В Шторме

***

Массивные двустворчатые двери с тугим скрежетом ползли по скрытым направляющим полозьям.

«Надо же, какие тяжелые двери здесь», - с сарказмом подумал Люк, сидя на стуле рядом с большими бронированными окнами.

…Он был оставлен в покое со своими мыслями весь день; не совсем один – иногда заходила рыжеволосая, с серьезным холодным взглядом, а у дверей несли пост два алых гвардейца. Поначалу он испытывал неудобство от их постоянного наблюдения, но в конечном счете пришел к выводу, что они не собираются ни общаться с ним, ни вмешиваться во что-либо; поэтому он попросту решил игнорировать их и бродил по большой двухуровневой спальне, не обращая на них внимания. Выход с противоположной стороны комнаты переходил в коридор, выложенный замысловатыми мозаичными узорами и ведущий к просторным гардеробной и освежителю.

В гардеробной аккуратно висели пять комплектов одежды, все темных оттенков: глубокого темно-синего, мрачного грифельно-серого и абсолютно черного, отлично подходящих ему по размеру.

Он ушел оттуда, не желая обдумывать это в настоящий момент.

Назад - в темную, глухую спальню; комнаты за ней были по-прежнему недоступны ему, двери охранялись неусыпными охранниками. Он внимательно рассмотрел окна. Высокие щиты транспаристила, пронизанные двумя слоями переплетающегося тонкого и сверхпрочного волокна – настолько жесткого, что его нити было видно невооруженным глазом. Такого не было даже в зданиях военных судов.

Он снова бродил по комнате, проводя как бы случайными, небрежными движениями по стенам, поражаясь и недоумевая, насколько толстыми они были. Он подходил близко, насколько только позволяли ему его настороженные охранники, к огромным резным дверям - уже зная, что они не из дерева. Прошлым вечером он видел, как они открывались, и помнил их толщину. Теперь он обдумывал, как были устроены замки.

Затем он задался вопросом, накормит ли его здесь кто-нибудь.

Он сидел, скрестив ноги, на полу перед окнами и медитировал, пытаясь определить через Силу, где находятся остальные. Неожиданное обнаружение Леи принесло улыбку на его лицо, и он почти – почти – позвал ее, чтобы попробовать установить связь, как это получилось у Беспина. Но затем испугался, что таким образом раскроет свои возможности, даст понять, что способен контактировать с ней - даже если она не ответит - и тогда ее упрячут еще дальше.

Однако он прошел по ее следу… вниз… далеко-далеко вниз. Много, много уровней ниже и далеко в сторону. И раз он нашел там ее, наверняка сможет найти и других. Таким образом, используя свое расположение относительно позиции Леи и смутное представление о расстоянии, он сделал первую ментальную карту здания, в котором находился…

И потом он снова пристально смотрел в окно, опираясь лбом о толстый транспаристил. Он смотрел на монолитные башни дворца, на отдаленные вершины города внизу. Миллионы существ проживали в нем свои жизни, обычные, нормальные жизни… Как он жаждал этого теперь… с тем же пылом, с каким когда-то жаждал волнующих приключений подальше от Татуина.

Он наблюдал пламенный закат и огромную луну, краснеющую от тлеющих угольков дня.

Затем вновь задался вопросом, накормит ли его кто-нибудь, и понял, как это маловероятно - с тех пор, как он отказался есть за столом Палпатина вчера. Челюсти напряглись - в понимании, что теперь этот отказ стал сражением одной воли с другой. Глупым, маленьким сражением, только с одним реальным результатом.

У него хватило здравого смысла сесть вчера, так почему логика подвела его, когда он отказался есть? Глупо. Тем более глупо, что он знал - знал - что, если вернется к тому столу, он опять откажется есть. Абсурдно, упрямо, злобно…

Он медленно покачал головой, отчитывая себя - ибо Мастера Йоды больше не было рядом для этого. Снова и снова он упрекал себя за негативное состояние духа…

И потому, сейчас, когда двери начали открываться, последовательно высвобождая звуки многократных задвижек, он был благодарен за это вмешательство. Немногословная рыжая энергично вошла в комнату и немедленно повернулась к нему, еще до того, как двери до конца открылись.

«Слишком быстро. Она уже знала, где я. Значит, в комнате наблюдение.»

Холодные зеленые глаза зафиксировались на нем.

– Император требует твоего присутствия.

Несколько долгих секунд он оставался сидеть на месте, любопытствуя, что она предпримет, если он откажется идти. И одновременно задаваясь вопросом, зачем ему это - когда у него уже есть одно бессмысленное сражение, продолжающееся прямо сейчас; еще одно такое же вряд ли было тем, что ему нужно.

Он получал уроки - но оставался вопрос, кому они выгодны?

Понимая, что он пристально смотрит на нее, рыжая немедленно насторожилась и прищурила ярко-зеленые глаза. Люк понаблюдал за ней еще немного - всматриваясь в холодное, осторожное выражение лица своей тюремщицы и силясь понять, что он видел: защитную реакцию или реальную эмоцию. Задавая себе жгучий вопрос: что происходит на самом деле позади того ледяного взгляда.

– Как тебя зовут?

Она ничего не ответила, лишь отвела глаза. Люк наклонил голову и потер виски:

– Отличное имя. Разве что немного короткое.

Со временем она должна будет расслабиться, смягчиться немного. Надави слишком сильно сейчас, и она только отступит дальше.

Кроме того он чувствовал, что у него еще будет время установить отношения с ней, чувствовал, что по каким-то причинам должен наладить их именно с ней. В конце концов, весьма очевидно, что она была главной здесь, неся ответственность за его охрану и безопасность - за то, чтобы держать его внутри. Даже если его усилия ничего не дадут, они отвлекут его от мыслей о дотошных и мелких манипуляциях Императора - а это уже хорошо.

Наконец он встал и свободно прошел вперед; рыжеволосая тут же осторожно отступила - чтобы остаться вне его досягаемости.

– Немного щекочет нервы, да?
– беспечно пробормотал он, проходя мимо.

Она склонила голову набок, холодные глаза остались подчеркнуто равнодушными.

Он вновь прошел через большой сводчатый зал, двое охранников следовало за ним, мимо тяжелой, массивной мебели, отвечающей пропорциям комнаты. Шесть имперских гвардейцев стояло в дверях, через которые он вышел, еще шесть - в дверях, в которые он вошел.

В огромный зал, точно такой же, как накануне; тусклые тени, освещенные алым огнем, длинный заставленный едой стол.

И те же желтые глаза, впившиеся в него из-под темного капюшона, то же холодное развлечение, ясно написанное на лице Императора.

Люк ощутил, как поднимается внутри гнев - и снова заставил себя успокоиться силой воли. Хотя он не смог остановить ни напряжения челюстей, ни сужения глаз - что только принесло широкую улыбку на тонкие, бескровные губы старика.

Палпатин улыбнулся мгновенно вспыхнувшим эмоциям мальчишки - тому, как он афишировал их на лице, как заявлял о них в Силе.

Понимает ли он это?

Как освежающе наивен он, как чудесно не затронут и прост. Какая жалость, что это будет потеряно, пожертвовано Тьме. Но как полезно это здесь и сейчас, вся эта страсть и рвение - как легко будет их крутить и использовать.

Поскольку любая интенсивная эмоция была слабостью - особенно по отношению к отцу мальчишки. Он ощутил эти чувства на их первой встрече: весь этот гнев, замешательство и чудесное, страстное опровержение; не неверие, нет - мальчишка знал, что это правда, но определенно не принимал ее.