В провинции

— Что вы сказали? — спросил он. — Мне кажется, я плохо расслышал.

Неменская, испуганная его бледностью и странным взглядом, схватила Болеслава за руки.

— Мой хороший, мой золотой, мой дорогой пан Болеслав, — говорила она торопливо, а слезы ручьем лились из ее глаз по горящим щекам, — не огорчайтесь вы так, не отчаивайтесь, найдете себе другую! Видно, Винцуня слишком молода для вас, вот ее сердце и потянулось к более молодому. Видит Бог, как мне это больно, да и она, бедная, страдает, ведь она вас любит, любит как брата, как друга, но что делать!.. В того она влюбилась без памяти и говорит, что жить без него не может. Что делать? Сердцу не прикажешь! Пойдемте, дорогой пан Болеслав, в беседку, там мы с вами обо всем поговорим…

Болеслав слушал, склонив голову на грудь и уставившись в землю стеклянным взглядом. У него был вид человека, который не понимает, что с ним творится, и не может собраться с мыслями. Он машинально пошел за Неменской и сел с ней на скамью.

Теперь, когда лед был разбит, тетушка осмелела и разговорилась. Она посвятила Болеслава во все подробности знакомства Винцуни с Александром, заметив, что ей, Неменской, Винцунины чувства были неизвестны, так как девушка никому их не поверяла, а боролась с ними втайне и именно потому худела, бледнела и т. д. Закончила тетушка рассказ описанием вчерашнего вечера: как приехал молодой Снопинский, как сделал предложение и Винцуня его приняла, а она, Неменская, не могла противиться, видя взаимную любовь двух молодых людей. Тем более что она Винцуне не мать и родительской власти над ней не имеет, хоть и любит ее по-матерински; у Винцуни есть свое состояние, и она может поступать по своей воле.

Болеслав выслушал рассказ тетушки, не проронив ни слова; руки он скрестил на груди, глазами уставился в землю, лицо у него было по-прежнему бледное.

Когда Неменская умолкла, он негромко и слегка прерывистым голосом заговорил, не отрывая глаз от земли:

— То, что вы мне сейчас сообщили… не совсем для меня неожиданно. У меня было предчувствие… Я считал его плодом расстроенного воображения… Наши отношения с Винцуней казались такими прочными… такими надежными…

— Ах, мой дорогой, что надежно в нашем мире? — прервала со вздохом Неменская.

— Что надежно в нашем мире? — медленно повторил Болеслав. — Я-то считал это надежным. Но если Винцуня меня не любит… если это мешает ее счастью… — Он с трудом перевел дыхание. — Мне ли стоять на ее пути? — закончил он и поднялся со скамьи.

Лицо его было еще бледнее прежнего, он снова оперся спиной о дерево.

Пани Неменская тоже встала и переминалась с ноги на ногу, не зная, о чем говорить. Болеслав первый нарушил молчание.

— Я хотел бы только, на правах старого друга, спросить вас: вы действительно находите выбор панны Винценты удачным? И уверены, что брак с молодым Снопинским принесет ей счастье? Если она меня не любит… Что ж, она может мне отказать, но зачем ей выходить за человека, который…

Он запнулся, не находя нужного слова.

— Я понимаю, меня можно заподозрить в желании охулить человека, который отнял у меня сердце Винцуни… — промолвил он, помолчав. — Но поверьте, я в эту минуту думаю не столько о своей утрате, сколько о ее будущем.

— О, поверьте, что и я тоже… — начала было Неменская, но Болеслав перебил ее:

— Что и вы тоже печетесь о будущем панны Винценты, а согласившись с ее выбором, тем самым видите в нем ее счастье? Да… Я многое мог бы сказать по этому поводу, но у меня просто нет сил… Мне хотелось бы увидеть Винцуню и проститься с ней.

— Пойду скажу ей об этом, — ответила Неменская и поспешно направилась к дому.

Болеслав не сразу пошел за ней. Он стоял все на том же месте под липой, опираясь на ствол. На лице его было совершенно не свойственное ему выражение: по губам блуждала горькая, язвительная усмешка, а глаза, устремленный в землю, горели мрачным огнем. Это было лицо человека, в чьем сердце умирала надежда, умирала вера во что-то бесконечно дорогое.

