В прятки с отчаянием
Шрифт:
Однако стало только хуже. Мои пальцы смыкаются вокруг ее запястий, дергая вверх, и от распластанной передо мной фигуры той, о которой я мечтаю все это время, из глубин сознания стали проявляться какие-то уж совсем низменные инстинкты… Ладонь чувствует каждую выпуклость на теле девушки, скользит по ее изящному стану, все ниже, и одежда кажется бесконечно лишней, а темнеющие синие глаза не скрывают откровенно призывный взгляд. Припухшие губы манят и притягивают, а рука спускается к самому сокровенному, ниже плотно обнимающего ее пояса брюк, оглаживает ягодицу и в голове все смешалось, помутилось, не осталось ни капли самообладания… И когда она потянулась, я не смог больше сопротивляться, губы наши встретились лишь для того, чтобы мы оба поняли, чего нам так
Я уже давно отпустил ее, все мои порывы обездвижить девушку, закончились полным крахом. Теперь скорее она властвует надо мной, может пощадить, а может приговорить к самой изощренной пытке отстранившись… Но Люси обвивает руками мою шею, я чувствую на своей щеке ее прерывистое дыхание, влажной струйкой ласкающее кожу, слышу, как сердце заходится, выдалбливая неестественно ускоренный ритм и от безрассудно-восторженной мысли, что она тоже всего этого хотела, иначе так неистово не цеплялась бы сейчас за мои плечи, раздирая их в кровь, пока мой язык обследует ее рот, проникая и пытливо лаская, начинает немного потряхивать. Все ее тело подается вперед, прижимаясь настолько близко, что она, конечно же, чувствует мое напряжение и, чуть отстранившись, заглянув мне в глаза, лишь сильно выдохнула, раскрываясь мне навстречу.
Уже почти ничего не соображая, подхватываю ее под бедра, и она еле слышно вскрикнув, как мне показалось, даже радостно, уверенно устроилась на мне, обхватив ногами, руки сжимают упругую ягодицу, заставляя ее немного изогнуться.
— Я не могу больше ждать, Люси, — шепчу я ей, уже даже не стараясь выровнять дыхание. — Иначе я сойду с ума прямо здесь…
— А я и не хочу ничего ждать, Риз. Ты же чувствуешь…
Я все чувствую, но боюсь ошибиться, понимаешь? С тобой я ничего не знаю толком, а все что испытываю — происходит со мной впервые. Тонкие пальчики опустились ниже, и проникли прямо под футболку, задев пояс брюк, и сейчас же взметнулись выше, будто смутившись или испугавшись, но осмелев, переместились на грудь, заставив хватать воздух рваными глотками. Взять себя в руки надо бы… Надо… Но я все никак не могу поверить, что она ответила мне, и я медлю, а ловкие ручки уже отстегивают пряжку…
Резкий толчок, удар, мир переворачивается отчего-то набок, я открываю глаза и никак не могу понять, где я нахожусь. Все тело горит просто адским огнем, почему-то сложно встать на ноги… пока не обнаружил себя на полу, между кроватями. Руки немного потряхивает, никак не получается выровнять дыхание или хотя бы сделать его потише, но воздуха не хватает… Сколько я просидел так, потирая лоб и пытаясь унять эмоции и… все остальное, я не знаю, но на соседней кровати заворочался Найнс.
— Риз, ты чего с кровати ебн*лся? — сонно протянул он и лягнул меня ногой. — Х*ли ты расселся, бл*дь, да еще и дышишь, будто марафон пробежал? Иди вздрочни, может легче станет…
Почти за два месяца инициации я уже привык к откровенной беспардонности бесстрашных и мне даже стало это нравиться. Послав Найнса на х*й и выразив надежду, что ему там будет хорошо, я вышел на балкон подышать воздухом, которого так не хватает в Яме. Бесстрашие перестало казаться мне враждебно настроенной против меня общиной, но иногда, особенно когда ночи ближе к лету становятся все жарче, и духота окутывает, словно коконом, нестерпимо хочется оказаться там, на свободе, на воле… Тут я чувствую себя загнанным в огромный серо-темный подвал, почти погребенным на дне города, и очень не хватает ощущения мягкой, теплой земли под ногами, прохладной шелковистой травы, капель дождя на щеках и воздуха, такого чистого и упоительного…
«Урод ты, Риз! Безупречный урод!» Я сделал ей больно, почувствовал это физически, почти сразу же после того, как ушел. Я не должен был использовать близость в своих интересах, но… Не смог удержаться. Как только мои ладони дотронулись до ее... тела, чувство реальности отказало мне полностью. Я видел все, что с ней происходит, затуманенный взгляд, чуть приоткрытые и просящие прикосновения губы… Как же было трудно удержаться, черт возьми, как же хотелось
послать все на хрен, еще секунда, доля секунды и ничто не остановило бы ни меня, ни ее…Я знал, ощущал все это каждой клеточкой своего тела, и эта истина, открывшаяся мне, заставляет на что-то надеяться, но в то же время я понимаю, что это просто мучение для нас обоих. Каково теперь ей… Может быть, она нашла утешение в объятиях своего парня? И с ним сейчас? Подрагивающие пальцы сжимаются в кулаки, а тело обдает жаром и мне натурально хочется убить Гилмора, просто за то, что он есть… Я понимаю, что настолько низменные эмоции не должны брать надо мной верх, но на ладони еще ощущается порез от раздавленного стакана, а в груди саднит, будто это не в руку, а в сердце воткнули острие.
