В постели с незнакомцем
Шрифт:
– Маму положили в больницу. Сердце.
Он ничего не ответил. Скрипнул обшитый бежевым кожзамом пуфик. Она ощущала спиной его взгляд и, несмотря на накаленную обстановку, ощущала внизу живота уже знакомое томление.
Он был сегодня каким-то не таким, другим. Что-то переменилось в его взгляде. Он будто бы стал мягче. Стал каким-то земным.
Они пили чай молча. Тикали стрелки часов, чашки звенели о блюдца, за окном изредка шуршали шины проезжающих автомобилей.
Три часа утра. Совсем скоро ей просыпаться на работу.
– Пойдём спать? – он словно прочёл её мысли.
Оставив
Он не лапал её, не лез с поцелуями, не пытался соблазнить или взять силой, он просто обнимал её и всё происходящее казалось сказочным сном.
Он здесь, в её комнате, в её постели. Он с ней.
"Это не он. Он этого не делал", - набатом стучало в голове.
Тепло его рук согревало, веки медленно слипались. У соседки снизу часы пробили четыре утра.
– Я сегодня ездил в Подмосковье, - прошептал он, и Вера сонно кивнула, придвигаясь чуточку ближе, словно желая полностью повторить изгибы его тела. – К Женьке. Сизому.
Вера снова кивнула, проваливаясь в сладкую дрёму. Что за Женька Сизый? Зачем он ей это говорит?
Вдруг словно удар по голове: детский дом, высокий как каланча парнишка, огненно-рыжий и абсолютно безбашенный. Сизов. Сизый.
Вера распахнула глаза, уставившись в стену напротив.
– Прости, я должен был узнать, как всё было на самом деле, - он замолчал, словно собираясь с мыслями.
– Тогда в сарае вы были не одни…
Глава 17
Смахнув его руки, Вера резко села. Сердце выколачивало рваный ритм, к горлу подкатила тошнота.
– Никто этого не знал. Сизый прятался там за старыми ящиками. Тогда он частенько баловался травкой - проделал в задней стене сарая лаз, чтобы беспрепятсвенно забираться туда в любое время, и в тот день он, как обычно, забрёл на излюбленное место, чтобы раскурить косяк, и тут вламываешься ты, потом Олег…
– Почему он молчал раньше? – сквозь зубы процедила Вера. Её трясло. Открывшийся факт перевернул всё с ног на голову.
– Боялся, не хотел, чтобы его впутывали в эту историю. Боялся Олега, расспросов милиции, наказания. Не хотел, чтобы кто-то знал, что именно он там делал. Он долго скрывал это от всех, а потом выпил, и язык развязался, рассказал, что всё видел и слышал. Только тогда он говорил совсем другое, нежели сегодня.
– Что он говорил?
– по слогам выдавила Вера.
– Что ты сама соблазнила Олега, позволила себя лапать и только потом с чего-то вдруг заорала, изображая из себя жертву.
– А что он сказал сегодня?
– А сегодня он сказал, что Олег взял тебя силой, и что ты сопротивлялась. Сизый уже далеко не сыкотный подросток, да и брата давно нет, ему больше нет смысла скрывать, - он снова замолчал.
По стеклу тихо стучали капли дождя, Вера глубоко дышала, переваривая услышанное.
– Зачем тебе это было нужно? Зачем ты его разыскал?
– Я хотел знать правду.
– Ты не верил мне на слово?
– Он был моим братом! – повысил
голос Назар, и в его словах было столько непролитой боли, что Вера непроизвольно вновь ощутила себя виноватой.Он пятнадцать лет жил с мыслью, что она подставила его брата и вдруг выяснил, что то, во что он свято верил долгие годы - рассыпалось на глазах. Это родной брат – насильник, а девушка, которая, как он считал, разрушила его жизнь – ни в чём не виновата. Она жертва.
Обняв руками колени, Вера смотрела в чёрную пустоту за окном.
Если он хотел выяснить, как всё было на самом деле, значит, ему не всё равно, верно? Он приехал к ней ночью, значит, она ему небезразлична…
А может, он следил за ней весь вечер? Сначала подложил фотографии в ящик, дождался её приезда с работы, проследил до больницы, потом обратно...
Тёплая ладонь легла на её плечо, скользнула по щеке, дрожащим губам.
– Давай ложиться, - мягко потянул её за собой, окутывая руками.
Вера прильнула спиной к его широкой груди. Ледяная монета на старом шнурке прожигала кожу. Вечное напоминание о том дне... Её боль. И его.
Неужели это всё-таки он подкинул фотографии? Или это кто-то другой, желающий ей зла?
Но у неё нет врагов: единственный человек, который относился к ней с открытой неприязнью - сейчас в могиле, и если не Золоторёва, то кто?
Кто носит маску?
– Может, я выйду где-нибудь здесь? Мне кажется, не нужно, что бы кто-то увидел нас вместе.
– А кто может нас увидеть? Дом пуст, - Назар сбавил скорость и завернул в лесную чащу, минуя плотные ряды однотипных сосен.
Сегодня они проснулись очень рано и долго занимались любовью. Не безумным сексом, а именно любовью – неторопливо познавали друг друга, утопая в новых ощущениях.
Вера влюбилась. Страстно, горячо, безудержно. Она хотела раствориться в нём полностью, впитать каждой клеточкой его клетки, хотела забраться ему под кожу, врасти в его тело, стать им, частью его. Любовь на грани помешательства: она сходила с ума без него и так же лишалась рассудка рядом.
"Астон Мартин" остановился возле ворот; вдоль забора сероватыми кучками высился плохо убранный снег, дорожка покрылась ледяной коркой.
Не дожидаясь, пока он откроет ей дверь, Вера выбралась на улицу и накинула капюшон.
– Идём, - проронил он и, засунув руки в карманы пальто, зашагал к дому. Вера засеменила следом, бросая взгляды на его широкую спину.
Что держит его здесь, в этом мрачном месте? Жена? А если она проживёт ещё пять, десять лет, он так и останется узником обязательств? А как же она, Вера? Или они годами будут просто любовниками?
– Вчера здесь был Крестовский, - бросила она, аккуратно перешагивая заледеневшие кочки.
– Знаю.
Коротко, лаконично. В этом весь Туманов. Но взгляд, которым он её одарил, был совсем другим. В нём больше не было холода.
Вера всё-таки споткнулась, и он поймал её, не давая упасть. Обхватил талию руками, притягивая ближе. Его губы алели, пробуждая непристойные воспоминания; на бледных щеках пробилась густая щетина, глаза цвета расплавленной стали раздевали её догола, лицо же по обыкновению оставалось беспристрастным.