В третью стражу. Трилогия

5

. Ольга Ремизова, предместья Саламанки, Испанская республика, 25 декабря 1936

"A' la guerre comme a la' guerre..."

На то и превратности военного времени, чтобы пережившим их было, что вспомнить на старости лет. Но до старости надо еще дожить...

"А при нашем образе жизни это может оказаться совсем непросто".

Ольга взяла у перевязывавшего ее врача папиросу и прикурила от предложенной спички. Табак был крепкий, горчил и с непривычки драл горло, но это было ничего. И плечо скорее ныло, чем болело, так что жизнь, можно сказать, налаживалась.

– Вы как?
– майор медицинской службы выглядел усталым, но держался молодцом, да и по-немецки говорил изрядно, хотя и с чудовищным акцентом.

– Спасибо, - через силу улыбнулась Ольга.
– Теперь хорошо.

– Рана не опасная...
– доктор ей это уже говорил, да она и сама знала: видела, когда обрабатывали, чувствовала. Пуля лишь чиркнула по левому плечу - там, где обычно остаются шрамы от детских прививок - вырвав клочок кожи да несколько граммов мяса из бицепса. Крови много - всю блузу залило - но никак не смертельно. А вот чекиста на месте убило: пулевые ранения в лоб, насколько известно, не лечатся. И оставалось гадать, случай ли такой "приключился", или у националистов, и в самом деле, приличный снайпер образовался, как предположил кто-то из работников штаба.

– А можно вам вопрос задать?
– неожиданно спросил майор.

– Спрашивайте, - согласилась Ольга.

– Ну, вот вы...
– как-то не слишком гладко начал военврач.
– Товарищ Кармэн сказал, вы баронесса... из Австрии... богатая...

– Не слишком богатая, - усмехнулась Ольга, уловив, куда "правит" собеседник.
– Но вы правы, доктор, я отношусь к привилегированному классу.

– Вот!
– обрадовался врач. Он был относительно молод для своего звания, и профессию, скорее всего, получил уже при советской власти.
– А вы в Испанию, к нам... И под пулями... Я грешным делом боялся, у вас истерика случится. Все-таки ранение, шок... это страшно...

– Страшно, - согласилась Ольга, снова переживая тот момент, когда поняла, что и почему с ней случилось.
– Могли ведь и убить...

– Э...
– опешил от этой реплики майор. Черный юмор - было последнее, что он мог ожидать от свалившейся на его голову иностранной пациентки.

– Смерти боятся, лучше не жить, - прокомментировала свою позицию Ольга и затянулась.

Как ни странно, она не солгала доктору. Страха не было, но было кое-что другое. Она вдруг с ужасающей ясностью поняла, что люди смертны и до крайности беззащитны. А вокруг война, и только за один этот день - рождество, двадцать пятое декабря - погибло уже множество испанцев и интернационалистов, и своих русских мальчиков тоже полегло немало. И раненых - и не так, как она, а по-настоящему - много. Увечных, страдающих, истекающих кровью... Но война кончается не этим днем, не этой ночью. Даже сражение за Саламанку к концу пока не подошло, и сколько еще людей умрет сегодня, завтра или послезавтра, не знает никто.

И еще одну вещь поняла она вдруг. Кем бы ни была она теперь, кем бы ни стала, воплотившись в Кайзерину Албедиль-Николову, русский язык ей не чужой, и красноармейцы, - как бы не относилась она к пославшей их сюда власти, - красноармейцы эти ей родня. Земляки, родная кровь... И только задумалась об этом, как в затянутой дымами и ночным мраком Саламанке вновь вспыхнула ожесточенная перестрелка. Затараторили пулеметы, застучали винтовочные выстрелы, глухо рванули среди домов первые гранаты.

– Что это?!
– вскинулась Ольга.

– Кажись, наши из города пробиваются, - ответил степенный сержант с перевязанной головой.

