Ванечка и цветы чертополоха

— И ещё должна признаться. Я твоим сродственникам намекнула на твоё положение. Пусть подумают маленько.

— Ой, Дуся, ну зачем ты?

— Я и про ихнего спросила. Небось, интересно тебе, как ему там на нарах?

Марья Антоновна ничего не ответила, но Дуся, растолковав её тревожный взгляд как интерес, продолжила:

— Пишет, что нормально у него всё. Хлеб печёт на всю колонию. Приспособился, видно, к жизни как-то. У тебя как, душа-то не сжимается при мысли о нём?

— Не хочу я о нём говорить, Дуся. Ничего хорошего не скажу.

Очень кстати начал Валерка к матери приезжать с конца апреля. Марья Антоновна совсем раздулась, стала похожа на неваляшку. Вот Валерка, раньше времени постаревший из-за алкоголя, теперь и приносил Марье Антоновне воды, а Дуся приходила полы протирать. Два огорода с сыном засеяла. Кастрюли все большие по-соседски спрятала, велела маленькими пользоваться и готовить почаще, картошку сидя чистить, чтобы спина не затекала. Думала, как бы разжиться пелёнками, а тут приехал темноглазый один с какой-то бабёнкой больно красивой на машине. Привезли две большие коробки. В одной как раз и были пелёнки, костюмчики всё жёлтые да зелёные (не знает даритель, кто родится — пацан или девка), простынки, одеялко, игрушки и прочие мелочи. А во второй коробке коляска оказалась бежевая. Евдокия Вениаминовна сразу прихватила мужичка, который именем Кирилл назвался, и попросила эту коляску собрать, а то ведь бабы могут и не сообразиться, как это сделать. К коляске прилагалась ещё маленькая люлечка с ручками, которая в большую люльку легко вставлялась и вынималась.

— Кирилл, от кого подарочки-то? — насмешливо и довольно уточнила Евдокия Вениаминовна.

Мужчина совершенно не смутился, потому что привык с разными людьми разговаривать.

— А есть на свете такой Палашов. Слышали о нём?

— А! Да-да. Доводилось и говорить с ним. Спасибочки ему большие передавайте и от Машенькиной соседки.

— Люба, поехали, — позвал Кирилл свою красавицу, которая с Марьей Антоновной в комнате сидела и расспрашивала, пока та пелёнки разбирала.

— Иду, Кир.

И быстренько так с Марьей Антоновной попрощалась и вышла к молодцу своему. Бабёнка не только красивая, но и понимающая.

С того дня от сердца отлегло, и вопрос, во что малютку одевать и пеленать после рождения, отпал.

Теперь, в конце мая, когда роды могли начаться в любую минуту, Евдокия Вениаминовна заглядывала к соседке по два-три раза и задерживалась подольше.

И двадцатого мая прибежала, засуетилась сразу с хозяйством, а потом на Маню посмотрела, а у той судорога боли на лице. Все кастрюльки побросала и к ней.

— Что? Началось уже?

— Да уже с час как, — ответила Марья Антоновна, когда отпустило.

— А чего ж ты, дура, сидишь тут одна? Надо скорее вызывать скорую.

— Ой, не суетись, Дуся, — отмахнулась Марья Антоновна. — Я Ванечку рожала часов двенадцать. Ещё долго. Успеем.

— Дура ты, дура. То Ванечка был, а это, допустим, Васечка. По-другому родиться может. Я бегу к Валерке, пусть скорую вызовет, и сразу к тебе.

Евдокия Вениаминовна помчалась обратно к себе в домишко. Растолкала спящего ещё Валерку. Когда до того дошло, что за дела, вскочил и начал шевелиться. Пока мать ждала сына, проинструктировала его, что тому говорить во время вызова. Как умылся, оделся, выскочили они вдвоём из дома и в разные стороны разбежались.

Машу застала над сумкой. Та проверяла: всё ли приготовила-положила необходимое. Как зашла, она стала перечислять вслух содержимое сумки.

— А в чём поедешь? — вдруг вспомнила Дуся самое главное.

