В тени престола. Компиляция 1-12 книга

Стрельба так же внезапно прекратилась. Кавалерия вернулась к отряду с пустыми руками – таинственные стрелки словно растворились в непролазной чаще леса.

– Строиться в колонну! – Глостер приподнялся на стременах. – Сержант! Доложите о потерях!..

В результате обстрела было ранено трое пехотинцев. Убит, слава Богу, только один, замешкавшийся молоденький новобранец.

Граф Глостер нахмурился, отослал сержанта к пехотинцам, после чего обернулся к де Леви и произнес:

– Это неплохо… – он вздохнул. – Раненых перевязать и в строй, убиенного на повозку.

– Вы находите, граф?.. – Филипп удивленно посмотрел на него. – Ваше спокойствие граничит или с хладнокровием, или с безразличием…

– Отнюдь. – Робер усмехнулся. – На прошлом месяце у меня за раз убили добрую половину пехотинцев. И ничего… – он снова плюнул под копыта коня. – Злее были…

– Не понял?..

– А тут и понимать-то нечего, граф… – Глостер поддал шпорами коня, выскочил впереди отряда, повернулся в седле и громко ответил. – Сейчас полюбуетесь!..

Через лье показалась большая деревня, приютившаяся в излучине речушки на огромной холмистой поляне. Несколько десятков больших деревянных домов кучно сгрудились на холме и вдоль излучины реки, старенькая покосившаяся каменная церквушка, да кладбище, обнесенное покосившейся местами изгородью. Холм, где располагались амбары и скотный двор общины, был обнесен старым частоколом из полусгнивших и местами поломанных кольев высотой меньше туаза. Раздался надрывный и какой-то панически перепуганный звук набатного колокола.

– Окружайте! – Робер вынул меч из ножен и махнул им, приказывая кавалерии и пехоте. – Всем быть настороже!..

Кавалеристы быстро охватили деревню и расположились с тыльной стороны частокола, перерезая единственную тропу, тянувшуюся от деревни в сторону ближайшего леса. Старый сержант, все также по привычки сыпавший на пехотинцев потоком отборнейшей брани, отрядил двадцать человек для окружения деревеньки дозорными постами, а сам, вместе с оставшейся частью отряда, ощетинившись копьями и прикрывшись щитами, вошел в деревню. Глостер и де Леви медленно въехали в селение вслед за ними.

Сельский староста – седой и худой старик благообразного вида, лицо которого покрывала сеть глубоких морщин, выбежал навстречу графу и, услужливо кланяясь, что-то залепетал на странной смеси англосаксонского и местного наречий, напоминавшего уху де Леви какую-то тарабарщину с примесью знакомых слов.

Робер Глостер крепко подтянул поводья своего коня, молча слушал лепет старика, глаза которого испуганно метались по сторонам. Филипп невольно перехватил его взгляд. Он был полон ужаса и предчувствия чего-то жуткого, несуразного, несправедливого и, самое удивительное, неотвратимого. Во взгляде старика была и мольба, и отрешенность, и надежда, вспыхивающая, но тут же гаснущая, и скорбь, и, на удивление де Леви, усталость, утомившая старика, привыкшего всю жизнь существовать в страхе за себя, жизни сельчан, их имущество, честь жен, сестер и дочерей…

– Где вся чернь, старик?! – Глостер медленно произнес на англосаксонском наречии, нервно ударил шпорами в бока своего жеребца. Конь заходил ходуном, долбя копытами землю и разбрасывая грязные копья в разные стороны. – Где все люди мужеска рода?!.. – Староста что-то тихо и невнятно для уха Филиппа проблеял в ответ. Робер Глостер нахмурился, резко выхватил меч и плашмя ударил старика по спине. Он повернулся к сержанту и громко приказал. – Сгоняйте всех к церкви! Все зерно, утварь и все, что можно увезти, тащите в повозки! Дома… – он снова нахмурился и со вздохом сказал. – Дома сжечь! Церковь не трогайте…

Солдаты с немного растерянным видом, подгоняемые руганью своего сержанта, копьями сгоняли крестьян, словно стадо скота, мычащего и блеющего, но все равно послушно идущего под ударами пастухов, к центру селения, к поляне возле церкви.

