В поисках Либереи
Шрифт:
– Это мой отец, Эммануил Илларионович. – прокомментировала мимолётное видение Надежда. – Он практикует на дому. Так, что Камилла?…
Елизавета рассказала о том, что с Камиллой они познакомились на собрании госпожи Панкхерст, которая с подачи мужа, английского журналиста, подняла большую волну по поводу дискриминации женщин. Камилла была заметной фигурой в этом движении. Рассказывая о ней, Лиза старалась вспомнить всё до мельчайших деталей жизни Камиллы. В свою очередь Надя рассказала о том, что происходит в Петрограде. Она рассказала с каким энтузиазмом была встречена Февральская революция, какие высокие идеалы и задачи выступили на повестку дня…
– Сейчас, как никогда, женщины должны стать плечо к плечу рядом с мужчинами,…Грядут новые времена, новые отношения…
Они выпили по третьей чашке чая и Елизавета собралась уходить.
– А вы приходите к нам на кружок. – сказала на прощание Надежда, – Мы собираемся каждую
– Хорошо, я приду, – сказала Лиза.
Через два дня, в среду Елизавета за завтраком спросила у отца, что он думает об недавнем отречении царя и создании Временного правительства, а так же о том, что будет дальше… Будут ли в новом правительстве представлены женщины? Говорят, что будут. Удивительное время!
– Как ты думаешь, какой будет новая Россия?
Яков Фёдорович уронил вилку и внимательно, как-то с опаской и сожалением, посмотрел на дочь.
– Я думаю Фабрику придётся закрыть. Сеялки, похоже, нескоро понадобятся. В армии бардак, по улицам разгуливают анархисты… неуправляемый народ! Львов несёт какую-то либеральную чепуху! Стыдно и страшно! – старший Калашников опять схватил вилку и стал раздражённо тыкать ею в оливку. Не достигнув желаемого он опять бросил вилку на скатерть.
– Мне придётся мириться с этим. Иначе всё пойдёт прахом.
Он ушёл в кабинет так и не доев свой завтрак, но по пути попросил Дарью принести ему кофе. Елизавета в этот день больше не видела отца: после завтрака он ушла к себе и до обеда читала подборку газеты «Русское слово», из которой узнала о первом съезде женщин России, о восстании в войсках, об отречении Великого Князя Михаила Александровича и многое другое, что узнала впервые. Обедала Елизавета в одиночестве, под недовольное ворчание кухарки о «временах антихриста» и «смуты»: поскольку отец с весны все дни проводил на фабрике и больше не являлся к обеду, чего никогда не случалось в прежние времена. Наскоро поев, Лиза решила прийтись по городу и вдохнуть забытый воздух Питера. Лёгкими шагами девушка шла по Первой линии к дворцу Меньшикова, ощущая на лице влажный ветерок с Невы. Радостное состояние здорового тела и молодости подмывало её взлететь над улицей и отправиться в путешествие над любимым городом. На пересечении с Большим проспектом Елизавета остановилась, пропуская несколько грузовиков заполненных солдатами, ощетинившихся винтовками и штыками. Агрессивную группу замыкала легковушка итальянской фирмы «Ламборджини» с сидевшими в ней высшими армейскими чинами. Старушки, стоящие на тротуаре, позади Елизаветы, перекрестились и поспешили через дорогу в хлебную лавку Петровского. «Поехали, антихристы».– услышала она обрывки фраз проходивших мимо бабулек, – «В Таврический наверно..»
Выйдя на Университетскую набережную Лиза повернула налево и пошла в сторону Кунсткамеры, возвышавшейся возле дворцового моста. Навстречу ей по проезжей части бежала толпа горожан выкрикивая проклятия и угрозы Временному правительству. Они бежали к казармам резервного лейб-гвардии Финляндского полка, который не признал нового правительства. Находившийся на 45 линии Васильевского острова резерв был вновь создан взамен сражавшемуся на Рижском фронте основному полку. Офицеры не подчинились приказу выдвинуться в район Кронштадта для блокировки Кронштадского совета, объявившего себя единственной властью в городе. Толпа схлынула в направлении Горного института и прохожие, застигнутые её потоком отлепились от стен, продолжив свой путь. Елизавета прошла до Дворцового моста и остановилась. Она смотрела на Английскую набережную, где сиял в солнечном свете шпиль Адмиралтейства, на Исакий и маленькую фигурку «Медного всадника». В душе всколыхнулось неведомое до сих пор чувство огромной благодарности всем жившим и живущим в этом городе, которые вложили частицы себя в него и стали его судьбой. Все остальное показалось Лизе второстепенным и неважным. Ведь все мы живём для того, чтобы родиться, дать жизнь другим, и оставить свой след. Она смотрела на легендарные камни, каждый из которых имел своё великое имя, прославившее этот город. И ей очень хотелось, чтобы и её имя тоже было написано когда-то на одном из камней.
К вечеру Елизавета, сказав, что к ужину не будет, отправилась на Лиговку. В квартире Элеоноры Алльпенбаум собралось порядка пятнадцати женщин разного возраста и социальных слоёв общества. Элен хорошо знавшая Клару Цеткин часто цитировала её в разговоре, иногда даже чрезмерно упирая на факт знакомства. Надежда представила Елизавету как подругу Камиллы, только что прибывшую из Парижа и этого было достаточно. Вокруг она увидела приветливые улыбки и звуки одобрения. Заинтересованные взгляды пробежали по её фигуре, облачённую в парижскую обёртку. К столу подали чай и какие-то сушки, – угощение не весть какое, но для разговора в самый раз. Элен пригласила всех участников
к столу, и когда члены кружка расселись объявила:– Сегодня мы будем обсуждать последний выпуск Журнала для женщин. Надеюсь все читали?