— Там, в шкафу…

— Что?! — в недоумении воскликнула Евдокия Вениаминовна.

— Воды отходят. Я вся мокрая.

— Машка, твою мать! Вот не могла сразу ко мне прийти, как началось. Ещё скажи мне, что потуги начались. Убить тебя мало!

— Нет. Потуг нет пока.

— Что делать? Что делать?

Валерка открыл дверь с терраски в дом и прокричал:

— Мам, я вызвал. В течение часа будут.

— А, хорошо, сынок, — отозвалась Евдокия Вениаминовна и спасительно ухватилась за мысль: — Сбегай-ка к Глуховым и покличь Клавдию Семёновну. Пусть побыстрее собирается и к нам идёт.

— Хорошо. Сейчас сделаю.

Дверь с шуршанием закрылась.

— Не смотри так на меня, — переключилась Евдокия Вениаминовна на Марью Антоновну. — Я не собираюсь одна отвечать за то, что тут скоро происходить будет. Нашла повитуху! Снимай мокрые штаны. Плевать на вещи. Чует моё сердце, не понадобятся они. Есть у тебя чистая ночнушка и старая простыня, которую выбросить не жалко?

— Да.

— Переодевайся, стели на кровать. Я чайник поставлю. И чистые простыни для малыша достань. Одеяло нужно. Ему холодно будет. Печка тёплая?

— Подтопила сегодня утром.

Марья Антоновна начала было переодеваться, но тут же прихватило, и она отдышалась сперва. Евдокия Вениаминовна бурную деятельность не остановила. Поставила чайник. Нашла таз для варки варенья, ополоснула.

— Убила бы всех сейчас. Особенно мамашку и папашку. Особенно папашку.

Марья Антоновна на выдержала и прыснула со смеху.

— Что ты хохочешь? Заправляй постель и ложись. Буду смотреть, что у тебя там.

— Дуся, что бы я без тебя делала? — спросила Марья Антоновна и скорчилась в схватке.

— Одна бы рожала, дура.

— Ну всё, Дуся! Хватит браниться, — отмаявшись, сказала Марья Антоновна. — Откуда же я знала, что он такой скороспелый?

— Не знала ты. Я тоже не знала.

Марья Антоновна наконец-то расстелила простыню поверх другой, предварительно скатав одеяло и отложив его к стене. Сняла с себя штаны и свободную футболку, а надела ночную сорочку. Успела улечься прежде, чем снова прихватило. Лёжа в постели, болезненнее ощущалось. Марья Антоновна стиснула зубы, на лбу выступила испарина. Когда схватка закончилась, позвала Евдокию Вениаминовну. Та мигом прибежала. Забралась в изножье кровати, чтобы суметь заглянуть Марье под подол. Хорошенько присмотрелась.

— Мамочки, мамочки! — воскликнула Дуся и запричитала: — Васечка, ты погоди пока, не спеши рождаться. Дай хоть бабка твоя придёт.

Они услышали шуршание двери на кухне. И тут легка на помине на пороге комнаты возникла Клавдия Семёновна в платье и с косыночкой на жгучих своих волосах.

— Здравствуйте, бабоньки! Как себя чувствуешь Маша?

— Как-как? — ворчливо ответила за Марью Антоновну Евдокия Вениаминовна. — Как роженица, которая вот-вот родит.

И в подтверждение Дусиных слов Марья Антоновна зашлась в схватке.

— Ой, девки, чувствую я, без особого опыта весело нам тут с вами будет ближайшее время. Клавдия Семёновна, последите там за водой. Я ножницы в миску положила кипятить. Будете пуповину внуку перерезать. Маша, где у тебя нитки? Нужно же пупочек завязать. Там рана открытая будет. Девки, не хочу вас пугать, но головка уже виднеется.

В подтверждение слов Евдокии Вениаминовны начались потуги.

— Манечка, ты из нас самая молодая мать. Вспоминай, как надо дышать. Не вздумай пока тужиться. Дай-ка я тебя там обмою.