В поисках Леонардо

– Знаете, месье, – спокойно заметил французский дипломат, – почему-то мне думается, что, если бы опасность угрожала вам или вашей жене, вы бы не выдвигали столь странных предложений.

Амалия с признательностью улыбнулась де Бриссаку, и Ричардсон, заметив это, надулся.

– Не вижу в них ничего странного, – возразил маркиз. – А вы, мистер Дайкори?

Сегодня миллионер сидел за их столом. Находившаяся неподалеку от них Эжени Армантель, слышавшая весь разговор, уронила ложку и зарыдала, закрыв лицо руками.

– Я не люблю пари, – холодно ответил старик.

– И чего эта собака ко мне липнет? – возмутился Рудольф, носком ботинка отпихивая назойливую моську, которая не переставала вертеться возле него.

– Наверное, ей понравилось ваше вино, – предположила Амалия.

Рудольф посмотрел на нее тяжелым взглядом.

– Кузина, у меня голова от вас идет кругом. Какое вино? Что за чертовщину вы несете?

– Вы что, не помните? Вчера вы напоили ее вином, так что у нее лапы разъезжались в стороны.

– Я? Напоил собаку? – ужаснулся Рудольф. – Кузина, у меня в роду не было душевнобольных!

Амалия укоризненно покачала головой. С самого утра ей пришлось вплотную заняться своим поверженным кузеном. Рудольф хандрил, строил планы физического уничтожения Вернера, который со своей женой не показывался из каюты, и клял всех и вся на чем свет стоит. Вдобавок вчера агент здорово напился и едва не подрался с Ричардсоном, так что сейчас цвет его лица оставлял желать лучшего.

Поняв, что Рудольф сегодня не в духе, собачка переключилась на мистера Дайкори и с любопытством стала обнюхивать его парализованные ноги.

– Мадам, – скучающим тоном обратился миллионер к маркизе, – будьте так добры, уберите свою собаку. Я старый, больной человек, и она меня раздражает.

– Как Консорт может кого-то раздражать? – возразила маркиза. – Это же такое очаровательное существо! – И она нежно улыбнулась собачке, которая негромко зарычала на миллионера.

– Нортен! – крикнул Дайкори своему слуге, указывая на собаку.

Очевидно, молодой человек научился понимать своего хозяина без слов, потому что без всяких околичностей схватил Консорта за шкирку, вытащил его из салона и вышвырнул в коридор.

– Как вы смеете! – взвизгнула маркиза, покрываясь пятнами.

– Еще одно слово, – спокойно ответил Дайкори, разрезая бифштекс, – и я прикажу вышвырнуть вас за ней следом.

И что-то такое было в его голосе, отчего маркиза мгновенно притихла и даже не осмелилась протестовать.

– Это возмутительно! – пробормотал маркиз. Амалия сделала вид, что не слышит его.

Маркиза Мерримейд заерзала на месте, не сводя глаз с двери. Наконец, не выдержав, она вскочила с места и побежала к своей обожаемой собачке.

– Сколько треволнений, – брезгливо заметил миллионер Амалии, пожимая худыми плечами. – И все из-за чего? Из-за какой-то уродливой шавки!

– Вы не любите собак? – осведомилась у него девушка.

– Я не люблю ни собак, ни людей, – последовал ответ. – Вторые ничем не лучше первых. Тоже только и знают, что гадить и скулить. И точно так же норовят укусить исподтишка при первой же возможности. Если кому-то так необходимо иметь рядом животных, я бы рекомендовал завести золотых рыбок – они хотя бы немые. А вообще лучше всего довольствоваться обществом умных книг и красивых вещей – они уж точно никогда не подведут.

Рудольф положил вилку. От злости у него даже голова перестала болеть. Он никогда не думал, что можно так возненавидеть калеку и вдобавок немощного старика, но у него просто руки чесались от желания как следует огреть чем-нибудь самодовольного сморчка-инвалида. Однако, так как рядом находилась Амалия, он ограничился тем, что сказал:

– Я полагаю, что свое состояние вы нажили, одурачивая золотых рыбок… Наверное, вы соскребали с них золото и переплавляли в слитки, чтобы потом продать по сходной цене.

Дайкори желчно улыбнулся.

– У вашего родственника, – заметил он Амалии, – на редкость тонкое чувство юмора. Пожалуй, я возвращаюсь к себе в каюту.

Миллионер сделал знак Нортену, и тот покатил его кресло к выходу.

А маркиза Мерримейд тем временем металась по кораблю, ища свою собачку, которая как сквозь землю провалилась.

– Консорт! Консорт! Месье Марешаль, вы не видели моего Консорта?

Второй помощник капитана ответил отрицательно, и маркиза поспешила дальше.

– Консорт! Лапочка моя! Ну куда же ты запропастился?

Держась за перила, маркиза спустилась по лесенке и оказалась в проходе между каютами. Ухо ее различило знакомый писк.

– Консорт! – обрадовалась она и толкнула дверь, из-за которой этот писк доносился. – Где же ты, мой сладкий?

Слова замерли у нее на губах.

В двух шагах от маркизы лежало тело немолодой женщины в черном. Консорт стоял возле трупа и, жалобно поскуливая, смотрел на хозяйку большими влажными глазами.

На груди убитой лежала записка: «Ты умрешь четвертой. Л.».

* * *

Сыщик Деламар в ярости грохнул кулаком по столу.

– Так, – заявил он, – с меня хватит!

Отзвенели истерические вопли маркизы, доктор Ортега осмотрел труп Надин Коломбье и констатировал, что она умерла от удушения. Из второго класса снова вызвали отца Рене и дали знать о случившемся капитану. Узнав об убийстве, Эжени Армантель упала в обморок, и мужу стоило большого труда привести ее в чувство. Ортанс тихо плакала, Луиза сидела с застывшим лицом, комкая в руках носовой платок. Мужчины выглядели подавленными и избегали смотреть друг на друга.

– Боже мой, – стонала Эжени, – это никогда не кончится!

Ее круглое личико словно выцвело, взгляд сделался жалким и несчастным. Гюстав жался к стене, как испуганный зверек. Феликс Армантель, заложив руки в карманы, стоял у окна и делал вид, что любуется морем. Губы его кривились, между бровей пролегли тревожные морщинки.

Деламар, чью щеку то и дело перекашивал нервный тик, начал опрос свидетелей. Увы, никто не мог сообщить ему ничего утешительного. Все то же самое: не знаю, не видел, не слышал, ничего не могу сказать. Тогда-то сыщик и потерял терпение.