Ольга встала, но вершина невысокого холма - полевой госпиталь развернули на его обратном скате - скрывала окраины Саламанки. Показалось только, что на облаках играют красные зарницы, а еще через минуту где-то рядом ударила советская артиллерия, и вскоре канонада разлилась уже вдоль всей линии фронта...

6.

Из дневника Героя Советского Союза, майора Юрия Константиновича Некрасова

.

Журнал "Красноармеец", орган Народного комиссариата обороны СССР, N1, 1939 год.

... Нас провели в квартиру, в которой размещался штаб обороны дома. За столом, заваленным бумагами и оружием, сидел молоденький лейтенант, больше похожий на переодетого мальчишку, чем на командира Красной Армии.

– Лейтенант Петров, - важно представился он и недвусмысленно добавил, - я здесь старший.

Мы с Литвиновым представились по очереди. И я чтобы снять возможные недоразумения, сразу расставил все точки на "и".

– Товарищ лейтенант, мы в вашем полном распоряжении. Ждем приказаний.

– Хорошо, товарищ капитан. Тогда займите оборону на верхнем этаже. Там уже есть двое красноармейцев, принимайте в свое подчинение, - лейтенант деловито пригладил мальчишеский вихор и улыбнулся.
– У вас пулемет, это очень хорошо.

– Жаль только патронов маловато, - огорченно вздохнул Литвинов...

***

– ... Товарищ капитан! Вас комбриг вызывает!
– незнакомый мне сержант в обгорелом комбинезоне с трудом держался на ногах, левой рукой он постоянно вытирал шею.

– Что с вами, сержант? Ранены?

– Ерунда, товарищ капитан... слегка зацепи...
– договорить сержант не смог и молча повалился на спину.

Мы с Литвиновым бросились на помощь, но было уже поздно, он скончался. Из пробитой осколком головы быстро натекла лужа густой крови.

– Литвинов остаешься за командира, - распорядился я.
– Сержанта уберите в дом, потом будет возможность, похороним. Я к командиру бригады. Вопросы есть?

Механик-водитель покачал головой.

– Не-а... товарищ капитан, никак нет!

Литвинов проводил меня до подъезда и хотел прикрыть огнем из пулемета, но я запретил ему тратить патроны.

– Ни пуха, ни пера, товарищ капитан!
– пожелал он мне напоследок.

– К черту!
– как положено, ответил я.

Я выждал, когда стрельба утихнет и бросился вперед. Пробежав метров пятнадцать, я упал на дорогу и скатился в неглубокую воронку. Несколько очередей запоздало ударили поверх моей головы. Выждав секунд тридцать-сорок, я вскочил и пробежал еще десяток метров, укрывшись на этот раз за перевернутым грузовиком. Так перебежками я добрался до здания, в котором находился комбриг Павлов. Дом был сильно разрушен артиллерийским огнем, перекрытия верхних этажей и большая часть стен обвалились, но наши бойцы продолжали держать оборону. Комбрига я нашел возле одной из импровизированных бойниц полуподвального этажа. Павлов был ранен, один из танкистов, парень с внушительным торсом, аккуратно перебинтовывал его бритую голову нательной рубахой, разорванной на полосы. В помещении находились еще два пехотинца: старший лейтенант и политрук

Я доложил о прибытии. Командир махнул рукой, приглашая садиться, и начал без предисловий.

– Товарищи командиры, положение отчаянное. Националисты воспользовались системой подземных коммуникаций, и вышли в тыл. Нас выбили из шести домов. Во второй батальон отправлено трое посыльных, ни один не вернулся. Долго мы не продержимся...
– Павлов замолчал, прислушиваясь к звукам вялой перестрелки.
– Сейчас удобный момент, чтобы собрать все силы в кулак и вырваться из города. Товарищ Некрасов, я назначаю вас командиром группы прорыва. Соберите человек двадцать, самых боеспособных, и возьмите все пулеметы. Ваша задача - прорвать кольцо окружения... За вами пойдут все легкораненые, их поведет дивизионный комиссар Качелин.