Ван Ван из Чайны 3

— Материя это и есть реальность — если бы субъективное восприятие мира влияло хоть на что-то, наш мир бы давным-давно разорвало от несовместимости человеческих идей.

— По-твоему наш мир не разорван? — улыбнулся мне Дай Джинхэй.

Задумавшись, я не нашел контраргумента.

— Нашим примитивным органам чувств не дано ощутить Дао, — назидательно добавил дед. — Но когда ты завтра выйдешь на корт, физическая — как ты говоришь, «материальная» — компонента твоей битвы с Федерером будет всего лишь отражением стремления слиться с Дао. Запомни — сила У-вэй проявляется лишь тогда, когда ты научишься избегать малейших усилий, уподобившись вечнотекущим водам Янцзы. Ты — китаец, Ван, а значит у тебя есть преимущество.

— Вот такой расизм по мне! — хохотнул я, допил остатки чая, поставил пиалку на столик, поднялся на ноги и благодарно поклонился. — Спасибо, учитель.

— Ступай и не терзайся пустыми сомнениями, — выдал мне напутствие Дай Джинхэй.

— Сделаю все, что смогу, учитель!

Возвращаясь к тренеру Ло, я размышлял о том, что пока я тут чаек пью, а до этого — с удовольствием играл в любимую игру, где-то в кабинетах, телефонных разговорах и переписках происходили тектонические сдвиги: подомный моему «винстрик» просто не мог не облететь весь мир, где есть хоть какие-то СМИ, затронув даже тех, кому на спорт в целом и большой теннис в частности наплевать. «Внутренние» мои соцсетки похоже приближаются к естественному, так сказать, лимиту — интернетом в Китае пользуются до сих пор не все, поэтому на четырехстах миллионов совокупных подписчиков рост резко замедлился. Зато соцсетки «экспортные» достигли первых двух миллионов совокупных подписчиков. Эту стену бодать и бодать, но я не вижу в этом особого смысла: зачем гражданам других стран подписываться на китайского теннисиста? Другое дело — если бы я производил хоть какой-то не связанный с теннисом контент, переводя его на языки ляоваев, но где я возьму столько времени? После «Ролекс Мастерс» я поеду играть во Францию — на тамошний турнир меня зачислили сразу после повторной победы над Мюрреем.

Там я встречусь с некоторыми топовыми теннисистами уже в третий раз, а с остальными — второй. Исключение — Рафаэль Надаль, на которого я пока не «напарывался», а к турниру во Франции он успеет залечить последствия травмы, которая не дает ему играть в полную силу.

В будущем «мировую экспансию» исключать не буду, и в целом не против, если за меня возьмется отдел выделенных Партией креативщиков, но опять же — зачем? Спортсмен и блогер в одном лице, вау, это так интересно, пойду лучше посмотрю что-то еще.

Зачем мне вообще внешний мир? Разве миллиард с лишним соотечественников — это мало? Поднебесная — это целая вселенная, и я уже сейчас являюсь одной из главных ее звезд — до полной парализации «свободной жизни», потому что я даже по улицам нормально не смогу ходить — при моем росте меня трудно не заметить и не попытаться получить сувенир или хотя бы «селфи». От осознания собственных достижений душа словно воспарила в небо, проникла через смог и облака туда, откуда видны звезды. Улыбнувшись мириадам далеких огоньков, она отвернулась — в наши времена это всего лишь красивая картинка, а жизнь, такая интересная и непредсказуемая, там — внизу, и вот эта симпатичная страна на карте — ее центр для меня.

Зажмурившись, я тряхнул головой, отгоняя морок — может то, что я почувствовал, и есть «бледная тень слияния с Дао»? А чего это тренер Ло около окна сидит, а не на диване валяется? Косплей на Дай Джинхэй.

— Иди сюда, — обернувшись, с улыбкой махнул мне Ло Канг. — Смотри, — указал пальцем на расположенную в сотнях трех метров транспортную развязку, в центре которой возвышался огромный электронный рекламный щит.