«Люси, прости меня!» — посылаю я ей мысленно, в глубине души надеясь, что даже если она не откроется, то, может быть, услышит меня. Пусть даже не мыслеформу, а просто поймет, что я думаю о ней, что мне гадко оттого, как я поступил… Сегодня звезд не видно, тучи то и дело наползают на ободок луны, то освещая, то скрывая пространство в кромешный мрак. Я должен с ней поговорить, даже если она снова прогонит меня. Должен…
Вышел на ночной перекур Арчи, с которым молчать оказалось очень даже комфортно. Он не лез ко мне с разговорами и советами, только уходя уже, хлопнул по плечу и тяжело вздохнул: «Эх… Нет бабы — не спится, есть баба, тоже не уснешь. Вот только второе лучше все-таки». Я только ухмыльнулся, увидев из мыслей бесстрашного, как Хлоя, не застав меня в зале, согласилась-таки принять его помощь. Ну вот и ладушки, как сказал бы Алекс. Уснуть так и не удалось, я просто лежал с закрытыми глазами, представляя себе разговор с Люси, как в голову врезалась странная картинка, будто кто-то руками выводит линии прямо в воздухе. В следующую секунду я понял, кто это, но отчего-то не верилось, что та, о ком я думаю, действительно ослабила свою защиту… Но следующая картинка, более явная и еще немного продолжительнее, чем первая расставила все по местам. Люси не в Яме. Она где-то далеко, но… ей плохо, я совершенно явно это чувствую.
Тело сковало от тревоги, я никак не могу понять, как это работает. Я не слышу девушку, она не общается со мной, но я отчетливо вижу всполохами, рваными вспышками картины из ее сознания. Она водит руками, в которых… баллончик с краской! Она рисует на стене, и, наверное, так увлеклась, что… Но раз я вижу это, значит, она думает обо мне! Лусия… думает обо мне? Я боюсь даже пошевелиться, чтобы не нарушить эту тоненькую, почти оборвавшуюся ниточку. Да, я совершенно точно ощущаю, что она в печали, если не в отчаянии и образы в ее голове прямо говорят об этом. Но к странной смеси эмоций от открывшейся мне картины, примешалась мысль, что она ушла далеко, слишком далеко от штаб-квартиры, а ведь за ней охотится этот маньяк — Билли Уотерс. Неужели она не подумала о том, что ей не следует уходить так далеко одной?
Хотя, может быть, ее подруги знают, где она и куда сбежала. Тревога, оглушающая и скорее похожая на интуитивное ощущение опасности, нависшее над девушкой, толкнули меня выйти из спальни и направится в женское общежитие, чтобы расспросить ее подруг. Я знаю, что Мия живет вместе со всеми, да и Иви, что подает напитки в баре, частенько там бывает. Интуиция не повела. Когда я подошел к женскому корпусу, на меня налетела Тревис собственной персоной и в глазах у нее тревога плескалась не меньше, чем я испытывал.
— А, это ты, — облегченно выдохнула она, отскочив от меня на приличное расстояние и сразу нахмурилась. — Ты что тут делаешь после отбоя? Тебе нельзя тут…
— Мия, ты знаешь где Люси?
— А тебе какое дело? — еще больше посерьезнела девушка.
— Она ведь пропала, да? Она сказала куда поедет рисовать или ты сейчас тоже ищешь ее?
Тревис уставилась на меня таким прожигающим взглядом, что стало понятно и без сканирования — Люси рассказала ей все. Но судя по тому, что пока еще никто меня не убил и не выставил из фракции, девицы никому не проболтались, поэтому я перестал корчить из себя невинность.