В Шторме

Наконец, Люк выбросил перед собой руки с открытыми вперед ладонями.

Окружающие стены взорвались под невидимым ударом, и массивные двери оторвались, словно были сделаны из соломы. Вспахивая огромные борозды на своем пути, они с немыслимой силой ударились о противоположную стену и упали грудой искореженного металла, разбивая и превращая в осколки роскошный мраморный пол.

После такой слуховой и ментальной какофонии наступившая тишина фактически зазвенела в ушах Палпатина.

Люк стоял совершенно неподвижно в облаке кружащей и оседающей на черный мрамор пыли.

Он не оборачивался, смотря вперед на огромное, зияющее отверстие в стенах футом толщиной, на место, где раньше стояли тяжелые противовзрывные двери, на лопнувшие толстые тросы и разорвавшиеся сплавы металла.

– Очевидно, они все-таки откроются, - сказал он наконец.

…И спокойно вышел в гостиную, пройдя мимо разрушений, не удостоив их взглядом, к следующей смежной комнате, чьи собственные огромные двери сдержанно закрылись за его спиной.

Лицо оставшегося в одиночестве Палпатина, оценивающе разглядывающего невероятное разрушение, вызванное его джедаем, медленно разошлось в широкой коварной улыбке. Он знал мощь, которую потребовало это действие; мощь, которую Скайуокер призвал к себе так легко и естественно.

Медленно, в гулкой тишине, он начал смеяться.

В безмолвии все еще пустой спальни Люк резко упал на колени. Темный момент безупречной ясности ушел, и все его тело колотила дрожь - от холодного осмысления этой краткой близости. Во мраке огромной, мертвой комнаты он взглянул на свободу за толстыми стеклами высоких окон, отчаянно боясь, что она потеряна для него. Возможно, что никогда и не могло быть по-другому.

Возможно, это все, чего он заслуживал.

Неужели это была судьба?

Глядя в немой тишине на луну над башнями, чувствуя воющее требование Тьмы, как никогда прежде, он вспомнил снова свой детский сон - волка в тенях ночи, рыскающего в одиночестве и проскальзывающего мимо любой охраны.

Всегда охотясь… рыча и выпуская заиндевелое дыхание в холодной полумгле.

Охотясь на него, как он думал.

Но теперь… теперь, когда он спал, был только он сам в тех черных, как вороново крыло тенях, и Тьма цеплялась за него и удерживала, обвиваясь вокруг, как плащ.

Оставляя его бродить в одиночестве бесплодной ночи.

Глава 12 (часть 1)

Двенадцать недель - двенадцать недель заключения в одних и тех же комнатах. Двенадцать недель выматывающего, изнуряющего давления. Двенадцать недель неуверенности, и сомнений, и неустанных провокаций.

И все это не прекратится с окончанием договора. Не для него.

Но чертовски ясно, что это скоро изменится. К лучшему или худшему, но изменится.

Большую часть дня Люк провел в медитации, сидя на коленях, в темной пустой спальне. Поднимая щит за щитом, возводя незаметные барьеры, скрывающие его намерения.

Он понял, что мог сделать это спустя несколько дней, как оказался здесь - уловив смутный след того, как Мара ограждала свой разум во время разговора с ним. Используя это открытие, как шаблон, он начал собственные попытки, вкладывая в них много времени и усилий - улучшая и шлифуя свой навык, неделя за неделей. И теперь он вполне был уверен, что сможет не только оградить свои мысли от Палпатина, но и скрыть сами щиты, чтобы ситх не знал о них.

Найденная Люком уловка заключалась в том, чтобы всегда оставлять несколько заметных щитов - что-то, на чем можно бы было сосредоточить внимание. Таким образом, он скрывал гораздо больше, чем показывал и был уверен, что Палпатин, зная, что он что-то скрывает, понятия не имел, что именно и как много.

Он делал большую ставку на эту теорию сегодняшним вечером.

Люк открыл глаза и пристально взглянул в наступающий сумрак. Смотря на тяжелые, скрепленные волокнами прозрачного транспаристила окна.

Сможет ли он сломать их?

Да. Он мог. Он знал.

Окно - это ничто; пять дней назад он сломал гораздо более тяжелые двери… и в этом заключалась дилемма.

Он разрушил двери, потому что коснулся Тьмы; позволил ей завладеть им в его досаде и гневе. Но он осознавал, что теперь его способности росли без всякого побуждения подобных чувств; как будто он открыл некие двери или, возможно, у него просто появилась вера в свои силы, которую так стремился развить в нем Мастер Йода.

Или, может, он оставался в контакте с Тьмой… мысль заставила его нахмуриться; быстрая, легкая мощь - именно это говорил Йода.

Но было ли так ужасно использовать ее, как средство спасения - чтобы получить свободу для Хана? Что могло быть темным в этом намерении? Он снова взглянул на окна, отклоняя свои минутные сомнения перед лицом большей необходимости.

В своем медитативном состоянии он легко распознал присутствие Палпатина, двигающееся по дворцу в направлении комнат Люка: сосредоточенное, наполненное решимостью, целенаправленное, нетерпеливое и возбужденное, и абсолютно самоуверенное.

Когда тот вошел в зал, на расстоянии двух комнат от Люка, он сделал последний глубокий вдох, успокаивая дыхание.

Ночь будет долгой.

.

.

Палпатин декламировал речь, предавая и посвящая себя ей с особым упоением; манипулируя мстительными обвинениями, слова которых Люк даже не разбирал, безучастно глядя на старика и слыша только гул собственной крови в ушах.

Время шло, и он попытался слушать, попытался реагировать - скрыть, как он напряжен.

Протянув руку к высокому, гравированному бокалу, Люк на мгновение упрекнул себя за то, что не делал этого чаще - для того, чтобы сейчас его действие казалось естественным; он небрежно перехватил бокал левой рукой и поднес к пересохшему рту. Жаль, что вино не очень крепкое, подумал Люк, делая большой глоток – понимая, как сильно колотится его сердце. Затем поставил бокал на место, не убирая с него пальцев; ожидая, обращая свое внимание к Палпатину.

«Сконцентрируйся!…»

– …сказали мне, что ты был исключен из списков Восстания - они отрекаются от тебя, друг мой.

– Они не отказались бы от меня так скоро, - покачал Люк головой.

– Тебя уже нет, джедай, - улыбнулся Палпатин, он явно получал удовольствие от ситуации.

– Тогда, кто же уничтожил «Звезду Смерти»?

– Пилот, разрушивший «Звезду Смерти», погиб в сражении у Хота. Это официальная версия. Он умер героем, пожертвовав жизнью за цели Восстания. Ты - имперский агент. Шпион, проникнувший в их самые высокие ряды и полностью предавший их доверие. Мне сказали, что они с крайним энтузиазмом отказались от тебя, друг мой; отвергли все отношения и связи с человеком, которого так быстро осудили. Это степень их лояльности – и она всегда была такой.