В третью стражу. Трилогия

– Между прочим, меня учили классическому "бельканто", - гордо, и, с точки зрения Виктора, несколько комично, вздёрнув подбородок, ответила "Жаннет".
– А у тебя что, милый? Три класса и два коридора Мухосранской музыкальной школы по классу балалайки? Паганини трёхструнный!

– Вообще-то я...
– разумеется, он чуть не повелся. Хотел сказать, что родился и вырос в Ленинграде, а не абы где, но чуть это чуть и есть. Не повелся, хотя и рассвирепел.

– Петь тебя учили! Голос ставили!
– собственный голос Виктора приобрёл какое-то змеиное звучание, хотя предполагалось быть всего лишь вкрадчивым. Его сарказм не находил выхода в привычной "мужской" лексике, и компенсировал это обстоятельство изменением тональности.

– Так иди на радио, диктором, со своим поставленным голосом. Там можешь личиком играть и "образок лепить" перед микрофоном, - он не удержался и вернул "шпильку" - хоть до посинения.

– И пойду!
– на самом деле, идея была здравая. Нет, не диктором, конечно, но вот про радио и, может быть, даже кино следовало подумать.

Ну, она ведь не просто так карьеру в своей фирме сделала. И то, что "осела" на кадрах, так то был компромисс между деньгами, рисками и трезвым пониманием сложившейся в руководстве компании иерархии. Качества, без которых топ-менеджер состояться не может, у Татьяны вполне присутствовали. И если она об этом на время забыла, так это было всего лишь "похмелье" после "переноса". Но после того как Олег ей это перед поездкой в "домик в деревне" весьма грамотно разъяснил, она в себя снова поверила, а поверив, приняла к сведению. Проблема в том, что опыт этот совершенно не подходил к освоению искусства вокала.

– И пойду! Только бы тебя не видеть!
– заявила она, ярясь и скандаля, одной стороной своей натуры, скажем так, французской, и, обдумывая "богатую" идею, другой.

– Надоел, хуже горькой редьки! Мужлан! Хам и фанфарон!
– все три эпитета, что называется, мимо кассы, но когда это логика правила в "семейных сценах", а сцена получалась вполне семейная.

– Только ума и хватает, что тонкую артистическую натуру по адресу "на" послать.

– Куда я тебя послал?
– от такой несправедливости Федорчук буквально "взвился", разом забыв обо всех "взятых на себя обязательствах".
– Ещё не послал ни разу. Но если пошлю, ты не пойдёшь, а побежишь!
– и добавил, вздохнув.
– А я впереди побегу, дорогу показывать. И кое-кто меня пенделями подгонять будет. И поделом.

– "Душераздирающее зрелище", - голосом ослика Иа прокомментировала "Жаннет".
– С удовольствием погляжу на это...
– но Татьяна уже "натягивала удила".
– И даже поучаствую. Хотя, боюсь, не протолкнуться будет среди других претендентов...

Откровенно говоря, настроение у Виктора было такое, что он с удовольствием сейчас полаялся бы с кем-нибудь, что называется "до рукомашества". Но с Таней ссориться очень не хотелось. По многим причинам. И, наступив на горло собственной песне, решил это дело тихо "слить".

– Извини, - сказал он и даже улыбку из себя выдавил.
– Сорвался. Я, видишь ли, тоже не совсем профессионал в этом деле, но, если подумать, советы давать имею полное право. Я тебя со стороны оцениваю. И то, что я вижу, мне пока не нравится. И ключевое слово здесь не "мне", а "пока". Прости, Танюша, старого дурака ...
– он криво усмехнулся, представив, как "смотрятся" эти слова в его нынешних устах.

– Давай лучше перерыв сделаем. Коньячку по капельке выпьем - для общего тонуса, "за жизнь" поболтаем...

Виктор встал из-за рояля и, ловко освободив от пробки пузатую бутылку с затейливой надписью на этикетке, плеснул по капельке в два коньячных бокала. Один из них он с лёгким поклоном протянул Жаннет.

– Не буду я коньяк!
– "отходя", буркнула Татьяна, которой ругаться вдруг совершенно расхотелось.

– И вообще, не слишком ли много вы все пьете?
– прищурилась она, коснувшись одной из наиболее болезненных "в их общежитии" тем. В конце концов, если бы не алкоголь, то и она, может быть...

– Дорвались? Молодость вспомнили! Алкаши-любители!
– сказала уже по-русски и уже не "Жаннет", едва не предоставив бокал силе земного притяжения. Но все-таки удержалась, не треснула об пол, но зато автоматически потянулась к лежащему на столике серебряному монстру-портсигару Виктора, и, как и следовало ожидать, наткнулась на ироничный взгляд синих глаз.

– А ты-то куда руки тянешь?
– усмехнулся он, пододвигая тем не менее, портсигар поближе к Татьяне.
– Эх, нет на тебя ремня! И так голос "сиплый", а ты его ещё и никотином посадить хочешь? Вредительница! Пятьдесят восьмая статья, никак не меньше!

– Типун тебе на язык!
– упоминание

таких

статей сталинского Уголовного кодекса у понимающего человека могло и инфаркт вызвать. А Татьяна, между прочим, один настоящий допрос уже пережила и не так чтобы давно.

Однако по существу Виктор был прав.

"Он прав, - решила Татьяна, с этим "образом" пора заканчивать".

Притворно надув губы, "Жаннет" поискала глазами что-нибудь увесистое и решительно направилась к лежащей на рояле тяжёлой папке с нотами. Поудобнее перехватив её двумя руками, мадемуазель Буссе постаралась "незаметно" зайти Федорчуку за спину. Тот, внешне поглощённый процессом смакования ароматной турецкой папиросы, внезапно сделал шаг в сторону, уходя с линии "атаки", повернулся через правое плечо и мягко перехватил левой рукой уже занесённую для удара папку.

– Нотами?!.. По голове!?.. Ты знаешь, сколько крови мне стоило, перенести все эти наши "ля-ля-ля" на бумагу?
– улыбнулся он.
– А ты ими... меня... Впрочем, есть в этом что-то утончённое, во всяком случае не ледорубом по затылку, - с "тяжелым" вздохом и очень натурально посетовал Виктор.

– Пусти!
– тихо сказала "Жаннет".
– Всё равно я тебя подстерегу и тресну чем-нибудь тяжёлым.

Угроза звучала слишком "серьезно" и слишком "естественно", чтобы быть правдой.

– Ладно. Всё, всё, всё! Сдаюсь! Побаловались и будет, - Федорчук примирительно поднял руки и, воспользовавшись секундной растерянностью Жаннет, обезоруженной этим жестом, быстро, по-мальчишески, чмокнул её в щёку. Увернувшись от наносящей удар нотной папки, он с ехидным смешком отбежал на безопасное расстояние и спрятался за роялем.

– Всё-всё-всё, я тебя боюсь: садись в кресло. Отдыхай и слушай.

"О-ла-ла!
– Татьяна чуть не засмеялась вслух.
– А бизнесмен-то наш, похоже, втюрился в комсомолочку-красавицу! Жаннет? Как тебе нравится этот Кларк Гейбл? Не хочешь побыть в роли Скарлетт? Хи-хи, я подумаю об этом завтра!"

Всё ещё с выражением "крайнего возмущения" на лице и не выпуская из рук ноты, Жаннет уселась в глубокое кресло и, с видимым удовольствием сбросив туфли, подтянула под себя ноги. Получилось очень уютно и... весьма эротично.

– Ну, вещай, мучитель!
– гнев сменился на милость. Но надолго ли? Этого Виктор не мог знать.
– И выдай сигарету, не жмоться, а то мне придется идти в свою комнату...

– Да, на здоровье!
– Виктор открыл портсигар - вот таким, если в висок, действительно можно убить - и "предложил даме папироску".
– Каплю коньяка?
– он чиркнул спичкой, давая прикурить, и вопросительно взглянул в голубые глаза.