За столом оживились. В глазах эмансипированных дам зажёгся огонёк фанатизма. Элен продолжала:
– Недавно произошло событие, важность которого трудно переоценить. Я имею в виду Всероссийский Съезд женщин. Наконец, случилось то, к чему стремились все прогрессивные женщины мира—Мы объединились! Ура товарищи! – слова Элен потонули в овациях и выкриках: «Ура!».
– Вот что говорила председатель Петроградской организации товарищ Равикович. – Элен взяла газету и прочла длинный абзац, выделенный из речи главной феминистки Питера. Там говорилось о новом формате отношений в семье, о месте женщины в демократическом обществе и свальном грехе замаскированном под определение: «свободная любовь». Женщины, разогретые своими фантазиями, полузакрыв глаза думали о лучезарном обществе свободных отношений. Им казалось, что там, в будуарах страсти познают они сокровенные знания высоких отношений… Когда Элен закончила, вместе с ней закончила и половина посетительниц кружка. Потом собравшиеся обсудили фасоны моды, и под конец, получили полезные советы, как обойтись без прислуги.
Расходились поздно. Надежда предложила пройтись по засыпающему городу, было светло. Белые ночи потеряли свою силу силу и уже в двенадцать было темно. Они прошли до Николаевского вокзала и Елизавета почувствовала, что Надежда как-то странно прижимается к ней: более плотно чем это положено в приятельских отношениях. Поначалу Елизавета подумала, что её знакомая озябла, но, посмотрев ей в глаза, она всё поняла.
– Нет, – сказала она. – Ты не по адресу, подруга.
Они расстались на этой ноте. Елизавета поймала пролётку и всю дорогу домой веселилась от души, вспомнив случаи из жизни в Смольном институте. Девушки подверженные этой запретной страсти были известны наперечёт. На них смотрели, как на диковинных существ из другого мира. Но то, что было известно даже младшим классам, странным образом не доходило до ушей воспитательниц и администрации. Табу на стукачество и круговая порука были сильны в Смольном и сексотам пришлось бы не сладко, рискни кто-нибудь из них наушничать о том, что происходит в спальных комнатах после отбоя.
Пролётка ехала по Невскому и возле Аничкова моста кучер остановился прикурить, но Елизавета поторопила его – до разведения мостов оставалось меньше получаса.
– Не бойтесь барышня, успеем, – проговорил баском кучер и дёрнул поводья.
В отличии от Лиговки, на Невском было людно: кто-то возвращался домой, кто-то шёл в ночную смену, а кто-то, просто не мог спать в эту тёплую ночь. Проскочив без остановок проспект, пролетка выскочила на полном ходу на Дворцовый мост и через четверть часа, остановилась у особняка фабриканта Калашникова. Расплатившись с извозчиком, Лиза вошла в подъезд. В доме было сумрачно и тихо. Пройдя коридор и прихожую, которые освещались электрическими рожками, Лиза вошла в полутёмный зал и тут только заметила в полуоткрытую дверь кабинета отца полоску света. «Надо же, не спит..» – подумала девушка, и направившись к себе, споткнулась о что-то большое и мягкое… Елизавета упала, и больно ударилась. Пересилив боль, она наощупь поискала руками препятствие, о которое запнулись её ноги. То, что она обнаружила повергло её в животный ужас – это была кухарка Дарья. Она лежала перед ней на спине и теперь Лиза поняла почему ей мокро и скользко стоять на коленях. Наконец она закричала, дико и громко. Скользя и падая, она смогла подняться с пола и попыталась бежать прочь. Она выбежала в прихожую, продолжая кричать и в это время сбоку что-то прилетело ей в голову.
Лиза пришла в себя от резкого запаха спирта. Она открыла глаза и скривилась от боли в затылке. В комнате было светло. Молодой мужчина давший ей понюхать спирт удовлетворённо хмыкнул и сказал, обращаясь к другому мужчине постарше.
– Порядок, внучка жива.
– Это есть хорошо, – ответил второй с прононсом: он был явно французом.
Елизавета ойкнула и села на диванчике, куда её перенесли с пола.
– Вы кто такие и что здесь происходит?– спросила она оглядывая кабинет отца, но когда опять увидела лежащую на пороге в спальню кухарку, зажала рот рукой чтобы не закричать. Все было на самом деле и труп и шишка на затылке и эти незнакомцы в доме.
– Что происходит, я вас спрашиваю. Кто вы?– почти крикнула Елизавета, но осеклась наткнувшись на холодный взгляд француза. Тот продолжал методично обыскивать кабинет не упуская ничего из виду. Открученные ножки у стульев и кресел валялись вместе с вспоротыми обивками сидений и распотрошёнными книгами. Она перевела взгляд на молодого и с мольбой спросила:
– Так что же всё-таки таки сучилось?
– Мадмуазель, вам ничего не угрожает, все самое страшное позади, – молодой человек посмотрел на тело кухарки и добавил со вздохом, – Но боюсь, это не единственная ваша потеря.