В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора
Шрифт:
Любопытно, что через сто лет после трагической дуэли поэта на свет божий появилась моя сестра. В зрелом возрасте, не обделенная внешностью, умом и способностями, она сочиняла милые стихотворные посвящения, очень лиричные и глубоко философские.
От памятника Пушкина, созданного по замыслу талантливого скульптора Опекушина, я переводил взгляд на здание редакции газеты «Известия». У меня к этому времени стали постепенно определяться вкусовые пристрастия к архитектурным стилям. Больше всего мне импонировал монументальный, без ложного пафоса, классицизм. Сменивший его модерн подкупал своим
60
Бархин Григорий Борисович (1880–1969) – архитектор, градостроитель, теоретик архитектуры, член-корреспондент Академии строительства и архитектуры (1956). В 1897 г. окончил Одесское художественное училище, в 1908 г. – петербуржскую Академию художеств. С 1909 г. преподавал в Московском архитектурном институте (с 1930 г. – профессор).
Мне посчастливилось присутствовать на его консультациях по курсовому и дипломному проектированию. Профессор был маленького роста, как норвежский композитор Григ. Чтобы возвышаться над студентами, он взбирался на табуретку. Перед ним на полу раскладывали подрамники. Поглядывая сверху вниз с высоты своего профессорского «пьедестала», жестикулируя руками, он вещал затаившим дыхание слушателям свои премудрые мысли…
Вся эта вынужденная экскурсия к месту работы занимала примерно час. Иногда, для разнообразия, я слегка менял маршрут. По пути было много других архитектурных и исторических достопримечательностей.
За чертежной доской все мысли переключались на рабочие чертежи эклектичного творения Туркенидзе. Временами он поручал мне вычерчивание шаблонов различных барельефов многочисленной лепнины. Постепенно спешка с разработкой документации пошла на спад. Интерес к проекту жилого дома медленно, но верно стал притупляться. Тем более что многие его параметры мне не понравились. Но изменить что-либо, как простой исполнитель замысла, я не мог. Кроме того, у Туркенидзе стал заметно портиться характер. Он часто раздражался и придирался по мелочам. Злые женские языки язвили, что его состояние связано с возрастом и неудачами на любовном поприще.
Под благовидным предлогом я перешел в распоряжение обаятельного и талантливого архитектора Баталова [61] . На конкурсной основе он усиленно занимался разработкой эскиз-идеи застройки развилки Ленинградского и Волоколамского шоссе. Меня очень заинтересовал его своеобразный графический стиль. Подрамники и планшеты покрывались ярко-желтой гуашью. Черными как сажа, толстыми грифелями он лихо прорисовывал составляющие «показуху» эскиз-идеи. Его замысел заключался в возведении на развилке остроконечной высотки в качестве силуэтной доминанты, просматриваемой на большом расстоянии с Ленинградского шоссе.
61
Баталов Леонид Ильич (1913–1989) – заслуженный архитектор РСФСР (1974), автор проекта Останкинской телебашни. Лауреат Государственных премий РСФСР (1973) и СССР (1982).
Замысел совпадал с «высотным» ажиотажем тех лет. Полным ходом шло проектирование восьми высоток, которые должны были стать градостроительными акцентами Москвы. У меня вызвал некоторое недоумение образ задуманного им административного здания. Оно больше напоминало неоготический собор. Я выполнял всю рутинную, но необходимую графику в виде различных фрагментов схем и таблиц. В дальнейшем эскиз-идея была отклонена. Спустя годы на развилке появился крупномасштабный, но совершенно безликий остекленный объем здания «Гидропроекта» [62] . Напротив него, в начале Волоколамского шоссе, находился Дом проектных институтов.
62
Создан в 1930-х гг. С 1957 г. – Всесоюзный проектно-изыскательский и научно-исследовательский институт «Гидропроект» имени С. Я. Жука.
