В тот день…
Шрифт:
– Ради тебя ключница наша постаралась, воевода. А я вот сколько ни просил, не давала мне хмельного глотнуть.
Озар тоже с удовольствием пил имевшее приятный дрожжевой привкус пиво, густое и темное. С хмелем – он это вскоре почувствовал, когда в голове зашумело. А уж Вышебора как развезло! Битвы былые стал вспоминать, слезу пустил. Как будто уже к столу выпивший явился. И дворовые как-то странно на старшего Колояровича поглядывают. Словно бы с тревогой. С чего бы это?
– Ты бы еще нас чаркой обнесла, Яра, – требовал Вышебор. – Вон волхва нашего ты потчуешь, как своего милого избранника, а мне лишь плеснула немного. Подлей, говорю!
Шумный Вышебор заметно раздражал Добрыню. Воевода поднялся, поблагодарил за угощение и направился
Волхва, находившегося на гульбище выше их, Добрыня с Мириной не заметили. Купчиха сперва жаловалась, что дворни у них осталось совсем мало, надо бы новых людей взять. Но Добрыня отказал: дескать, пока Озар не скажет свое слово, никого из чужих в дом кликать не следует. Это обидело Мирину. Стояла, поджав губки, сетовать начала, что из-за присутствия чужака они вынуждены обходиться меньшим числом прислуги, чем ей положено как купчихе. Уж она бы завела тут иные порядки, набрала бы прислуги, все бы у нее как шелковые были. Добрыню ее речи развеселили. Ему и коня уже подвели, а он вернулся к Мирине, взял ее руки в свои, ласково говорил, что пусть потерпит немножко. И вообще ей сейчас поберечься надо, а не в хлопоты уходить, пусть думает о рождении ребеночка. Это для каждой бабы важно. Ну а как разродится она и снова в силу войдет, так ей в мужья выберут добра молодца не из последних.
– А разве я сама не смогу выбирать? – спросила Мирина, но не с тревогой, а скорее игриво. – Я стою госпожой над немалым хозяйством, и если справлюсь с делами, то никто мне не нужен будет.
Добрыня подмигнул ей:
– Али с Радко-раскрасавчиком думаешь сойтись? Забудь. Он тебе родня, вам это не положено. К тому же Радомил парень толковый, может, я его в свою дружину покличу. Помнится, стрелком он был не из последних. Вот поупражняет немного руку – и в дружину. Ну а тебе, как бы ты ни хорохорилась, сам князь выбирать суженого будет. Чтобы такая богачка нарочитая да собой пригожая не подошла кому-то из его молодцев? А будешь себя блюсти и доброй славой покроешь, то, может, кто из его бояр мужем тебе станет. Неужто откажешься, если сам Владимир Красно Солнышко к тебе сватом заявится для кого-то из самых именитых своих витязей?
Мирина заулыбалась, поводила плечами, словно в пляс душа ее рвалась. Но следующие слова воеводы ее озадачили.
– Ты только проследи, чтобы дурная слава о твоем дворище и о тебе самой не пошла. А то уже всякое о Колояровичах в Киеве болтают. Тень темную на вашу честь бросают.
– Да кто смеет! – возмутилась Мирина.
– А вот и смеют. Убийца в вашем доме обитает. И Озару еще следует разобраться, кто из ваших мог заколоть Дольму при всем честном народе.
– А точно ли из наших, Добрыня? – уперла руки в бока Мирина. – Это Озару сказали, что ближники Дольмы могли такое сотворить, вот он и донимает моих людей. Но если не наши? Если кто из его волхвов учинил зло? Им христианин Дольма был как кость в горле.
– Увы, красавица, волхвы этого сделать не могли, – покачал головой Добрыня. – Мы их еще до крещения изловили всех, в укромном месте держим.
И снова идти к коню хотел, однако Мирина удержала его за рукав:
– Вот послушай меня, воевода. Это ты просто тешишь себя мыслью, что всех волхвов изловили. И пусть верно то, что служителей с капищ похватали люди князя, но как же быть с теми, кто успел скрыться? Слыхала я, что незадолго до того, как киевлян повели к Почайне, кто-то сразил стрелой христианского священника прямо на судне в гавани Притыка. А ведь Притыку хорошо охраняют. И все же нашелся стрелок-убийца. К слову, я даже имя того христианского священника помню – Нифонт. Знала я его, добрый такой был, улыбчивый. Дольма его как-то приводил сюда, и челяди нашей он понравился.
Может, если бы не его речи приветливые, то наши люди и не с такой охотой пошли бы в тот день на обряд. Так кто же такого доброго и радушного Нифонта мог поразить стрелой? Не иначе как кто-то из волховских приспешников. Вот и Дольму они могли погубить.– И кто же из волхвов был в тот день в Почайне?
– Да мало ли кто! Народу вон сколько было.
Тут с гульбища стало доноситься разудалое громкое пение захмелевшего Вышебора. Мирина поморщилась и, подняв голову, увидела стоявшего над ними Озара.
– Подслушиваешь, ведун?
– Я тут для того и приставлен, чтобы за всем наблюдать, все знать и примечать.
– Ох и надоел же ты! – топнула ножкой красавица. И к Добрыне: – Когда уже твой доглядник от нас съедет? Извелись мы с ним.
– Так уж и извелись, – вставляя ногу в стремя, отозвался Добрыня. Поднялся в седло и, посмотрев на Озара, перевел взгляд на разгневанную и оттого еще более красивую вдову: – Ты его не задевай, Мирина, душа моя. И учти – Озар сейчас тут главный. Что он скажет, то, считай, моя воля. И все пусть его слову покорны будут!
Мирина стояла, обиженно надув пухлые губки, челядинцы тоже, несмотря на слова Добрыни, недобро поглядывали на волхва – он чувствовал их взгляды. И только Яра смотрела на него светящимися радостными глазами. Она единственная была ему тут другом. И оттого хорошо вдруг на душе Озара сделалось. Волхв опустил голову, занавесившись длинными волосами, чтобы другие не заметили его счастливую улыбку.
Добрыня, уже гарцуя на коне, вдруг окликнул его:
– Эй, ведун, что ты скажешь на подозрение вдовы насчет участия волхвов в деле Дольмы?
Озар развел руками:
– Только одно: был бы ты в этом уверен, не отправил бы меня сюда на дознание.
– И то верно! – согласился воевода и, вздыбив скакуна, пустил его в спешно открытые Лещом ворота.
Мирина же смотрела на волхва с обидой. Не любо ей было, что кого-то в ее доме главным поставили вместо нее самой. Но Озар нашел, как сбить с вдовы спесь. Задержал ее, когда поднялась на крыльцо.
– Есть у меня нечто, что хотел тебе показать, госпожа.
– Мне и дела до тебя нет, – отмахнулась купчиха. Уже и пройти хотела, но резко повернулась: – Думаешь, сможешь опорочить нас, ведун? А того не понял, что на самом деле Добрыне это не нужно. Он и впрямь скорее на ваших приспешников укажет, если ему по-умному это дело преподнести.
– Ну да. И Жуягу, если тебе верить, тоже благодаря нашему волховству конь затоптал? И Тихона наши люди со стены сбросили, сломав пареньку шею? Так думаешь?
Ох и умела же принимать обиженный вид красавица! Но Озару не было заботы ее жалеть.
– Я услышал, что тебе дядька князя предлагал. Сказал, что, мол, сам князь тебя за кого-то из своих мужей именитых посватает. Вот ты губу и раскатала. Но какая слава о тебе пойдет, когда узнают, что ты при живом муже с деверем пригожим спуталась?
Мирина быстро оглянулась – не слышит ли кто? Но Моисей уже потащил Вышебора в терем, девки под присмотром Яры ушли, унося остатки трапезы за дом, Радко стоял у конюшни, оглаживая вороного Бурана, – собирался ехать, чтобы договориться насчет отпевания Голицы. С ним же были Лещ и Бивой, которым надлежало перевезти тело кухарки, вот и обсуждали что-то. Даже Златиги не было – закрывал ворота в усадьбу после отъезда Добрыни. Так что рядом никого. И все же Мирина зашипела злым шепотом сквозь зубы:
– Ты что это себе позволяешь, ведун? Напраслину на меня возводишь? И уже не единожды. Думаешь, если Добрыня тебя главным назначил, то мои люди за меня не вступятся?
Озару на ее злость – тьфу.
– Вот на это погляди, хозяйка, – достал он из-за пазухи переданный Ярой резной колос с цветком. – Радко это сделал. И как мастерски! И тебе велел передать поделку через Тихона. Знаешь, на что это похоже?
Мирина разглядывала красивую резьбу подарка, угадывала его смысл, и щеки ее бледнели.