Вахтанговец. Николай Гриценко

внутренней и внешней», - подчеркивает Николай Олимпиевич. Он го­

ворит о том, что стремился создать образ положительного героя нашего

времени, достойный подражания.

А Тихон Молоков в «Золотом дне»? Так показать «историческую обре­

ченность и никчемность жизни» накопителя, самодура-эгоиста, стяжате­

ля и невежды! Молоков не только страшная, но и обреченная, комическая

фигура. Ужасающе пуста эта его жизнь. И ни буйствами, ни забавами пу­

стоты этой невозможно заполнить».

Молоков-Гриценко - настоящий сибирский Дикой, огромный ста­

рик богатей, золотопромышленник, хозяин большого края вызывал

смех и осуждение зрителей. Взлохмаченная рыжая бородища и ше­

велюра, щетинистые брови, из-под которых злобно и хитро сверкали

маленькие глазки, широкие, размашистые движения - все выдавало

необузданный неукротимый нрав «хозяина», не отличающегося куль­

турой и воспитанием. Нелепое сочетание модной одежды с сапогами

150

ВАХТАНГОВЕЦ

Николай Гриценко

дополняло комедийный рисунок образа. Страшно, а чаще смешно ста­

новилось, глядя на Молокова-Гриценко. Но смех носил здесь обличи­

тельный характер.

Иной смех вызывает Тарталья Николая Гриценко («Принцесса Туран­

дот»), Фейерверк импровизации, находчивого остроумия, выдумки.

В «Конармии» его Степан Вытягайченко, преданный революции бес­

страшный боец, совершенно уморителен в сцене суда. В зале всегда стоит

стон от хохота: на полном серьезе, страстно, с азартом доказывает свою

правоту и жалуется на «избиение» Степан, он не может ступить шага без

страшной гримасы боли на лице, но кончился суд - и бодро шагает Вытя­

гайченко, будто разом выздоровев. Ох, и разыграл он их всех!

Князь Мышкин Гриценко - чистейшее сердце, доброе, отзывчивое, от­

крытое человеку. Он словно обнаженный нерв, чутко реагирующий на все,

что происходит вокруг. И боль, и страдание, удивление, горе, радость, на­

конец, безумие отражаются в его огромных прозрачно-голубых глазах.

Мудрый, много переживший и перестрадавший, князь Мышкин не озло­

бился, а остался таким же мягким, деликатным, наивно-беспомощным

и бескорыстным. Он весь будто светится кристальной добротой и тянется

к людям, стремясь помочь им, что-то сделать для них хорошее. Образ на­

полнен огромной любовью к людям, ко всему доброму, светлому и величе­

ственному в жизни. Гриценко поражает виртуозностью перевоплощения:

«Конармия». Сцена из спектакля

151

ВАХТАНГОВЕЦ

Николай Гриценко

«Маленькие трагедии». Дон Гуан - Николай Гриценко, Лепорелло - Николай Плотников

152

ВАХТАНГОВЕЦ

Николай Гриценко

меняется голос (высокий, звонкий, чистый вначале, низкий, глухой, хри­

плый в сцене безумия), глаза (по-детски прозрачные, голубые, они будто

тускнеют, сереют, становятся страшными, отражая помрачение рассудка),

мягкие, нерешительные жесты сменяются резкими, быстрыми, порыви­

стыми. Даже фигура кажется иной: надломилась, «осела». Но происхо­

дит и своеобразное перевоплощение «внутри» роли - облик персонажа

трансформируется, меняется на глазах у зрителя.

В пьесе «Память сердца» А. Корнейчука роль Кирилла Сергеевича

Гриценко играл увлеченно, самозабвенно. Мне представляется, что эту

работу артиста можно назвать подвигом. Только ради одной этой роли

Николай Олимпиевич специально выучился играть на нескольких музы­

кальных инструментах. Из немудрящих фраз, реплик был создан изуми­

тельный образ. Бывший артист цирка и эстрады всю жизнь дарил людям

радость. И вот «не у дел», на пенсии. А вокруг люди. Со своей печалью,

со своими заботами, радостями Кирилл Сергеевич - Гриценко спешит

к ним, чтобы помочь, сделать что-то полезное, доставить удовольствие,

вызвать улыбку. Он весь - в порыве желания сделать добро, быть полез­

ным и нужным, в этом находит счастье, забывая свое одиночество. Гри­

ценко страстно убеждает зрителя, что долг каждого - быть заботливым,

добрым, мягким, необходимым людям. Для этого стоит жить! И пусть

Кирилл Сергеевич кажется порой чудаковатым, смешным, наивным

и старомодным. В нем живет благородство и бескорыстие Дон Кихота,

без которых невозможна жизнь...

По-толстовски вдумчиво, психологически детально решен артистом

Федор Протасов («Живой труп» А. Толстого) - интеллигентный, безволь­

ный и мятущийся, нерешительный и честный.

Незабываем солдат Иван Шадрин («Человек с ружьем» Н. Погодина) -

мужик из самых недр народных, упрямый и наивный, смекалистый и за­

диристый, умеющий слушать и понимать, человек, постигший ленинскую

правду. А Мамаев в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты»!

Импозантный, представительный, прекрасно одетый, этот чванливо­

высокомерный барин лишь только раскрывает рот, смешно выпячивая

нижнюю челюсть, как вызывает неудержимый хохот в зале. Самонадеян­

ный фанфарон, раздувшийся от собственных «достоинств» и «ума», пошл,

нелеп и смешон своим стремлением поучать.

А совсем кажется недавно играл Гриценко в «Маленьких трагедиях»

Дон Гуана, блестящего и остроумного, полного страсти, неотразимо

красивого. Сколько огня, силы, вулканической энергии, бесовской хи­

трости и ловкости было в каждом движении изящного и стройного

пушкинского героя.