Наконец он медленно пошел к дому. На пороге Винцуниной комнаты он в первый раз оторвал глаза от земли и почувствовал, что делает это с трудом, веки словно сжимала какая-то невидимая сила. Затем он увидел Винцуню.

Она стояла посреди комнаты, опустив руки, с бледным лицом. Болеслав впился в нее глазами и долго смотрел, не двигаясь с места. И чем дольше смотрел он, тем явственней менялось выражение его лица. Перестали горько кривиться губы и сложились в скорбную улыбку, смягчился воспаленный отчаянный взор, и лишь тихая грусть светилась в глазах, глядевших на девушку с неизъяснимым состраданием.

Винцуня глядела на Болеслава с изумлением. Очевидно, не ждала, что бывший жених придет к ней, кипя от обиды, и станет осыпать ее упреками, а он стоит и смотрит так же, как всегда, задушевно и ласково, только бледен, страшно бледен, ни кровинки в лице.

Не сводя с нее глаз, Болеслав подошел и взял ее за руку. И тогда она почувствовала, что его руки, несмотря на жаркий день, холодны как лед.

— Панна Винцента, — голос Болеслава звучал глуше обычного, но спокойно, — верно ли то, что мне сказала ваша тетушка: будто вы…

У него задрожали губы, он сунул руку под сюртук и прижал ее к сердцу.

— …будто вы меня не любите, — вымолвил он с усилием.

— Пан Болеслав, — тихо ответила Винцуня, — я люблю вас как брата, как друга…

— Но возлюбленный, но жених — тот! — вырвалось у Болеслава, как ни старался он подавить свою боль.

— Да, — прошептала Винцуня.

Он выпустил ее руку, голова его склонилась на грудь, в глазах снова мелькнуло угрюмое выражение, по губам пробежала язвительная усмешка, казалось, его лицо отражает борьбу светлых и темных сил, кипящую в душе. Но это была недолгая борьба. Болеслав поднял голову. Бледное лицо прояснилось, руки Винцуни снова покоились в его руках, а он говорил ей с удивительной нежностью, проникновенным, почти торжественным голосом:

— Никогда в своих мечтах о личном счастье я не ставил себя на первое место, моим главным желанием было дать счастье тебе. Я потому и любил тебя, что, мечтая о минуте, когда ты станешь моей, был уверен… мне казалось, что ты будешь счастлива со мной… Могла ли ты этого не знать… не понять меня, ведь я всю душу открывал перед тобой… А ты побоялась мне довериться. Почему ты сразу не сказала, что твое сердце влечет тебя к другому? Зачем было бороться с собой, страдать, таиться от меня? Я бы тебя не корил, не неволил, ушел бы без единого горького слова, только, быть может, мой опыт, мой дружеский совет помогли бы тебе открыть глаза на многое, чего ты не видишь… Быть может, я сумел бы тебя уберечь от многих страданий в будущем, когда мы уже будем чужими другу другу…

Болеслав замолчал; казалось, силы его исчерпаны и голос отказывается ему служить. Он, однако, быстро превозмог себя и добавил:

— Винцуня, прости меня за вопрос, который я тебе задам… Он может показаться неделикатным, но мне сейчас не до условностей, это слишком серьезная минута в моей жизни, да и все-таки я твой старый друг… Скажи мне: хорошо ли ты знаешь человека, которому доверяешь свое будущее? Вполне ли ты уверена, что будешь с ним счастлива?

Величайшее изумление выразилось на лице Винцуни. Как? Этот человек, которого она так внезапно бросила, которого ранила в самое сердце, не только не жалуется, не упрекает ее, но еще заботится о ее счастье, лишь об этом говорит, об этом спрашивает, несмотря на то что сам так страдает! Ей вспомнились слова тетки: «У него золотое сердце!», и умиление, благодарность, глубокое уважение к тому, кого она оставляла навсегда, охватили ее. Не вполне отдавая себе отчет в том, что она делает, Винцуня положила ему, как бывало, руки на плечи и, глядя на него глазами, полными слез, прошептала: