В прятки с кошмаром

— Что, Эрик, кончаешь, когда мучаешь людей? — тяжело отдуваясь, шипит сквозь зубы Сэм.

— Ублюдку — ублюдочная смерть!

— Когда-нибудь, найдется тот, кто тебя замучает до смерти, ты заслуживаешь ублюдочной смерти не меньше!

Окунаю его снова. Ничему не учит жизнь некоторых идиотов. Опять дергается, рывком вытаскиваю его рожу из бассейна. Он, выкашливая воду, хватает ртом воздух.

— Может, мой палач и ходит где-то, но это будешь точно не ты, Сэм. Выкупался? Стало получше?

Двумя мощными ударами разбиваю ему лицо, валю на пол и бью его ногами. Он уже валяется, как кусок отбивной, чуть слышно постанывая. Я беру его за волосы, приподнимая его голову, тихо и угрожающе спрашиваю:

— Зачем тебе надо было держать Эшли еще несколько недель в Эрудиции? Что у нее есть такого, что надо было тянуть время? Отвечай, урод!!!

Сэм не отвечает, потому что сознание его затуманено болью и сотрясением. Ну что ж, купание так купание. Однако окунувшись, Сэм не приходит в себя и не подает признаки жизни. Выдергиваю его на поверхность, не хватало, чтобы он так легко отделался.

— Слышь, ты, придурок, будем еще плавать или все-таки говорить начнешь?

Он без сознания, бесполезно его сейчас спрашивать. Оставляю его пока в покое, не сводя с него глаз. Самое время проверить оружие… Странно, что нас пока не хватились, интересно, сколько времени мы тут развлекаемся? И где же Эшли все-таки, ебан*врот, куда она съ*бнула? Хотя, наверное, это к лучшему, она не видела всего этого и не увидит то, что будет дальше. Оглядываясь вокруг в поиске подходящей мебели, примечаю чудом уцелевший в этой разрухе стул. Хотя о чем это я, стулья в Эрудиции невозможно разломать, проверено лично.

Подтаскиваю то, что раньше было Сэмом, а теперь просто отбитый кусок плоти, к мебели, и бросив ублюдка на него, надежно привязываю валяющимися тут повсюду пластиковыми трубками. А он уже в себя приходит. Надо же как вовремя, всегда бы так!

— Ну и что ты решил, Сэм? Еще будем плавать или расскажешь мне?

— Я тебе никогда не расскажу, — шепчет он разбитыми кровоточащими губами, — Ты все равно меня убьешь, так и мучайся в неведении, уродец. Тебе никогда не стать нормальным человеком, это ведь моя программа моделирования сделала тебя таким. Так что, вы с Эшли оба мои детища. Даже если вы не родные по крови. Ты всегда будешь монстром, а она будет мучиться с тобой, потому что она тебя любит, а ты ее полюбить никогда не сможешь.

— Не убивай его пока, Эрик.

О, Эшли вышла. Понравится ей это зрелище, интересно? И что значит «не убивай»?

— Это я была там. Это по мне он стрелял ракетами. Это он меня держал здесь, ставил надо мной опыты. Я всей душой желаю, чтобы он умер в страшных мучениях. Я хочу их видеть, Эрик.

— Уверена? Это не самое приятное зрелище.

— Я не боюсь крови.

— Это — я знаю. Не самое приятное зрелище — страдания человека.

— Это не человек, — тихо отвечает мне она. — Это монстр.

— Так же как и твой дружок, Эшли, — издевательским тоном тянет Сэм, явно не веря, что с ним могут сделать что-то плохое и веря в свою неуязвимость. — Он всю жизнь был монстром, я просто ускорил процесс, не думай, что если моделирование прервано, он станет каким-то другим, он просто…

Пара мощных ударов прервала словесный поток этого урода. Без лишних слов, быстрыми и резким движением, чтобы никто ничего не успел понять, я хватаю его за нижнюю челюсть и дергаю что есть силы так, что она хрустнув, безвольно повисла на одной коже. Вот попробуй теперь с отломанной челюстью выливать свое словесное говно, п*здобл*дский х*есос!

