаяся вровень с террасами. Расчищая нижние ступени от мокрого песка, мы в то же время продвигались вдоль этой стены. Через три с половиной метра она повернула под прямым углом на юг, еще через столько же — на восток и в этом направлении дотянулась до опорной стены террасы, полностью обрамляя, таким образом, подножие лестницы. В итоге вместо ожидаемых храмовых ворот было раскопано небольшое помещение с каменными стенами, где над полом почти на метр стояла вода. И поступала эта вода из каменной трубы, или каменного сосуда без донышка, стоящего посреди помещения. Стало быть, она попала сюда не случайно, перед нами был не то резервуар, не то бассейн для купания. Во всяком случае, не просто источник водоснабжения, иначе при перестройке храма расположенный по соседству колодец не сохраняли бы так тщательно.

Бассейн для омовения… Совсем нешумерская черта в храме, в чьем облике вообще-то было немало месопотамского. Нам вспомнилась большая купальня в цитадели Мохенджо-Даро, вспомнились и места для омовения — непременная принадлежность нынешних мечетей. Но, может быть, тут речь шла о чем-то более важном? Для шумеров, а для дильмунцев, пожалуй, в еще большей степени, такой источник не был естественным явлением. Они видели здесь воды бездны, сладкие воды подземного моря пробивались тут на поверхность… Уж не тот ли это Источник, который по велению богини Нинхурсаг исторг из недр Дильмуна властитель бездны Энки?

Возможно, и храм возник на этом месте из-за источника. Не исключено также, что перед нами был колодец, где загадывали желание. Обнаружив на дне семь дильмунских печатей, мы вспомнили монетки, которые бросают в фонтан Треви в Риме.

Аэродром в Абу-Даби нисколько не изменился. Маленький самолетик, как и в прошлый раз, приземлился на утрамбованном песке между направляющими шеренгами крашеных бочек из-под нефти. Но на этот раз по соседству с летной полосой стоял наш собственный «лендровер», и за рулем сидел Садык, готовый везти нас в лагерь на Умм ан-Наре. Вместе с Садыком приехал Арне Торстейнссон; Кнуд Торвильдсен остался на острове наблюдать за раскопками.