В третьей жизни

— Сам звони. Я тебе чё, индийская богиня? Сразу несколько дел делать, — обиженно огрызнулся на Гребня похожий.

— Ладно, отведи их на кичу. Заскочь потом к Децалу. Обскажи ему, что тут закрутилось.

Оставшись в коридоре наедине с худощавым дубарём, хотел его вырубить. Однако, тело после нового биосеанса стало совсем немощным. Стройный ничего не заметил и погнал нас сначала к Децалу, чтобы не делать лишний крюк. Тот сидел у себя за столом с незнакомым мне зубастым парнем и резался с ним в карты, посасывая бутылочное пивко. Оба были обнажены по пояс. Бугор авторитетно синел наколками на жилистом теле. Услышав новость, он выскочил из комнаты, как ошпаренный, даже не одевшись, приказав всем оставаться на месте. Мой конвоир с удовольствием выполнил распоряжение, присосавшись жадной пиявкой к пиву.

Децал вернулся скоро со странным блеском в глазах, держа в руках окровавленный нож.

— Босс хвостом шаркнул. Кутырь возбух и к нему в пристяг пошёл. Его эта кровь, — показал он на нож, — Я миллион раз говорил вам, бакланам, что без моего приказа не сметь никого сюда вызывать, хату засвечивать.

— Ты чё, Децал, раздухарился? Не по делу наших пацанов мочишь, — обиженно воскликнул зубастый, — Браткам такое не понравится.

— Он первый на меня прыгнул. Отмахивался я, — объяснился бугор, — А ты, Никсон, определись уже, под кем ты. Короче, ты сейчас хиляешь к воротам, встречаешь скорую и спроваживаешь её обратно. А ты, Хвост, берешь ишаков и убираете всё там, в гостиной. Этого пацана больше не трогай, — показал бугор на меня, — Себе в бригаду беру. Дай ему чего-нибудь на себя напялить, а то ходит тут, трясёт бейцами.

Прежняя моя одежда успела куда-то деться. Хвост мне подогнал ментовское шмотьё. Походу, они здесь этим барахлом обеспечены под завязку. На ноги пришлось наворачивать портянки, чтобы обуться в керзачи. Приглушенная пережитыми впечатлениями боль, снова напомнила о себе, когда на задницу натянулись штаны. Даже лёгкий контакт с тканью был болезненным. Твою же… «Ладно, отомщу я тебе потом, гнусь», — подумалось, глядя в плечистую спину Хвоста. Сравнивать его даже близко с Серёгой теперь казалось кощунственным.

Вместе с ним прошли в гостиную, где всё ещё лежали два трупа. Босс раскинулся в той же позе на полу. У мордастого дубаря было перерезано горло, и на линолеум натекло много крови. Крутым оказался бугор.

Вместе с Хвостом заставили рабов оттащить труп охранника в котельную, а пол в гостиной отмыть от крови. Бесславно сдохшего Кутыря загрузили в топку. Рабов потом отвели и заперли в подвале, а сами прошли в конторку к бугру отчитаться о проделанной работе.

Подъехала скорая, и Никсон пошёл выпроваживать медиков. Вскоре появился Децал и позвал меня куда-то за собой. Прошли через прихожую, вереницу коридоров и неожиданно открылось голубое полотно бассейна, метров на двадцать, живописно перетекающее в зимний сад. Совместное пространство освещалось заходящим солнцем через стеклянные стены и потолок. В глубине сада, в окружении кустов и деревьев, в беспорядке расположились лежаки, лёгкие плетёные кресла, журнальный столик, кассетник Шарп и маленький холодильник. По всему угадывалось, что именно здесь подохший Индюк устраивал со своим спецконтингентом потрахушки.

Как бы отвечая на мой немой вопрос, — «Почему мы здесь»? — Децал буркнул:

— Никто тут уши греть не будет.

Он добрался до холодильника и отворил дверцу. Всё внутреннее пространство камеры было набито элитным бухлом и всяческим дефицитом, какой не у всякой крутой советской шишки в закромах сыщется. На свет явилась бутылочка виски «Джек Дениэлз», уже вскрытая, и пролилась нектаром насыщенного медового оттенка в хрустальные стопочки.

— Помянем босса нашего. Хоть и сволочь был редкая, но защиту и приют мне надёжно обеспечивал, — выступил Децал.