Сэм сдавленно замычал, пытаясь справиться с болью, на глаза у него выступили слезы и он умоляюще посмотрел на Эшли. Она побледнела, но взгляда не отвела. Ясно. Значит, будет смотреть.

— Знаешь сколько костей в организме человека, Сэм? Знаешь? Наверняка знаешь. Так вот. Я не буду тебе ничего ломать. Я просто прострелю тебе руки и ноги, чтобы ты в полной мере почувствовал, что ощущали люди на том полигоне, который ты разбомбил, когда у них заживо отрывало конечности, разрывало плоть и они умирали, не имея возможности спастись. Это будет справедливая смерть, Сэм. Хоть и неприятная для тебя.

Сэм, глядя как я достаю пистолет, мотает головой, но это причиняет ему страшную боль и он только с ужасом таращится на оружие и издает нечленораздельные звуки. Первая пуля превратила в кашу его стопу, вырвав у него первый, полный мучительной боли, крик.

— Так страдали те люди, у которых не стало лодыжки, Сэм. А так – те, у которых не стало ноги выше колена, — говорю я ему, простреливая коленную чашечку. Орел разносит конечноть почти подчистую, оставляя на месте выстрела оголенную кость, ошметки плоти и смешанную с одежной кожу, свисающую клочьями. Со второй ногой я проделал то же самое.

— Они страдали там, Сэм. Они ползали в ужасе, рядом с ними рвались снаряды, они знали, что сейчас умрут, потому что ты не оставил им никакой надежды. Что ты сейчас чувствуешь, Сэм? Думал — в Эрудиции ты в полной безопасности и можешь вершить судьбы людей как хочешь? Ты ведь не предполагал, что я смогу справиться со своим моделированием и приду сюда по твою душу, так ведь? О, не трудись, ничего не надо говорить.

Увлекшись, я как-то забыл, что на нас смотрит Эшли все это время. Немного повернув голову, я бросаю на нее короткий взгляд. На ее лице застыла восковая маска, как будто она равнодушна, но я-то знаю, что она просто-напросто загнала все чувства подальше и поглубже. Она слишком открытая, слишком вся на виду. Она стоит вся белая, кажется, сейчас опять будет блевать. Но она держится. Вот и ладушки.

— Эшли, я могу убить его пятью разными способами, но, может, ты сама хочешь? Ты ему даже сможешь посоветовать быть храбрым, если посчитаешь, что он этого достоин. Так как Эшли, завалишь урода или можно я его убью уже?

— Подожди Эрик. Дай мне.

Как механическая кукла, больше всего сейчас напоминающая мраморную статую, она подходит ко мне и вынимает у меня из руки пистолет, так же осторожно, как тогда, на крыше, когда вынула у меня из пальцев сигарету. Все ее движения неторопливые, будто я дикий зверь, а она пытается со мной договориться. Она не боится, а опасается и мне это не нравится.

— Сама справишься? Удержишь? — она кивает, а я пристально на нее глядя, отхожу в сторону, гадая, что же она будет делать дальше.

Она расставляет ноги, чтобы принять более устойчивое положение. Сэм все еще в сознании и уже довольно давно стонет на одной ноте, что ужасно раздражает. Эшли наставляет на него оружие. Выстрел не заставил себя ждать, а кисть Сэма превратилась в месиво.

— У меня друзья были на том полигоне, Сэм. Те с которыми я делила свою жизнь, те кто закрывали меня от пуль, не давали мне уйти в свое горе. Те, кто помогал мне выжить. А ты их всех уничтожил, ублюдок. Я бы заживо расчленила тебя деревянной пилой, но думаю пистолет тебе объяснит что они чувствовали доходчивее.