В середине дождя

Аня села в кресло, взяв в руки котенка. Тот некоторое время копошился у нее на коленях, но затем замер, словно догадался, что сейчас я буду рисовать.

— Можно я буду смотреть в окно? — спросила Аня. — Мне так удобней.

— Да. Конечно.

— А Белоглазик войдет в кадр?

— Войдет.

Некоторое время я приноравливался, намечая контуры. А потом начал рисовать. Я рисовал Аню, как когда-то рисовал Таню в лагере. Только вела себя Аня по-другому. За все время она не произнесла ни слова. В комнате был слышен лишь звук аквариумного фильтра.

Через двадцать минут портрет был готов. Я закончил, когда дождь за окном опять начался — в очередной раз за день.

Аня взяла рисунок и отошла с ним к окну. Я стоял поодаль. Аня повернулась ко мне и сказала:

— Тебе удалось нарисовать мои глаза. То, что не получалось ни у кого. Это действительно мои глаза. Я могу взять портрет с собой?

— Я рисовал его для тебя.

Аня положила рисунок на стол и подошла к висевшей на стене гитаре. Сняла гитару и протянула мне:

— Сегодня день чудес. Мне хочется, чтобы ты мне что-нибудь сыграл.

Я взял гитару в руки. Я не играл два года. Тогда ко мне приходила моя первая девушка и точно так же просила что-нибудь сыграть. Больше всего ей нравились две вещи: "Полет кондора" и "Канцона" де Милано. После того как я с ней расстался, гитару в руки больше не брал. Лишь протирал пыль на грифе и деке.

Я покрутил колки, настраивая, затем для пробы проиграл небольшой этюд. Как и в случае с рисованием, я постепенно вспоминал то, что когда-то было смыслом моей жизни. Былое увлечение былого времени.

Я сыграл одну из своих любимых композиций. Аня внимательно слушала.

— Что это? — спросила она, когда я закончил.

— Старинная испанская мелодия.

— Очень красиво.

Я сыграл еще несколько мелодий. Играть я не разучился.

— Ты рисуешь, играешь на гитаре, — сказала Аня. — А я ничего не умею.

— Ты пишешь стихи.

— Скорее стишки. Я тебя недостойна.

Я сел рядом и обнял ее. Она перебралась ко мне на колени. Вскоре к нам присоединился и котенок. Мы сидели так очень долго. Но мне казалось — время остановилось.

Аня поцеловала меня и сказала:

— Не хочу никуда уезжать.

Она показала на будильник.

— Но у нас еще куча времени.

Я присмотрелся к часам и только тут осознал — время действительно остановилось. В прямом смысле. Я поднялся и подошел к столу, где лежал мой сотовый телефон. Дисплей показывал время — без двадцати пять. Я обернулся к Ане и спросил:

— Когда отходит твой поезд?

— Полшестого. У нас еще два часа. А что?

Я взял ее за руку и сказал:

— Анют, нам нужно собираться. Как можно быстрей. Мои часы остановились. Остановились в очередной раз.

* * *

От дома до метро мы бежали. Я нес Анину сумку, она держала в руках котенка. Мы так и не решили, что с ним делать. Его нельзя было ни оставить, ни увезти.

Мы спускались по лестнице с улицы в подземку, когда Аня вдруг остановилась. Я посмотрел туда, куда она глядела. Вдоль лестницы у стенки, где обычно продаются цветы, овощи, газеты, стояла бабулька. Рядом с ней лежала картонная табличка "Возьму, пристрою домашних животных".

Мы с Аней подошли к ней.

— У нас есть котенок. На улице нашли. Вы не возьмете? — спросила Аня.

— Котенок? Конечно, возьму, — сказала бабуля.

Она глядела поочередно то на меня, то на Аню. Из-под серого платка выбивались седые волосы. На правой руке было два стертых кольца.

— Только денежку оставьте. На молочко, — добавила она.

Я дал ей тридцать рублей. Бабка взяла, деньги исчезли под полой.

— Можно не продавать. Просто отдайте хорошим людям, — сказала Аня.

— Конечно, деточка. Не беспокойся.

— Хорошим людям, — повторила Аня. — Это самое главное.

— Отдам, отдам. Давай его сюда.

Аня передала котенка бабуле. Тот успел лизнуть Анину ладонь на прощанье. Она гладила его:

— Все будет хорошо.

Аня почесала напоследок у него за ухом, и мы зашли в подземный переход.

У нас почти не было времени. Когда мы вышли на платформу, до отправления поезда оставалось меньше пяти минут. У вагона проводник посматривал на часы. Редкие провожающие стояли, держа в руках сложенные зонты. Дождя не было — но небо было хмурое, пепельно-серого цвета.

Я поставил сумку на асфальт, рядом положил пакет, куда перед выходом успел сунуть яблоки, сок, пару бутербродов.

— Обязательно покушай в дороге, — сказал я.

— Обязательно, — сказала Аня.

— И послушай диск, который я тебе дал.

— Обязательно.

Как быстро пролетело время. Я обнял ее.

— А мне так хотелось опоздать… — шепнула Аня мне на ухо.

Я улыбнулся. Мы поцеловались. Проводник сказал поспешить.

— Я напишу тебе письмо. Как приеду — напишу, — сказала Аня.

Она взяла сумки и заскочила в вагон. И поезд почти тут же поехал. Я смотрел, как вагоны, один за другим, проезжают мимо меня — все быстрее и быстрее. Словно часы на глазах превращались в минуты, а минуты — в секунды. Проезжающие на рельсах секунды.

Когда поезд скрылся за поворотом, я направился по платформе к метро.

* * *

Вечером приехали родители. Они привезли с собой яблоки, банки с вареньем, домашнее масло и хорошую погоду — ближе к семи часам тучи на небе рассеялись, и в воздухе растеклась сухая теплынь.

— Скоро бабье лето, — сказала мама за ужином.

Мы ужинали вдвоем. Папа после дороги решил отдохнуть и поспать. Мама рассказывала о поездке. Потом спросила об Ане.

— Как вы провели время?

— Хорошо, — ответил я.

Я немного рассказал о том, чем мы занимались в выходные. Я всегда рассказывал мало. Очень мало.

Когда мама услышала историю про бездомного котенка и бабку у метро, спросила:

— Вы давали ей деньги?

— Да. Немного. На молоко.

— А я слышала, что эти бабки у метро на самом деле животных не продают. А просто выбрасывают на улицу. Если не смогли пристроить. Но, может, это и неправда.