В поисках Колина Фёрта

– Конечно, – произнес Ник, гладя дочку по красивым каштановым волосам.

Полчаса спустя пирог извлекли из духовки, едва дождались, чтобы он хоть немного остыл, и Ник отрезал каждому по куску. Все объявили, что пирог получился восхитительный, и Вероника разделила остатки между Демарко и Пенелопой. В половине девятого занятие окончилось, и Ник сказал, что должен отвезти своего маленького кондитера домой, потому что на следующее утро Ли идет в летний лагерь. Веронике не хотелось, чтобы они уходили. Ей нравилось присутствие Ника в ее доме, у нее на кухне, и Ли она обожала.

– Скоро поговорим, – сказал Ник, на мгновение задержав на Веронике взгляд.

Стоя в дверях и глядя, как отец и дочь идут к машине, Вероника сообразила, что Пенелопа осталась в доме.

Она нашла ее на кухне подметающей пол.

– О, Пенелопа, это очень любезно с твоей стороны, но я сама все сделаю.

Пенелопа убрала щетку за дверь, прошла к раковине, смочила бумажное полотенце и начала протирать кухонный стол.

– Когда ты была школьницей, то жила в «Доме надежды», верно?

Если Пенелопа Вон Блан и наводила чистоту, пусть даже для видимости, делала она это не для того, чтобы поговорить о беременности Вероники в шестнадцатилетнем возрасте. Речь шла о ней самой. Вероника почувствовала, что данный разговор требует чая, и поставила чайник на огонь, подлив в него воды.

– Да, в течение семи месяцев.

– А… девочки не разговаривали о том, каких приемных родителей они хотели бы для своих детей?

Вот оно что. Теперь Вероника начала понимать, что за всем этим кроется.

– Большинство из нас отдавали своих детей вслепую, поэтому нам не приходилось выбирать, но, конечно, мы об этом говорили.

Пенелопа терла чистый участок поверхности.

– И чего же все вы хотели от приемных родителей?

– Ну, чтобы они были любящими и добрыми. С хорошим характером, в отличие от некоторых наших отцов.

– Что еще? – В голосе Пенелопы слышалось отчаяние.

Вероника выключила конфорку и заварила чай «Эрл Грей».

– Да, пожалуй, все. Ключевое слово – «любящие».

Пенелопа перестала тереть.

– Но как ты узнаешь, любящий человек или нет. Ведь нужно хорошенько узнать его, разве не так? Этого не поймешь по коротким встречам.

– Однако в целом можно сразу понять, кто перед тобой, ты не согласна?

Казалось, Пенелопа сейчас расплачется. Она бросила на стол скатавшееся в комок бумажное полотенце.

– Мы с мужем много лет пытаемся зачать ребенка. Мне уже тридцать восемь, и мои шансы все уменьшаются. Поэтому мы решили подумать об усыновлении, а я знаю, сколько пар надеются получить ребенка, нам сказали, что это может занять много времени. Но потом нас выбрала девушка из «Дома надежды». Не могу передать, как я обрадовалась, может, никогда в жизни не была так счастлива. Но теперь она может от нас отказаться. Мой муж ей нравится, но, по ее словам, она сомневается, получится ли в итоге из меня хорошая мать для ее ребенка.

Отвернувшись, она закрыла лицо руками.

О господи.

– Почему она вообще выбрала вас с мужем?

Пенелопа посмотрела на Веронику.

– Честно? Из-за нашего богатства. Девочка эта из неблагополучной семьи, у нее было суровое, бедное детство – она и до сих пор еще ребенок, – и для нее очень важно, чтобы ее малыш рос в достатке и никогда ни в чем не нуждался – завтрак это или айфон. Для нее это принципиально, и она хочет богатую католическую семью непременно из Бутбей-Харбора. Мы познакомились, и я старалась ей понравиться, но, мне кажется, чем больше времени мы с ней проводим, тем больше она во мне разочаровывается.

Вероника разлила чай по чашкам и жестом предложила Пенелопе сесть.