Который показывает огромного, сфотографированного снизу вверх, одетого в «Анту» меня, у ног которого грозно оскалился черный пёс породы чунцин — китайский бульдог.

— Очень круто выгляжу, — оценил я плоды работы маркетингового отдела «Анты». — Псина с фотосессии была на удивление дружелюбной, и дрессировщику стоило немалых усилий добиться такого оскала, — поделился воспоминаниями. Все партнеры как один, кстати, пересмотрели контракты в мою пользу. Через годик, когда их действие закончится, я могу послать всё к чертям и наслаждаться жизнью богатого бездельника до конца своих дней.

— Алкоголь и бабы быстро надоедят, и тебе придется чем-то заниматься просто от скуки, — фыркнул тренер Ло.

— Я же ничего не говорил про алкоголь и баб, — развел я руками. — А подразумевал отшельническую жизнь в горах, полную самосовершенствования и созерцания.

— Это надоест за час-два! — заржал Ло Канг. — Пошли, покажу тебе некоторые моменты, — поднявшись с кресла, направился к дивану.

Скорее бы уже на корт, а не пялиться в одно и то же часами напролет.

* * *

К началу третьемго сету и я, и Роджер Федерер были выжаты — долгая, изнурительная игра в «больше-меньше», которой заканчивался каждый гейм, давала о себе знать. Действительно — совсем другой уровень! Энди Мюррей был силен, но швейцарец, в отличие от шотландца, обладал идеальной нервной системой. В самом деле «бледная тень попытки познать Дао» чувствуется — ни единого лишнего движения, ни капельки лишних эмоций: впервые я столкнулся с настолько идеально собой владеющим соперником. А еще он с первых геймов принялся делать то, что привык делать за годы карьеры, а я немножко это у него украл — проводить рискованные атаки и выбегать к сетке.

К счастью, второе и главное мое оружие все еще при мне — зашкаливающая выносливость («выжат» — это я больше про моральное состояние, так-то сил еще хоть куда) и молодость. Для своих тридцати трех лет Федерер в идеальной форме, но чем дольше мы с ним гоняем мячик по корту, тем сильнее сказывается разница в «физухе» — Роджер идеально владеет лицом, но не заметить участившееся дыхание невозможно. Моя задача таким образом — затягивать игру, намеренно фокусируясь на пригодных к отбитию, но «безопасных» для меня и требующих от соперника повышенной подвижности атаках.

Будь Федерер «чистым» правшой, как предыдущие мои соперники, мне было бы легче, но увы — Роджер владел левой рукой не сильно хуже меня, а его огромный опыт подсказывал ему наилучшие варианты дальнейших действий. Вот поэтому у нас и 1–1 по сетам, а накал страстей стоит нешуточный.

Стадион на всех моих играх кроме первой, как положено, был набит до отказа, а на окружающих его газонах, в сквериках и парках расположились десятки тысяч людей, которым не досталось билетов, но у которых осталось желание держаться к происходящему поближе.

А еще на игре присутствует «пугало» побольше — Джокович, в отличие Федерера, чьи лучшие годы объективно остались позади, в это время очень близок к пику карьеры и теннисных навыков. Смотрит, собака такая, на меня всю игру не отрываясь — с Федерером он знаком давным-давно, а вот я второй турнир подряд играю роль неожиданно сильного «андердога». Вот серб в мою победу явно верит, и точно не станет меня недооценивать. Изучает — записи-записями, но на них все выглядит гораздо медленнее, чем происходит в жизни.

Как бы мне не хотелось скрыть что-нибудь из своего арсенала, использовав потом в качестве козыря в схватке с Джоковичем, Роджер Федерер мне этого не позволял, наказывая за малейшую потерю концентрации и за каждую секунду замешки в принятии решений. Его «обоерукость» добавляла проблем: все время перебрасывать ракетку из руки в руку такое себе удовольствие даже для привыкшего пользоваться этим своим преимуществом меня. Джокович, кстати, правша, и на мою работу левой рукой смотрит особо пристально — этим его завтра тоже не удивишь, но «не удивиться» и «нивелировать преимущество» совсем разные вещи.