В тебе моя жизнь...
Шрифт:
Марина, охваченная молитвенным жаром, выпала из времени и пространства и пришла в себя только, когда за окном глухо ухнула пролетавшая в парке ночная птица. Этот звук заставил ее очнуться и ощутить, как затекла ее спина от напряжения, как ноют колени. Она с трудом поднялась и размяла затекшие члены, но после в постель не пошла, а зажгла свечу и, подхватив ту, направилась прочь из комнаты. Сперва она зашла в детскую проверить сон Леночки, аккуратно переступив через Параскеву, спящую на матрасе на полу около кроватки маленькой графини.
Дочь Марины спала на спине, слегка приоткрыв рот и закинув руки вверх на подушку около головы. Ее щечки раскраснелись от духоты в комнате, и Марина испуганно проверила, нет ли у той жара. Но девочка была в полном здравии, лишь слегка зашевелилась от прикосновения руки матери к лбу, причмокнула губами. Марина поправила
— Я люблю тебя, моя милая, — тихо прошептала она дочери.
Марина сама не знала зачем, но после детской ее ноги понесли ее в сторону комнат ее супруга. То ли ей хотелось, чтобы ее просто обняли и прижали к себе, успокоили растревоженное сердце, то ли ей просто не хотелось провести эту ночь в полном одиночестве. Неожиданно Марина заметила полоску света, идущую из-под двери спальни супруга, различила тихие голоса. Она знала, что сие действо недостойно ее происхождения, но помимо собственной воли вдруг подошла поближе к двери и прислушалась к разговору в спальне, дивясь, кто мог там находиться в сей ночной час.
— Comment donc? Comment pouvez-vous faire cela avec moi? — вопрошал со слезами женский голос. — Laissez-moi ici, dans le village… Pourquoi? Je pensais que….
— Vous avez eu tort, — отвечал холодный голос Анатоля. — Vous serez log'es dans le village avec ma fille d'esormais. Cette d'ecision est prise. Je ne veux en parler plus de cela!
— Mais…— робко начал женский голос, но Анатоль тут же оборвал его грубо:
— Je l'ai dit — non! [441]
Марина хотела удалиться и даже повернулась, чтобы уйти к себе. Она сразу же поняла, что имела в виду тогда Агнешка, утешая ее: «Не варта [442] ен твоих слез, вось табе мой сказ. Забудзь о своей вине перад им. Расплата яму по справах [443] яго!». О Боже, в ее же доме! С бонной! Она вдруг осознала, что ее рука взметнулась вперед и с силой надавила на ручку двери, распахивая ту в спальню супруга.
441
— Как же так? Как вы можете так поступить со мной? Оставить меня здесь, в деревне… По какой причине? Я думала…
— Вы ошибались. Вы остаетесь отныне в деревне с моей дочерью. Это решено окончательно. Я не желаю более говорить об этом.
— Но…
— Я же сказал — нет! (фр.)
442
стоит (бел.)
443
дела (бел.)
Да, все так и есть. Француженка в капоте и чепце, отороченном кружевом, из-под которого ей на грудь падают пряди густых каштановых волос («Надо же», отметила Марина. Она и не замечала подобной красоты у бонны при ее вечном узле на затылке) и Анатоль — в рубахе навыпуск и штанах от мундира, босиком. Полумрак в комнате, только пара свечей горит на этажерке в канделябре. Они стоят напротив друг друга, не касаясь, но более интимной сцены Марина даже не смогла бы придумать.
— Bonne nuit, — с явной издевкой произнесла она, с удовлетворением наблюдая, как краснеет бонна, и бледнеет Анатоль. А потом также внезапно, как ворвалась в их уединение, захлопнула с силой дверь спальни, что задрожало пламя свечи в ее руке, бросилась к себе. Едва она заперлась в своей половине, как ее чуть ли не настиг супруг, стукнувший со злости в дверь кулаком.
— Отопри! — приказал он из-за двери, но Марина лишь огрызнулась:
— Пошел к черту! — она едва подавила в себе порыв рассмеяться во весь голос. Какая ирония! Все это время она страдала и каялась от своей измены с Загорским, а у нее под носом эти двое спокойно вели свою amour partag'e [444] . Она одернула себя, поняв, насколько сейчас близка к истерике. — О Господи, и это ты! Ты, о котором говорят в свете: «Il n'a aucun tort tout le monde [445] »! Как это низко! В собственном доме! С прислугой! Как давно? Как давно это длится? С первых дней ее службы?
444
взаимная
любовь (фр.)445
Он безупречен во всем (фр.)
