В прятки со страхом
Шрифт:
— Черт! — вырывается у меня, я тут же зажимаю свой рот ладонью, надеясь, что мое присутствие никто не заметит.
Бледный, тусклый свет, попадавший в комнату из окна, не скрывает привалившегося спиной на старый офисный стол мужчину. И не менее безжалостно не прячет женщину, с копной рыжих, вьющихся волос. Она небрежным, привычным движением заправляет за ухо выбившуюся прядь и, стоя на коленях, ловко орудуя пальчиками, стаскивает штаны с ничуть не имевшего против мужчины.
— Черт! — эхом отзывается Эрик, заметив безбилетного зрителя в первом ряду.
Выставив вперед ладонь в отгораживающемся жесте, я пулей вылетаю в коридор, задыхаясь от злости и ревности, пытаюсь стереть из своего сознания нелепое наваждение. Боже… Какая
Громкое перестукивание каблучков по поверхности пола, никак не может заглушить мое самобичевание, забирая все мысли, все силы и черную, полыхающую, как пожар, обиду, заставив отвлечься, отстраниться от реальности. Подбегая к мосту, я никого не вижу и не замечаю — только чувствую краем оравшего и бившего тревогу чутья. Совсем мимолетно, чуть-чуть, но до сознания это ощущение доходит слишком поздно. Резкий удар под сгиб колена, сильный толчок в спину — и я лечу. Лечу, даже не успев понять, не успев крикнуть, в темный, бурный поток подземной реки, разбрызгивающей холодные капли воды по острым камням и скалам. Лечу в пустоту.
====== «Глава 16» ======
Жизнь дается всего один раз, и так хочется ее прожить в мире, гармонии и безрассудной любви. Но ничто так не отвлекает от жизни, как борьба за существование. Ведь в ней нет никаких гарантий, только одни вероятности. Она не находится ни здесь, ни там: жизнь повсюду, но если кто-то ее не ценит, тот ее не заслуживает.
Я ценила и дорожила жизнью. Ведь жизнь — это целый необъятный мир, чужой, непонятный и интересный. В нем множество улыбок и счастья, невероятное количество голосов, тихого и громкого смеха, скрываемых слез радости или откровенной печали. Целый мир всего…
Отвратительней того, что окружало меня последние недели, не было ничего. Только страх, предательства и разочарования. Изо дня в день, без надежды на избавление хоть на какой-то миг от постоянной боли, жестокой борьбы.
Наверное, этот вечер отличался от остальных только тем, что сегодня особенно сильно ныло где-то в душе. Наверное, этим вечером я должна была провалиться во тьму, но что-то вдруг изменилось. Все дело в одном мгновении. Оно определяет саму жизнь, заставляет понять значение, какие-то желания и возможность еще что-то исправить. Ведь нужно только очень захотеть и все обязательно получится. А я хотела жить, хотела, с невероятным и безграничным стремлением. Хотела любить с нескончаемой страстью удивительным упорством. Хотела…
И пусть душа непрерывно ноет и рвется на части, но больше пощады не просит. Ведь вся наша жизнь — это опасная игра, в ней больше не осталось правил. В ней никого не жаль… Никого…
Оглушающий рев воды, разбивающейся об острые, темные камни, об огромные и загадочные, словно статуи сказочных существ, скалы. Бесконечные и угловатые утесы, веками складывающиеся из слоев рыхлых отложений и деятельности подземных, карстовых вод. Этот дикий, зверский рев, забивающийся белыми вспышками и беспощадными зарядами в самый мозг, взбудоражит мое сознание. Не знаю как, не знаю зачем и почему, но кто-то, дежуривший сегодня на месте моего ангела-хранителя, не пожелал для меня такой глупой погибели. Позволив уцепиться всего одной рукой, пусть чуть-чуть, совсем слегка, всего одними пальцами. Но я не упускаю такой малой возможности. Не упускаю. Хватаюсь за холодную металлическую балку под самым мостом. Вцепляюсь в нее из последних сил, крепче сжимая непослушными пальцами. Только бы удержатся, не позволить черной, бурлящей воде утянуть себя за собой в неизвестные подземные залы и узкие расщелины, в запутанные лабиринты и гулкие галереи своего логова. Не сдаваться!
