В поисках Леонардо
Шрифт:
– Я? – удивилась Амалия. По-видимому, она совершенно овладела собой, потому что улыбалась как ни в чем не бывало. – За что мне на вас сердиться?
– За «Леду», – коротко ответил Рудольф. – Я знаю, вы бы хотели, чтобы она досталась вам. Я ведь такой же, как и вы, – всегда болезненно переживаю неудачи. Верьте, если бы это зависело только от меня, я бы отдал эту чертову картину вам с легкой душой, но… мой повелитель должен получить «Леду», потому что заплатил за нее огромные деньги и не может себе позволить, чтобы над ним смеялись во всем мире.
Часы в глубине трюма прохрипели половину второго.
– Уже
На их счастье, страж дремал, и они смогли выбраться из трюма незамеченными.
Стояла глубокая ночь, когда Амалия наконец вернулась к себе. Затылок у нее ломило, глаза слипались. Она бросила футляр с картинами, «Одалиску» и портрет Валерии Висконти на кровать, села, обхватила пальцами виски и задумалась.
В номере напротив Рудольф крепко запер дверь, снял с кровати перину и положил под нее все три части «Леды», после чего спрятал остальные картины в декоративный камин, который никогда не топили, вернул перину на место, вновь застелил постель и через некоторое время уже спал крепким сном.
Если бы он не был так утомлен и догадался бы поплотнее задернуть штору, он бы наверняка заметил тень, которая, притаившись сбоку от окна, внимательно наблюдала за его манипуляциями. Убедившись, что Рудольф уснул, тень исчезла. Через некоторое время ручка на двери, ведущей в каюту Рудольфа, начала поворачиваться, но тому, кто стоял снаружи, это ничего не дало. Дверь была закрыта на два оборота, и Рудольф предусмотрительно оставил ключ в скважине. Поняв, что к германскому агенту проникнуть не удастся, тень изрыгнула витиеватое проклятие и канула во тьму.
Из дневника Амалии Тамариной (зашифровано)
«23 ноября. Второй день плавания.
Похороны мадам Эрмелин. Труп Висконти в пустующей каюте.
«Леда» найдена.
С этим делом – все. Но меня волнует другое: не была ли мадам Эрмелин отравлена? И если да, то кем?
2 ч. 15 мин. ночи. Ложусь спать».
– Молись! – страшным голосом вскричал убийца и занес кинжал.
– Ах, сударь, – простонала несчастная герцогиня, падая на колени, – заклинаю вас всем, что вам дорого: не убивайте меня…
«Господи, до чего же глупы эти детективные романы! – подумалось Амалии. – Вместо того чтобы падать на колени и произносить мелодраматические монологи, надо было взять предмет потяжелее и как следует стукнуть им нападающего по голове».
Она захлопнула книгу и откинулась на спинку кресла. По правде говоря, ей даже не слишком хотелось читать. Амалия хорошо знала себя. Бесполезно было даже надеяться на то, что ей удастся отвлечься, пока она не нашла ответа на тот самый, решающий вопрос.
В дверь постучали.
– Войдите! – недовольно крикнула Амалия.
На пороге возник Рудольф фон Лихтенштейн. Вид у кузена был малость смущенный. Он замешкался у двери, не решаясь войти.
– Доброе утро, кузен, – сказала Амалия. – Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – уныло ответил Рудольф, – просто прекрасно. – Он глубоко вздохнул. – Скажите мне… только честно, кузина! Вы на меня не в
обиде?– Из-за чего? – удивилась Амалия.
– Из-за дамы с лебедем, – лаконично ответил Рудольф.
Амалия улыбнулась. До чего же он мил, бедный Рудольф!
– Нет, – совершенно искренне отозвалась она. – Я на вас не в обиде, кузен.
– Да? – Рудольф смешался. – А то вы тут сидите взаперти и не выходите… Я решил, что вы не хотите меня видеть.
– Я всегда рада вас видеть, кузен, – возразила Амалия, принимаясь за десерт. – Просто я никак не могу выкинуть из головы мадам Эрмелин. Меня не покидает ощущение, что ее смерть вовсе не была естественной. У нее определенно был жесткий характер, и мистер Дайкори считает, что семья не слишком горевала, потеряв ее. Может быть, она кому-то сильно мешала, и тот человек решил, что настал момент убрать ее с дороги раз и навсегда? Тело хоронят в воде, и никто не обнаружит никаких концов. Как вы думаете, кузен?
Рудольф широко улыбнулся.
– Я полностью согласен с вами, кузина, и готов подписаться под каждым вашим словом.
– Значит, вы тоже полагаете… – начала Амалия.
– Совершенно неважно, что я полагаю, – перебил ее кузен. – После того, как вы вчера оказались правы, а я кругом не прав, я готов оказывать вам поддержку в любом начинании, которое вам угодно будет предпринять.
– Вот как? – подняла брови Амалия.
– Да, – серьезно ответил Рудольф. – Значит, по-вашему, ее мог убить кто-то из семьи?
– Пока это только мои догадки, – заметила Амалия.
– А мотив? Полагаете, деньги?
– Возможно, – поколебавшись, согласилась Амалия. – Или чье-то ущемленное самолюбие.
– Хм, – сказал Рудольф. – Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Лично я считаю, что если уж они терпели ее столько лет, то терпели бы и дальше. Домашние тираны всегда выбирают таких жертв, которые не станут сопротивляться. В этом и состоит весь их гнусный расчет. Они ставят на то, что между бунтом и смирением человек почти всегда выбирает последнее, потому что внешне оно не требует таких усилий, как бунт. Но, что бы там ни говорили, смирение – выбор малодушных, и расплата за него бывает очень жестокой.
– А расплата за бунт? – подала голос Амалия.
Рудольф усмехнулся:
– В нашем мире за все приходится платить, кузина. Кстати, я должен сообщить вам кое-что. – Он подался вперед. – Сегодня я совершенно случайно заглянул в ту пустующую каюту…
– Позвольте мне закончить, – сказала Амалия. – Вы не нашли в шкафу… нашего знакомого. Так?
– Именно, – со вздохом подтвердил Рудольф. – Кажется, сам он уйти не мог. Как вы думаете, куда он делся?
– Уплыл, – отозвалась Амалия. – Как и мадам Эрмелин.
Рудольф мечтательно зажмурился.
– Наверное, мерзавец Вернер постарался. Надо бы разок применить к нему ваш метод. Канделябром по голове, связать и кинуть за борт.
– Руди, я нахожу, что вы чересчур кровожадны, – мягко заметила Амалия.
– Это, наверное, во мне заговорил прадедушка Боэмунд, – доложил Рудольф, весело блестя глазами. – Так что вы намерены предпринять по поводу мадам Эрмелин?
– А что бы вы сделали? – напрямик спросила Амалия.
– Для начала, – спокойно ответил Рудольф, – я бы побеседовал с врачом.