Анатоль ничего не ответил из-за двери, и она едва не застонала во весь голос. Как она была слепа! Где были ее глаза, ведь не заметить этого ей, хозяйке дома, еще более постыдно?
— Прости меня, — донеслось спустя какое-то время из-за двери. — Ты была так холодна со мной. Я просто хотел… Мне было нужно… Я уволю ее, хочешь? Выгоню прочь? Отопри дверь, давай поговорим. Я виноват, но ведь и ты тоже виновна в этом! Будь ты хорошей женой, этого бы не было! Слышишь, ты тоже виновата! Ты ведь никогда не любила меня! Никогда!
Он снова начал стучать в ее дверь, негромко, чтобы не перебудить дом, но настойчиво, принуждая ее отворить ему. Но Марина не шевелилась. Она сидела в кресле и смотрела в никуда. Мыслей в ее голове не было, равно как и каких-либо чувств в ее душе. Ей казалось, что она уже миновала тот предел боли, что был отведен на ее веку, и более не будет никаких страданий в ее жизни, раз она так безучастна сейчас.
Внезапно в ее животе шевельнулся ребенок, словно пробудился ото сна от этих стуков в дверь, и она поспешила положить руку, чтобы успокоить его, стала медленно гладить живот сквозь тонкую ткань сорочки. Как жестоко кто-то посмеялся над ней нынче! Она шла к своему супругу этой ночью, впервые шла сама, чтобы полностью отдаться и покориться ему, а он вовсе и не ждал этого, устав ждать ее ответа. Зато, грустно улыбнулась Марина, в этом есть и положительная сторона — теперь она более не ощущала то чувство необъемной вины перед своим мужем, что сопровождало ее на протяжении их брака. То чувство, что мучило ее, тревожило, гнало ее сон долгими ночами.
Теперь они квиты. Теперь, когда они взаимно принесли друг другу боль и разочарование, они могут начать свою жизнь с чистого листа, переписать всю историю их совместной жизни заново. Ведь они оба виноваты теперь друг перед другом. Виновны оба. И оба наказаны судьбой.
Марина вышла следующим утром к завтраку такая спокойная, словно не было давешней ночи в ее жизни. Она без лишних слов встретила своего супруга, который нынче ловил каждый ее взгляд и жест за столом, а только улыбалась загадочно, будто наконец ей открылась тайна, столь долго ускользавшая от нее. Она шутила и смеялась с Катиш, строила с той планы на ближайший выезд в свет, выглядела счастливой и умиротворенной, чем совсем обескуражила Анатоля. Еще больше удивился он, когда запротестовала, едва он выразил свое намерение рассчитать mademoiselle Le Bonn.
— Не стоит этого делать нынче, — возразила она. — Оставим подле Леночки ее, ведь дочери будет нелегко в этой разлуке с нами. Так долго мы еще не расставались в последнее время. Рассчитать бонну мы всегда успеем. Вдруг ее услуги все же понадобятся в дальнейшем, — маленькая и грязная шпилька, но Марина не смогла удержаться от нее и не уколоть мужа.
Более они никогда не затрагивали тему той ночи, когда Марина застала бонну в спальне мужа. Лишь однажды, в день отъезда в Петербург, Анатоль поймал жену за руку, когда окружающие были заняты сборами.
— Прости меня, прости, — он быстро целовал ее пальцы, а она смотрела на него по-прежнему равнодушно. — Более такого не повторится, даю тебе мое слово.
— Не стоит клясться в этом. Я не принимаю ваше слово, — ответила ему Марина. — Разве вы еще не поняли? Peu m'importe [446] . Я хочу, чтобы вы уважали меня, любили и заботились о наших детях, и только. Я не требую от вас верности и не желаю ее, ведь вы заслуживаете любви. Той любви, что я не смогу вам дать. Только об одном прошу — не в доме, не в нашем доме.
446
Мне все равно (фр.)
Но Анатоль не принял ее слов. Он успел заметить отголосок ревности и боли в ее глазах, когда она захлопывала двери спальни, посему в нем по-прежнему теплилась надежда, что когда-нибудь ее сердце откроется ему. Даже, несмотря на то, что Марина говорила ему нынче.
Агнешку оставляли в Завидово, за что Марина будет корить себя впоследствии и еще долго не сможет простить себе этой глупой обиды на свою старую няньку.
— Ты не сказала мне! — кричала она на Агнешку. — Ты все знала, равно как и остальные слуги, и утаила это от меня! Полгода! Меня обманывали полгода!