Вальс с негодяем
Шрифт:
— Леди Роузвелл, я сожалею, что в свое время повел себя не очень достойно по отношению к вашей персоне. Поверьте, мне искренне жаль. Не стоит держать на меня зла…
— Я вовсе не держу зла на вас. Я пытаюсь помочь подруге!
— Не нужно. Я сам могу позаботиться о своей будущей жене. Поверьте, она ни в чем не будет испытывать нужды. Я буду любить, и оберегать её.
— Вы говорите искренне?
— Вы мне не верите?
— Не верю. И мне жаль, что Изабелла оказалась столь слепа… Доверилась такому как вы…
— Передайте ей, что я буду ждать её здесь.
— Я передам.
Девушка направилась к выходу.
— Виктория…
— Я,
— Простите… Я хочу сказать… Теперь, когда я и Белла станем супругами, могу ли я рассчитывать на вашу дружбу? Я знаю, Белла вам дорога…
— Уильям так же мне дорог. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь сможем…
— Я понимаю.
Виктория остановилась у двери.
— Вы собираетесь ждать Беллу здесь?
— Да.
— Я не думаю, что она сможет прийти быстро. Она пришлет вам записку.
— Спасибо.
Леди Роузвелл вышла, но он успел сказать ей вслед:
— Я люблю её, Виктория! Люблю…
Глава 31.
Вики стремительно пошла по коридору в сторону комнат баронессы. Ей казалось, что все получилось прекрасно. Но… Все равно была опасность, что Суит опомнится слишком быстро. А Белле нужна была фора, хотя бы полдня…
А Вики осталась, чтобы держать оборону. Она призналась во всем баронессе только после того, как подруга уехала. Леди Невилл была напугана, в первую минуту она готова была кинуться вдогонку за племянницей, но Виктория убедила её не делать этого. В конце концов, Агата смирилась с тем, что произошло. У неё оставалась надежда. Баронесса не сомневалась в чувствах графа Холланда. Она верила, что именно истинные чувства помогут ему разобраться во всем и убедить Изабеллу не совершить самую страшную в жизни ошибку.
Белла мчалась вперед, не замечая ни пронизывающего ветра, ни капель дождя, скатывающихся за воротник.
Люцифер… Она даже не успела узнать, каким образом ему удалось заслужить это ужасное прозвище. Ей бы даже в голову не пришло, что между её милым, обаятельным Суитом и героем светских сплетен, распутником Люцифером есть что-то общее… Как легко обмануть того, кто готов обмануться… Неужели она была готова? Неужели все это было предопределено? Почему?
Если бы только Уильям не уехал… Если бы не оставил её…
А был ли случайным его отъезд? Или это тоже было подстроено?
Все еще трудно было понять, что она оказалась пешкой в чужой, дьявольской игре.
Она неслась верхом, чудом угадывая дорогу, не обращая внимания на резкую боль в теле. Она была спокойна. Не так уж сложно принять тот факт, что жизнь твоя разрушена окончательно.
Ей необходимо было только закончить одно дело. Решиться на это оказалось просто. Но с каждой милей приближаясь к цели, она чувствовала, как силы и решимость покидают её.
Особенно тяжело стало, когда ей пришлось пересесть в почтовую карету. Нужно было сохранить инкогнито, что было нелегко, учитывая, каким болтливым оказался один из пассажиров.
Наконец показалась гостиница, в которой должен был находиться Уильям. Господи, только бы он все еще был там! Только бы! Ей ужасно надоело неудобное и неприличное мужское платье, волосы под шляпой, наверное, превратились в кокон, который невозможно будет распутать, сапоги натерли ноги, хотя большую часть пути она сидела…
Хозяин подтвердил, что граф Холланд остановился у них и, узнав, что у мальчишки
важные известия для его милости, пропустилОна взлетела вверх по лестнице, несмотря на усталость, на то, что после нескольких часов, проведенных в седле, а затем почти целого дня тряски в почтовой карете у неё болело все тело. У двери комнаты остановилась, переводя дух. Стучать? Да, она не может войти без стука…
Господи…Она сейчас увидит Уильяма… Как она посмеет посмотреть ему в глаза? Как? Белла прислонилась к стене и сползла вниз, в горле стоял ком, слезы подобрались к самой границе век… Не посмеешь взглянуть в глаза? А сделать то, что ты сделала, ты посмела? Предать! Обмануть того, кто любит искренне! Чисто! Внезапная ненависть к себе потрясла её. У неё нет права сидеть тут вот так! Не права плакать! Она должна ответить за свое преступление!
Сглотнув, Изабелла поднялась и решительно постучала. Из-за двери послышался такой родной голос.
Она распахнула дверь, шагнула, словно в геенну огненную. Стянула шляпу, позволяя длинным локонам упасть на плечи…
— Уильям!
Увидев девушку, граф вскочил с кресла, в котором сидел, просматривая бумаги, его губы дернулись было, складываясь в улыбку, но в то же мгновение он словно понял, и…сердце остановилось…
— Люцифер…
Он сказал это тихо, но в его голосе смешались ярость и боль. Изабелла почувствовала, что проваливается в глубокую, темную, липкую яму.
Холланд успел подскочить к ней и подхватить прежде, чем она упала. Его невеста была в глубоком обмороке. Он осторожно положил её на кровать. Руки графа дрожали. Он чувствовал, как по телу бегут мурашки, оставляя ледяной след… Этот негодяй добрался до неё… Посмел тронуть самое дорогое, самое чистое создание на земле…
«Вы сказали — создание! — …Женщина»… Он вспомнил тот день и тот памятный разговор. Самый счастливый день его жизни…
«Я… я еще никогда не любила, но… мне хорошо с вами, я думаю о вас, когда вас рядом нет и когда вы рядом, и я могу говорить с вами обо всем на свете! И мне так легко с вами! И все время хочется смеяться! И… я все время счастлива! Каждую секунду!
— Вы думаете, это любовь Белла?»…
О, Господи! Почему? Почему он не открылся ей? Почему не сказал, с какой стороны ждать удара? И… что это за удар? Что посмел совершить этот ублюдок?
Холланд осторожно развязал ленту её плаща, потом расстегнул пуговицы у ворота… Нужно было привести её в чувство. Он бросил взгляд на стол, на котором лежала фляга с бренди.
Изабелле показалось, что в неё по капле втекает жидкий огонь. Она помнила это ощущение… Когда это было? Не прошло и суток, а казалось — в другой жизни…Открыв глаза, девушка увидела склонившегося к ней Уильяма. Такое родное лицо, исполненное нежности…
— Уильям…
— Милая, все в порядке… Я дал вам немного бренди, оно обжигает, но…
— Да… обжигает…
Она чуть поднялась на локтях, и мужчина помог ей сесть.
— Уильям…
— Изабелла, послушайте меня. Что бы ни случилось…Во всем виноват я, только я один, я должен был предупредить вас, рассказать… Господи, я думал, что скрывая нашу помолвку, защищаю вас…
О, какое великодушие! Она была не достойна его, не достойна! Как же сделать это? Как рассказать?
Она не могла произнести эти слова. Господи, сейчас, это казалось немыслимым! Это невозможно было произнести, как же она могла это сделать?