В третью стражу. Трилогия

"И потускнеть не успели... Свежие".

Под подошвой противно хрустнули осколки стекла.

"Приехали, чтоб тебя...
– подумал он, как-то сразу почувствовав себя "усталым и больным".
– Стоило огород городить? Впрочем, наверное. Пока жив - борись, не так ли сэр Майкл?"

Матвеев достал портсигар, и хотел было закурить, но на периферии зрения что-то "колыхнулось" едва заметно, и его, Матвеева, взведенные нервы среагировали. Что-то некрупное и легкое в движениях, быстро перемещалось среди дымящихся остовов домов, от тени к тени, не появляясь на солнце.

Что-то или кто-то?

Степан выпрямился, стараясь не совершать резких движений, положил портсигар на порожек "Форда" и медленно потянул из внутреннего кармана пиджака трофейный "маузер". Снял с предохранителя и плавно потянул на себя затвор, но - увы - патрона в стволе не оказалось...

"Ур-роды штатские, одно слово - журналисты!" - злость Матвеева на себя и на бывшего владельца пистолета была непритворной, хотя из всей воинской премудрости, постигнутой Матвеевым на военной кафедре университета, если что и сохранилось в голове, так это правила поведения в зоне ядерного взрыва. Ну, и обращение с личным оружием, разумеется... Однако времени на воспоминания не было, следовало завершить начатое.

Патрон дослан в ствол, курок - на боевом взводе. Руки работали сами, помимо сознания, и это не удивляло - в экстремальной ситуации, как из дырявого мешка начинали сыпаться знания и умения ранее неизвестные Степану. Знания и умения Майкла Мэтью. Все-таки "маузер" не совсем "макаров"...

"Ну, Мишаня, не подведи..." - с этой мыслью Матвеев одним тягучим движением соскользнул с места - пистолет стволом вверх, в полуприсяде - вдоль автомобиля, в сторону обнаруженного "кого-то или чего-то".

Шаг, скольжение... ещё шаг...

Ствол пистолета - горизонтально: "ну и где ты?". Степан не мешал своему телу, фиксировал только окружающее, - уловить момент, когда будет пора...

"Что пора?"

Пора нажать на спуск?

"Сто-оп!"

Фигурка, выглянувшая из отбрасываемой домом тени, на коварного врага не тянула. Совсем. Никак. Мальчуган - чумазый, лохматый, в штанах не по росту, в обвисшей на плечах куртке с подвёрнутыми рукавами, шаркающий подошвами грубых башмаков. Смотрел без испуга, вроде и не замечая направленного на него пистолета, но и детского любопытства в глазах не было. Мальчишка оценивал взрослого, взвешивал его и измерял не по-детски внимательным взглядом.

Степан опустил пистолет, поставив на предохранитель. Только после этого ребёнок - "А лет-то ему не больше десяти-двенадцати!" - сделал шаг навстречу.

– ђSeЯor extranjero, no disparen! Por favor, seЯor extranjero...
– детские руки поднялись в универсальном примирительном жесте - открытыми ладонями вперёд.

– Не бойся, малыш, не буду... Взрослые в деревне есть? Может, солдаты?
– Матвеев говорил по-испански медленно, старательно проговаривая каждый звук, но не слишком надеялся на свои лингвистические способности.

– Нет. Солдаты ушли, ещё утром, сеньор иностранец. А я вот вас жду, думал уже не приедете...

Матвеева как пыльным мешком из-за угла стукнули. От неожиданности он чуть не присел прямо там, где стоял.

"Это и есть контакт сэра Энтони?
– мелькнула шальная мысль - Они, что здесь с ума все посходили?"

Замешательство, по-видимому, настолько ясно и недвусмысленно отразилось на его лице, что мальчишка засмеялся, негромко и хрипловато. Потом закашлялся, сплюнул что-то вязкое и белесое в уличную пыль и, шмыгнув носом, начал расстёгивать куртку.

Провозившись некоторое время с непослушными пуговицами, мальчишка распахнул полы куртки и потащил рубаху из штанов. Степан следил за его манипуляциями с недоумением и интересом, не забывая посматривать по сторонам.

Кто знает, что на уме у односельчан этого смышлёного мальчугана? А вдруг они как раз сейчас подбираются: ползком, по крышам, "огородами", сжимая в потных ладонях косы и топоры? Почему он подумал именно про мирные "серпы и молоты", и даже не предположил наличия здесь и сейчас разнообразного огнестрельного оружия? Бог знает, но нарисованная буйной журналистской фантазией картинка показалась настолько натуральной, что Матвеев даже тепло нагретой за день крыши ощутил и острый запах пота... Пальцы сильнее сжались на рукояти "маузера".

"Бред какой-то! Нервы расшалились, лечится пора... Ага! Как только, так сразу... Всего и осталось: через линию фронта перебраться, - а потом сразу прямиком к лучшему психиатру в этих богом спасаемых местах".

Между тем, из-под подола рубахи показался конверт, когда-то, наверное, белый, но теперь изрядно помятый, в пятнах пота и сажи.

– Вот, - с серьёзным лицом сказал мальчик, протягивая "письмо" Степану.
– Сеньоры, что останавливались в нашем доме, - кивнул он на дымящиеся развалины, - просили передать это иностранцу, что приедет на "ужасной фордовской развалюхе". То есть, получается, - вам!

– А если бы я пришёл пешком?
– странный вопрос, но закономерный. Ощущение странности происходящего, внезапно возникшее у Степана, крепло с каждым словом мальчишки.

– Так мне вас подробно описали, а отец заставил повторить несколько раз, прежде чем отправил прятаться к тётке...

– Отец?
– Матвеев вертел в руках конверт, казалось, не зная, что с ним делать.

– Это наш дом, сеньор иностранец. Был... А мой отец успел уйти с теми сеньорами, что ждали вас два дня, пока не пришли какие-то солдаты и не начали грабить деревню...
– сказав это, мальчик вдруг снова шмыгнул носом, часто заморгал, повернулся и быстро пошёл вдоль по улице. Не оборачиваясь. Его худенькие плечи, укрытые большой курткой, мелко вздрагивали, а руки - то и дело что-то размазывали по лицу. Степан не стал его окликать.

Разорвав конверт, Матвеев достал листок, явно второпях вырванный из блокнота. Кривые строчки, с буквами, лезущими одна на другую, подтверждали мысль, что записка написана в спешке, практически - на коленке.

"

Поле за станцией Арапилес. Каждый день перед заходом солнца. В течение недели

".

***

Машину пришлось бросить у железнодорожной насыпи, в паре сотен метров от станции Арапилес. Бывшей станции бывшей железной дороги.

Насыпь оказалась местами чудовищно разворочена, словно подверглась нападению гигантского крота. Повсюду валялись куски расщепленных шпал, разорванные и скрученные в причудливые загогулины рельсы. Из гравия и песка торчали разнообразные железяки, неопознаваемые даже при внимательном рассмотрении. На одну из таких металлических штуковин и напоролся "Форд", когда Матвеев в азарте попытался сходу преодолеть насыпь, не надеясь уже найти переезд.

Машина бодренько вкатилась на подъём, Степан дожал педаль газа... И...
– удар, снизу - несильный, но волна по всему телу до макушки; скрежет металла о металл, "Форд", напоследок жалобно скрипнув какой-то деталью встал как вкопанный. Двигатель заглох, попытки завести его из кабины - успехом не увенчались. Пришлось ставить машину на ручник и, переключив рычаг скоростей в нейтральное положение, лезть в багажник за "кривым стартером".