В знак того, что более никто так не называл меня по имени
Шрифт:
Рассказываю о том, как параллельно продолжала учиться в политехе. На всякий случай, вдруг не поступлю. О том, как сдала сессию на одни пятерки.
– Интересно, какой бы из меня вышел инженер?
О том, как меня в этом решении поддержала мама. Просто приняла его. Ни слова не услышала я тогда о том, что надо доучиться. Что все-таки два курса уже закончено. Что жаль терять эти годы. Удивительно, но это так.
Надо сказать, что со сменой профессии удачно получилось. Я нашла любимое дело своей жизни.
Второе решение – закончить отношения
Гораздо позже я узнаю, что ты сделал из этого рассказа неверные выводы. К сожалению.
А ведь именно эти два моих решения привели к тому, что мы с тобой встретились.
***
Однажды речь как-то зашла об объемах женских и мужских бедер. Пути наших бесед неисповедимы.
Убеждаю тебя, что в сантиметрах мужские бедра часто шире женских. Просто визуально выглядит наоборот.
Удивляешься и мне не веришь.
Вспоминаю историю из какого-то похода, когда промокла насквозь, и мне дали чьи-то запасные мужские штаны. Я не просто влезла в них, они на мне болтались.
Вижу, что все равно не убедила.
Берем сантиметр. Мы оба юные и худые.
Цифры оказываются сопоставимыми. Удивляешься вновь. Но против цифр не попрешь.
***
Обнаруживаешь у меня в ванной кусок пемзы. Отчего-то она тебя страшно веселит.
Смотрю с недоумением.
– Это же пятки чесать? У моей мамы есть такая же, – говоришь ты, продолжая смеяться.
Объяснять тебе в этот момент, что пемзой мы, женщины, вовсе не чешем пятки, а убираем грубую кожу, абсолютно бесполезно.
Ты веселишься. Твоя концепция использования этого куска нравится тебе гораздо больше приземленной реальности.
***
Смущала ли меня наша разница в возрасте? Шесть лет и почти пять месяцев.
Если честно, то нет. Я ее практически не замечала.
Лишь иногда на меня накатывали приступы неуверенности в себе.
Смотрю на обложку какого-то журнала. На ней лицо красивой молодой женщины крупным планом. Видны еле заметные морщинки под глазами.
– Она красивая? – спрашиваю я.
– Да.
– А морщины под глазами? – не унимаюсь я.
– Их почти не видно.
– У меня тоже морщины под глазами.
Бред, конечно. В твоей любви невозможно было сомневаться. Но иногда я ухитрялась.
***
Иногда я ухитрялась даже ревновать. Мимолетно и не всерьез, но все же.
Случалось, мы проводили время впятером: ваша неразлучная троица друзей, я и моя подруга Лана.
Как-то шли по набережной, и у тебя с Ланой завязался какой-то увлеченный диалог.
Вот к танцам с ней дважды в неделю я тебя не ревновала, а тут что-то перемкнуло.
***
Как мало мы успели за эти четыре месяца. И как много.
Запомнился наш единственный совместный поход в кино. Впятером. Ты, Глеб, Валек, я и Лана.
Только вышел на экраны фильм «Молчание ягнят» про Ганнибала Лектора. Сеанс был дневной, и мы сидели в центре
практически пустого зала.Фильм понравился.
***
Весна – мое самое любимое время года. Мы гуляли, гуляли и гуляли. Впятером. Вчетвером: я, ты, Глеб, Валек. Вдвоем. Это было очень романтично.
Хотя где-то параллельно шла и другая вечерне-ночная жизнь большого города.
Как-то вчетвером мы сидели на лавочке под цветущими сиренями в самом центре города.
Мимо шел какой-то мужик и вдруг решил отозвать Валька в сторону. Парни взгрелись. Было видно, что готовы, если что, броситься другу на помощь.
Но ничего. Они просто о чем-то поговорили, и Валек вернулся к нашей скамейке.
Оказалось, мужик спрашивал, где в нашем городе можно найти проститутку.
Вот, честно, уточнять не стала, смог ли девятнадцатилетний студент ему чем-то в этом помочь.
***
Ты приходишь ближе к вечеру. Я уже дома. Пришла с работы.
– У вас дома лифт не работает. Я пешком шел к тебе на четырнадцатый этаж.
– Да ладно! Быть того не может! – в моем голосе сарказм.
Я сама только что взобралась к себе домой пешком. Но это еще не все.
– Знаешь, сегодня на физтехе тоже лифт не работал, а у меня пары на десятом этаже, представляешь? – говорю я.
А еще говорят, что «снаряд дважды в одну воронку не попадает». Я весь день ходила по лесенкам пешком: и дома, и на работе.
– Гулять пойдем? – спрашиваешь ты.
– Конечно, пойдем!
Кого вообще в юности затрудняет подняться на четырнадцатый этаж пару-тройку раз?
Бывает, что какой-то день своей жизни ты запоминаешь просто потому, что в этот день сломалось два лифта сразу.
***
Мы сидим как обычно на полу. Ты рассказываешь, как в старших классах у тебя сложились особенные отношения с одной учительницей. Важные для тебя. Не так много в твоей жизни было людей, которым было до тебя дело.
Случилось так, что ты соврал. Притворился, что у тебя болит живот, и она отпустила тебя с уроков.
Как об этом узнала твоя мама?
Сказала, что пойдет в школу и все расскажет учительнице.
Это был единственный случай, когда ты ей сильно нагрубил. Матом.
Она простила. Мамы они такие. Всегда нас прощают.
***
Твоя мама.
Не помню, чтобы ты рассказывал о каких-то еще родных. Почему ни слова о твоих бабушке и дедушке, хотя бы по маминой линии? Где они, и что с ними?
Никаких упоминаний о дядях и тетях. О двоюродных братьях и сестрах.
– У меня нет отца, – с болью говоришь ты, – я его никогда не видел, я его не помню.
Про отца лишь краткое объяснение мамы о том, что, вроде, и собирались вместе жить, да что-то не получилось.
А у мамы была привычка. Если она легла спать, то больше не отзывалась. Даже если тебе было очень нужно с ней поговорить.
***
Твоя мама.
Она, судя по всему, очень одинока.
Ты рассказываешь, что много лет она ярко красилась. Видимо, надеялась, встретить мужчину.