Ледяные брызги достигают моих лодыжек. Черт… любимые туфли улетели в водную пучину. Мир вокруг качается
и падает, но я еще держусь. Хочется закричать, но губы, язык не повинуются мне, и только жалкое мычание и ничтожный стон где-то в горле — весь мой протест против грядущей смерти.Это мучительно страшно, сердце колотится, и я дрожу каждой клеточкой, дыхание замирает, сбивается… ускоряется и снова замирает.
Тихий шепот выползает из-за стены и пробирается шелестом сквозь серые своды.
Он там! Ждет… Наблюдает и упивается своей властью.
— Ну выходи! — заорала я. — Давай! Заканчивай свое грязное дельце. Трус…
Нахлынувший и парализующий ужас становится пробуждающим катализатором моего гнева. Что может быть хуже смерти? Только ее разящее ожидание. Пот тонкими струйками стекает по вискам на шею, отправляется ниже и щекочет своими ручейками вдоль по линии позвоночника.
— Выходи! Хочу посмотреть в твои глаза.
Сердце стучит так, будто кто-то долбит в барабаны. Он все еще здесь. Я точно знаю. Досадливо сокрушается над моим упрямым желанием еще пожить. Надеюсь, не разочаровала.
— Ты чего тут? — С моста свешивается обалдевшая темная рожица с выпученными глазами. — Какого…
Зик соображает ровно пять секунд, быстро плюхается на живот и протягивает мне руку.
— Не могу. — Я с сожалением качаю головой. Мои руки мокрые и скользкие. Не могу.
Парень чертыхается, машет кому-то подзывающим жестом и снова укладывается на поверхность мостков. Следом за ним появляется еще одна растрепанная голова с точно таким же растерянным выражением на лице. Вдвоем с Юрайем, они дотягиваются до нижней балки и перехватывают мои, почти уже разжавшиеся ладони, затаскивая мою тушку наверх. Я тяжело дышу с присвистом, конечности мелко трясутся, чужие руки поднимают меня на ноги и оттаскивают от пропасти в сторону.
— Что случилось? — вскидывается высокий женский голос.
С большой благодарностью расцеловав и обняв всех своих спасителей, я утыкаюсь в плечо Марлин. Она неумело гладит меня по спине, ведь телячьи нежности не в почете у бесстрашных.
— Эшли, что случилось? — спрашивает Юрайя заботливым голоском, словно разговаривает с неразумным дитем. — Ты упала?
— Не-е-ет. — Ух ты, я даже разговаривать могу.
— Тебя спихнули? — серьезно вопрошает Зик, перекрикивая шум воды.
Я закатываю одну штанину, на правой ноге, под сгибом колена уже наливается новый кровоподтек.
— Меня ударили, — демонстрирую собравшейся возле меня группе бесстрашных след от ботинка несостоявшегося убийцы. — Потом толкнули в спину, в пропасть.
Куча вопросов тут же сыпется на меня гомоном из нескольких голосов, но вот ответить им я ничего вразумительного не могу.
— Я не видела никого, он прятался.
Негодующие крики и сдавленные ругательства резко блекнут в грозном оклике:
— Кто-нибудь мне скажет, что за херня здесь происходит? — Эрик выходит из тени коридора не спеша и уверенно переставляя ноги, складывает руки на груди и приподнимает проколотую бровь в ожидании объяснений.
А я еле сдерживаюсь, чтобы не заныть, взывая к тому, кто там на самом-самом верху наблюдает за всеми ними, с комфортом и явным удобством устроившись на пушистом облачке: «Ну, пожалуйста. Вот только не сейчас. Ну не могу я больше»…
Зик начинает торопливо вводить командира в курс дела, а я тихой сапой прокрадываюсь за спинами столпившихся бесстрашных и быстро сворачиваю в темный проход, ведущий к лестнице. Забираюсь по ступенькам на самый верх и толкаю тяжелую дверь, выбираясь на крышу. Ветер тут же швыряет прохладный воздух мне в лицо, заставив непроизвольно поежиться под своими резкими порывами, но он такой свежий, что я вдыхаю и вдыхаю, еще и еще, словно не могу надышаться. Усаживаюсь на засмоленную поверхность, облокачиваясь спиной на один из бортиков и подтягиваю колени к подбородку, обхватывая себя руками и пытаясь унять дрожь. Мне нужно немного подумать, нужно разобраться в своих мыслях.