– Чем, по-твоему, она недовольна?

– Муж говорит, что мне надо держаться естественней, быть самой собой. Но я знаю, как меня воспринимают – как сноба. Я пытаюсь это изменить.

«Я заметила, – подумала Вероника. – Но подделать это нельзя».

Пенелопа добавила в чай сливки, положила кусочек сахара.

– Я знаю, что не самый дружелюбный в мире человек. И, возможно, имею репутацию сноба. Но я люблю этого ребенка всем сердцем – а сердце у меня большое, Вероника. Может, этого никто не видит, но мой муж об этом знает. И моя мать. И моя сестра тоже – для родных я сделаю все, что угодно. А для этого младенца, этого драгоценного ангела, которого я хочу любить, растить, разделить с ним свою жизнь, – я буду самой любящей матерью. Я в этом не сомневаюсь.

– Вот это все и надо сказать ей, Пенелопа. Сказать именно так, как ты сейчас говорила. Обратиться к ней отсюда, – прикоснулась к груди Вероника. – Ей нужны не просто твои слова. Ей нужно почувствовать твою искренность.

– Я пыталась… трижды. Я ей не нравлюсь. – В глазах Пенелопы стояли слезы.

– Мне кажется, тебе следует повидаться с ней наедине. Будь настоящей. Предстань перед ней во всем блеске истинной Пенелопы Вон Блан. Объясни, от всего сердца, что значит для тебя этот ребенок. Как ты хочешь воспитать его. Расскажи, почему сделаешь это лучше, чем кто-либо другой. Поделись с ней тем, о чем думаешь каждую ночь перед сном. В это время мысли обычно правдивы.

Пенелопа кивнула и обняла Веронику.

– Может, я возьму домой рецепт твоего пирога «Надежда».

Вероника достала из папки рецепт чизкейка с соленой карамелью.

– Не думаю, что тебе понадобится чудо-пирог, Пенелопа. Я чувствую исходящие от тебя волны надежды.

Около одиннадцати в тот вечер Вероника сидела на кровати, втирая в сухую кожу локтей пахнущий сиренью лосьон, когда зазвонил телефон. Ник? Может, Пенелопа?

– Алло?

Беа. Вероника так удивилась, услышав ее голос, что чуть не выронила трубку. После кратких приветствий и обмена впечатлениями о необычно жарком дне и о том, как сложно при такой погоде печь пироги, Беа сказала:

– Я поразмыслила и хотела бы связаться с Тимоти Макинтошем.

– Я ожидала, что ты этого захочешь.

Интересно, что случится, когда Беа ему позвонит. Как он отреагирует.

– Ты не можешь подсказать, с чего начать? Я проверила Макинтошей в этом районе, и их тут довольно много. Но Тимоти Макинтоша нет.

– Я знаю человека, у которого может быть его нынешний адрес. Я сейчас тебе перезвоню.

Вероника повесила трубку, и сердце сдавило. Она позвонила Нику, и у того действительно оказался адрес Тимоти. Он жил в Уискассете, всего в пятнадцати минутах езды от Бутбея, в том самом городке, где Вероника и Беа побывали вчера во время их короткой остановки на автостанции. Ник случайно встретился с ним там в прошлое Рождество, делая покупки в магазине электроники, и Тимоти дал ему свою визитку. Он работал механиком на катере.

Механик на катере. Живущий всего в пятнадцати минутах езды отсюда.

Вероника глубоко вдохнула и, перезвонив Беа, сообщила все, что узнала от Ника. Ей было нехорошо.

Она поднялась наверх, пошла в дальнюю кладовку, где стоял ее заветный сундучок. В нем она хранила вещи, которые взяла с собой в «Дом надежды», и те, что сберегала от переезда к переезду последние двадцать два года. С самого дна она извлекла фотографию Тимоти Макинтоша и посмотрела на нее. Шестнадцатилетний Тимоти стоял на их месте, в кожаной куртке, руки в карманах джинсов, приятная улыбка на лице.