Рыцари и все кавалеристы разбились на две части, одна из которых осталась возле тыльной тропинки, а вторая – напротив въезда в селение, пехотинцы снова сгруппировались и, войдя в деревню, плотным кольцом окружили перепуганных насмерть крестьян. Отчетливо было слышно блеяние овец и мычание коров, которых солдаты копьями подгоняли к выходу из селения, среди толпы сельчан слышались всхлипывания и причитания плачущих женщин, прижимавших к груди маленьких детей, редкие угрозы и проклятья в адрес ненавистных им королевских солдат и графа Глостера.

– Еще раз повторяю: где все ваши мужья?! – Глостер привстал на стременах и грозно посмотрел на них. – Молчите?! Ваше право…

Последние слова он произнес тихо, словно и сам удивился сказанному, ведь о каких, в сущности, правах можно было говорить тем, у кого и права-то на жизнь толком не было…

Сельский священник – толстенький и лысый человечек, одетых в серую сутану и трясущийся, словно заяц в норе, приблизился к нему и, протягивая к графу большой деревянный крест, грубо сколоченный из двух тисовых брусков, произнес:

– Побойтесь Господа и его справедливого гнева, ваша светлость! Придет ваш час, и встанете перед апостолами на судилище…

– Заткнись, отче… – Глостер резко повернул к нему свою голову в шлеме, сверкнул глазами так, что тот скукожился, втянул голову в плечи и что-то тихо-тихо забормотал себе под нос. – Уж я-то предстану, не переживай! Только, для начала, я наведу тут железный порядок и привью тебе, да всей вашей уэльской черни мысль, что король Англии тут был, есть и останется единственным хозяином! – Он щелкнул пальцами и приказал сержанту. – Всех стариков, старух, да баб на сносях в церковь! Да отче не забудь захватить! Пусть помолится с ними за долгие лета моего батюшки – короля Англии Генриха и единственного сюзерена в здешних местах!.. – Граф посмотрел на детей, кричавших и жавшихся к матерям, снова плюнул под копыта коня. – Пусть заберут с собой и этих визгливых поросят!..

Сержант вместе с частью пехотинцев, подталкивая остриями копий, быстро загнали в церквушку всех стариков, женщин и малолетних детей, завалили вход бревнами, лежащими неподалеку от входа. Вечно ругающийся ветеран выставил с пяток караульных, после чего привел всех оставшихся солдат к графу.

Тот усмехнулся, наклонился в седле к сержанту и что-то тихо прошептал. Сержант с довольным видом осклабился, продемонстрировал свои гнилые желтые зубы, развернулся к солдатам и прокричал, опять же обильно сдобрив свою речь отборными ругательствами.

– Разбирайте себе, мать вашу разъэдак, девок себе на потеху, забаву, а кому не очень-то и свезет, может и на всю жизнь здесь!..

Кучка перепуганных и визжащих от ужаса девушек-крестьянок плотно сжалась, стараясь стать одним целым со своими невольными соседками по несчастью. Солдаты, словно стая голодных волков, кружили вокруг них, высматривая себе симпатичных невест. Нескольких мальчишек, буквально с дюжину, не больше, отогнали в сторонку и, повалив на землю, сторожили десяток новобранцев, трясущихся в предвкушении чего-то хорошего, но, вместе с тем, и ужасно страшного, ведь за удовольствие надо всегда платить…

Филипп с удивлением смотрел на эту жуткую драму, понимая, что ничем не сможет помочь этим несчастным девушкам и крестьянам. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, возможно, Глостер и мог быть более мягок, сдержан и разборчив в методах упрочения королевской власти, но, судя по всему, это был его окончательный выбор, продиктованный обстоятельствами и всей предысторией жизни в диком приграничье Уэльса.

– Мальцов приколоть! – Глостер приказал сержанту. Тот развернулся к караульным солдатам и громко продублировал приказ графа, что новобранцы чуть не попадали от страха. Сержант быстро подбежал к ним и, орудуя кулаками, раздавая тумаки, подзатыльники и зуботычины, быстро привел их всех в чувство.