В качестве закуси фигурировал нарезанный ломтиками обычный сыр.

— Пусть горит в аду, урод моральный, — меланхолично дополнил его.

— Повезло тебе, — многозначительно констатировал Децал, жуя жёлтый ломтик.

Я отмолчался, ожидая сути разговора.

— Прости, Пашок. Не успел тебя вызволить. Кутырь встречал босса сегодня и присел ему на уши, натрындел лишку, — начал виниться он, поймав моё настроение.

Ага, ничего ты не стал ради меня делать, если бы твой босс не склеил ласты. Ладно, послушаем, что он мне ещё напоёт. Бугор посчитал извинения достаточными и резко сменил направление разговора:

— Фартит тебе, прям как у меня. Погремуху Децал не за рост братухи дали. Везло мне часто. На децал от опасностей уворачивался. А ты помощнее брата своего Андрюхи будешь, хоть младше его гораздо. В нашу породу выдался. Поджарый вон, как гончая псина. Походу, погоняло собачье носишь.

— Ошибаешься, лошадиное. Мустанг я, — не согласился с бугром.

— Чё зыркаешь? Отец я тебе, не сомневайся. Шрам приметный на левой ноге, в том же месте. Помню, как ты мелким во дворе на железяку напоролся.

Я поднял штанину и удостоверился в наличии этого шрама. Неприметный совсем. Как он умудрился его разглядеть.

— Только условие — о нашем родстве глушняк. Позже поймёшь, — веско высказался новоявленный отец и неторопливо налил ещё по дозе пахнущего смесью цветочного с древесным янтарного напитка. Снова повисла тишина.

— Сколько тебе щас натикало?

— В седьмом классе чалюсь. Вот и считай. Брат мой сейчас где? — спросил в свою очередь.

— Где-где… На киче булки парит. Где же ему ещё быть? Я сам в розыске. Поймают — вышка светит. Мусорка одного поганого на перо присадил. Пришлось к Индюку приткнуться. Авторитет крутой. Родственник какого-то шишкаря из самого верха. Никто бы его никогда не тронул, только её величество смерть. Машка как сама щас, всё бухает?

Что за Машка его интересует? А, чикомаман!

— Убили её люди Индюка, когда сбежавших пацанов ловили. Случайно.

— Что ж, допрыгалась дурёха, — без всякого сожаления высказался отец и поднял стопку, — Давай, помянем рабу божью Марию. Было время, когда любил её.

Выпили, посидели молча.

— Рассказывай, — предложил батя.

— Чего рассказывать?

— Обо всём, короче. Как живёшь? Чем занимаешься? Как сюда угодил?

Я и обрисовал про свою недолгую, совместную с носителем, житуху. Слегка похвастался хоккейными успехами и победами на поприще музыки. По возможности постарался не светить свои контакты с Николаем Михайловичем, Авдотьей и Таисией. Мало ли что! Естественно, не забыл описать своих врагов.

— Панок — вёрткий и расчётливый хорёк. Мы с ним давно уже рогами сцепились. Поляну топчем под Индюком. Я его больше других опасаюсь, — прокомментировал мои слова батя, — А вот этого твоего Толяна я хоть завтра могу к апостолам отправить. Скажу своим пацанам…

— Не стоит тебе о такое говно руки пачкать. Я сам с ним со временем разберусь по своему, по-пацански.

— Ладно. Мать, говоришь, не одна жила? Кто-то есть, чтобы за тобой приглядывать до окончания школы? Здесь тебе никак нельзя оставаться. Скоро сюда съедутся авторитеты с барыгами. Делить индюково наследство будут. Такие тёрки начнутся, что небо с овчинку покажется. С братками мне с хороших позиций надо заходить.

Батя достал пачку Столичных, зажёг одну папиросину, пыхнул дымом и продолжил излагать:

— Коли негде тебе жить, могу дать адресок одного нашего родственника. В Правдинске тот живёт. Чиркну ему пору строчек. Приютит тебя без базара. Опекунство как надо оформит. Не в детский дом же тебя определять.

— Сестрёнка Люба приезжала на похороны и договорилась о переезде сюда. Работу ей дают и жилплощадь материну обещают оставить за ней. Так что, есть мне кем прикрыться из ближайших родственников.