Через полтора десятка лет после окончания МАРХИ я переступил
его порог в качестве главного архитектора крупнейшего проектного объединения Госстроя Союза. А пока «на подхвате» меня привлекали к различным проектным работам в качестве «разнорабочего-архитектора» с незаконченным высшим образованием. Дипломированные сотрудники мастерской с небольшим стажем работы, вообразив себя мастерами, воротили нос от кропотливой и нудной работы. Я, напротив, охотно ее выполнял. Интуиция подсказывала: глубокое познание «анатомии» проекта позволит в будущем уверенно и решительно брать быка за рога. Потому приходилось жертвовать многим ради достижения конечной цели.Люблю тебя, Петра творенье…
В тот период вхождения в профессию каждый день был до предела заполнен. Их нескончаемый, запрограммированный поток временами прерывался редкими семейными торжествами и праздниками. Первый Новый год в Москве я «тусовался» всю ночь на веселом капустнике в актовом зале МАРХИ. Правда, слово «тусовка» появилось позднее.
Как говорится, ничто человеческое мне не было чуждо. Милая вдовушка по имени Ольга, работавшая техником-архитектором в мастерской Алабяна, сумела заполнить вакуум моей холостяцкой жизни. Она была старше меня. В войну потеряла мужа. Была необыкновенно привлекательна. Мужчины мастерской недвусмысленными взглядами обволакивали ее фигуру, когда она проходила мимо. Мы с ней работали сдельно, поэтому не раз вдвоем оставались в мастерской до позднего вечера.
Жила она в коммуналке в районе площади Ильича. Оттуда до Таганки – рукой подать. Я стал часто оставаться у нее. Утром вместе ехали на работу. Чтобы мама не волновалась, придумал версию о вынужденном ночлеге, в связи с поздним временем, у приятеля по работе. Мудрая мама делала вид, что верит. Думаю, она прекрасно понимала, что в моем цветущем возрасте монашеский образ жизни вести нельзя. В коммуналке проживали две старушки и тихий, непросыхающий мужичок неопределенного возраста. В общем, добрые и приветливые москвичи, не озлобленные нуждой и одиночеством. Ольга в свои тридцать лет была отличной кулинаркой. Моя мама необыкновенно вкусно готовила, но Ольга ей не уступала. Благодаря ей, параллельно с вхождением в архитектуру, я прошел неплохую школу предначертанных природой взаимных отношений.
Несмотря на фактор, отвлекающий от работы, я относительно ровно, без отставаний, укладывался в насыщенную учебную программу. Вся группа находилась в ожидании плановой поездки в Ленинград, намеченной на весну перед завершением третьего курса. Это была старая творческая традиция стажировки будущих архитекторов. Она появилась еще со времен Петра I. Правда, тогда учащихся отделения архитектуры Императорской Академии художеств в Петербурге направляли на стажировку за границу. Более ста пятидесяти лет назад академия стала первоосновой зарождения высшего образования по трем знатнейшим направлениям – архитектуре, скульптуре, живописи.
Многие из моих сокурсников уже успели познакомиться с чудо-городом на Неве. Для меня же это был первый выезд. Я заочно был влюблен в этот город, пропитавшись многочисленной иллюстрированной информацией. В память глубоко врезались неповторимые строки из «Медного всадника» Пушкина:
Люблю тебя, Петра творенье,Люблю твой строгий, стройный вид,Невы державное теченье,Береговой ее гранит,Твоих оград узор чугунный,Твоих задумчивых ночейПрозрачный сумрак, блеск безлунный,Когда я в комнате моейПишу, читаю без лампады,И ясны спящие громадыПустынных улиц, и светлаАдмиралтейская игла…Ленинград встретил нашу шумную веселую ватагу солнечной, ласкающей, теплой погодой. Не часто он жаловал своих жителей и гостей такими приветливыми денечками. С площади Московского вокзала открылась захватывающая дух перспектива Невского проспекта, воспетого в свое время Гоголем. Вдали взметнулась ввысь и была «светла Адмиралтейская игла». Руководил нашим групповым выездом большой оригинал по фамилии Акимов. Многие годы в МАРХИ он занимался исключительно их организацией.
Несмотря на почтенный возраст и полноту, за ним трудно было угнаться при выполнении экскурсионной программы. Во время стремительного движения верхняя часть его туловища была наклонена вперед. Короткие ноги перемещались со скоростью секундной стрелки. Чем-то он напоминал рвущегося вперед быка, завидевшего тореадора. Мы вынуждены были нестись за ним, расталкивая прохожих: сказывалась нетренированность в скоростной ходьбе.