Ванечка и цветы чертополоха

— Что это за «чики-пики» такие?

— Ну, это вроде «тип-топ».

Анна Васильевна улыбнулась. Неугомонный сынуля вырос. Всё бы ему носиться где-нибудь, встревать в разные передряги. Пробует мир на полную катушку. Эта полнота и широта его натуры доставляла ей и радость, и безумную тревогу. Время неспокойное. Ушло твоё подросшее чадушко и думай: вернётся ли? Она снова затеплила газ под сковородой.

Пашка на ходу цапнул верхний образцово-показательный блин, покидал его туда-сюда в пальцах рук и, разинув пошире «желтый клюв», затолкал туда почти весь блин. Щёки его раздулись, челюсти интенсивно заработали, и заговорил он уже только тогда, когда блин ушёл дальше по этапу:

— Мамуль, я потом позавтракаю, ладно? Спать очень хочется…

Он заскрипел, раскинул руки и сладко потянулся в подтверждение слов.

— Руки-то помой. — Мама скидывала новоиспечённый блин в ровную стопочку. — А то, не ровён час, обляпаешь полквартиры.

Пашка покорно поплёлся обратно к раковине. Глядя, как переплетаются под водой кисти его рук, он невольно вспомнил, что ему сегодня довелось через них ощутить. А ведь они исследовали далеко не все уголки восхитившего его женского тела. Да, с появлением Лизы жизнь его стала как-то полнее. Одни воспоминания о злых голубых глазах, о приоткрытых в стоне пухлых розовых губах, о зажатых в его кулаки густых светлых волосах заставляют его встревожиться и покраснеть. А когда он потрогал изгиб её шеи… Ух, с ума можно сойти!

Он украдкой взглянул на мать, боясь, что она увидит в каком он состоянии, словно она может прочесть его мысли прямо с лица. Завернул кран с водой. Поспешил удалиться с кухни, бросив маме через плечо:

— Ну, я пошёл, ма.

Но в дверях, как назло, столкнулся с отцом.

— А! — воскликнул тот. — Явился, гулёна? Как, нагулялся?

— А, привет, па! — Пашка, пряча глаза от отца, так некстати помешавшего его побегу, на пару секунд прижался к его плечу и быстрёхонько ушлёпал в комнату (не хватало ещё с бабушкой повстречаться!), ловя на ходу, как отец спросил у матери:

— Что это с ним, Анют?

— А что?

— Он как будто стушевался весь. Покраснел даже, кажется.

— Не заболел бы. Неужто влюбился?

Дальше Пашка не слышал.

«А ведь хотел сегодня с ребятами в футбол погонять! — досадовал он сам на себя. — Вот у маменьки какой шёлковый, а если бы Лиза мне велела руки помыть, наверное, целое ледовое побоище⁴⁵ развернулось бы».

Слово «Лиза» было для него теперь волшебным, отворяющим дверь в иные миры и пространства.

Он скинул в ноги голубое покрывало, даже не сворачивая. Посрывал с себя одежду, бросил на стул. Приподнял одеяло и с наслажденьем бухнулся головой в подушку. Он полностью зарылся под одеяло и подумал, как же здорово лежать в постели! Наверняка у Лизы шикарная постель, а они, как дураки, валялись на полу. Впрочем, тогда им было дело только друг до друга. В болото бы скатились — не заметили бы. Голова у Пашки кружилась, как у пьяного.

«Целых два раза подряд! — думал он, глупо улыбаясь сам себе под одеялом. — Всё-таки, хоть она этого не признала, я был на высоте! Вкусно-то было как, м-м-м! Я мог бы ещё разочек запросто. Как она могла сначала умолять меня, а потом взять и вот так встать… плюнуть на меня? Вот злючка-то! Лизка-злючка! Как она только меня не обзывала! Птенец, ха! Сволочь! Гад! Мерзавец! Ну-ну! А «хозяин» прозвучало в её устах, как «последняя облезлая собака». Блин, да усну я сегодня? Лизка — мороженое, холодное, но офигенно сладкое! Кто бы мог подумать, что я подсяду ни на наркотики, ни на алкоголь, а на мороженое? Сказал бы кто — ни за что не поверил бы!»

Пашка засыпал мучительно долго, повернувшись на бок, сложив руку под голову и улыбаясь под одеялом.

* * *

Вечером вполне отдохнувший Пашка гарцевал перед Лизиной дверью. Трогать живую незнакомую женщину не боялся, а перед дверью вдруг спасовал. «Подумаешь, рыло начистят! — уговаривал он себя. — Ярче буду сиять!» Он заставил себя позвонить в звонок. За дверью послышались шорохи, шаги, раздался Лизин голос:

— Виктор! Это он пришёл! Ну, тот парень!

«Да, кажется, за день мороженое не только не подтаяло, но наоборот заморозилось до минус восемнадцати! Виктор! Рази его гром!»

Слышно было, как пришмыгал тапками Виктор. «Эх, сейчас бы увидеть её одним глазком, а там можно и с лестницы!»

Дверь отворили, щёлкая замком и ручкой, и Пашкиным глазам предстал лысоватый и брюховатый дядечка лет сорока с хвостиком. Глядя лихорадочными глазами на этого оплывшего пузана, Пашка пытался вообразить, что совершенно великолепная женщина в нём нашла? Неужели — деньги?

Виктор, который был ещё и невысок, внимательно оглядел пацана и повернулся к Лизе, маячившей у него за спиной.

— Лизонька, ты иди. Тебе ни к чему слышать, что я сейчас скажу этому паскуднику.

«О, ещё одно красное словцо! — подумал Пашка, злобно опаляя глазами женщину. — Всё-таки не можешь ты сама со мною справиться. Приплела сюда этого толстопуза».

Лиза скрылась, Виктор прикрыл дверь и начал в омерзительном тоне:

— Тебе, б…, кто, маленький уродец, разрешил к моей женщине прикасаться?

— На себя посмотри, — огрызнулся Пашка.

— Ты никто и звать тебя никак!

— А ты кто? Маленький жирный слизняк. Да её тошнит от тебя! Ты что сделал? Она из-за тебя в мороженое превратилась!

Пашка набычился и нагло надвинулся на мужика.

— Ты давно себя в зеркале видел, а? — шипел парень. — Хоть бы баб трахать научился, а потом лез со своим покровительством. Что у тебя там между ног? И «Виагра»⁴⁶, небось, бессильна?

Виктор очень разозлился. Пашка глядел на него высокомерно и с презрением.

— Пасть закрой свою, сучёныш! А то счас перегну пополам и покажу, что у меня между ног! Фантазии на большее не хватает? Все мысли возле твоего жалкого х…ка?

— Да мне наплевать на тебя. Просто Лизу жалко.

— Она в твоей жалости не нуждается! И имя её забудь и дорогу сюда забудь!

Виктор ловко схватил Пашку за правую руку и заломил за спину, вынудив парня согнуться.

— Да пошёл ты! — высказал Пашка с ледяным спокойствием. — Я боли не боюсь. Ты меня не напугал, понял?

— Сам пошёл! — с этими словами Виктор толкнул парня на лестницу.

Полёт прошёл удачно. В том смысле, что Пашка удержался на ногах, пробежался, попадая ногами на некоторые ступеньки, и только в конце вмазался в стену, не успев поставить вперёд руки из-за того, что балансировал при помощи них в полёте. Он сначала даже не почувствовал боли, его только накрыло какое-то безвремёнье. Ему показалось, что в нём как будто что-то хрустнуло во время удара. Он ошеломлённый прошёл к следующему лестничному пролёту и потихонечку начал спускаться по нему, ощупывая голову. Дверь наверху захлопнулась, как ему показалось, с пушечным грохотом. Нет, голова не раскололась. А вот и долгожданная боль! А вот и кровь на правой скуле! «Что ж, Виктор может собою гордиться!» Он медленно спустился до первого этажа, там ему встретилась сердобольная женщина.