Ванечка и цветы чертополоха

— Николай, молодой человек со мной.

Тот только развёл руками. Она взяла парня за расстёгнутый на пару пуговиц ворот голубой рубашки и грациозно повела за собой в сценическое пространство, возобновив пение:

Возьму и прямо на виду

У всех тебя я украду.

Слов в песне больше не было, зато оставалась ещё музыка. Лиза ввела его на площадку и разыграла с ним и танцором довольно унизительный миниспектакль, в котором делала всё, что могло прийти в творческую голову: то обнимала его, то отталкивала, ходила между ним и вторым, зачем-то влепила ему пощёчину, когда мозги и так уже завяли, заставила его встать перед собой на колени, протянув руку для поцелуя, как настоящая госпожа, — и всё в таком роде. Зачем всё это? Он без того уже понял: хозяйка и повелительница — она, а он верный униженный пёс. Пусть бы его лучше вывели и отделали вышибалы.

Он с облегчением вздохнул, когда музыка умолкла, неуклюже поклонился, когда их осыпали рукоплесканиями. Какой-то мужик поднёс Лизе букет роз. После оваций она взяла Пашку за руку, провела молча длинным коридором и синим туннелем на ветреную улицу. Неподалёку стояла чёрная «Вольво» с тонированными стёклами. Они подошли к ней. Водитель вышел, и женщина попросила, обаятельно улыбаясь:

— Артём Владиславович, отвезите, пожалуйста, мальчика домой.

Тот кивнул. А Пашке она сказала почти шёпотом:

— Завтра у меня выходной. Если хочешь, приходи с самого утра.

Она взяла его за подбородок, любовно посмотрела на его лицо и добавила:

— Испугалась, что эти гориллы совсем тебя изуродуют. Пока.

Она, едва касаясь, поцеловала его в щёку и поцокала обратно в казино.

— Лиза, погоди! — вдруг вспомнил он. — Завтра же у меня уроки!

Он догнал её, а она остановилась, развернулась и злобно прищурилась на него:

— Какие уроки?

— Ну… эти… занятия в колледже…

— В каком?

Он замялся, потом нашёлся:

— В автодорожном.

— Лжец ты, Павел. Ты ещё в школе учишься! Признавайся!

Он густо покраснел, как будто учиться в школе постыдно или незаконно, и потупил взгляд.

— Ясно. Можешь ничего не говорить. Тебе шестнадцать хоть есть?

— Скоро семнадцать.

— Завтра паспорт мне покажешь.

И она отправилась в казино, время от времени бурно покачивая из стороны в сторону головой.

«Да, вот он униженный пёс! Унижен по полной программе».

Растягивая время, смущённый Пашка подошёл к водителю.

— Поехали? — спросил тот.

— Артём Владиславович, погодите. А вы её тоже потом повезёте?

— Да.

— Тогда я с ней поеду.

— Долго ждать придётся.

— Ничего. Я пока покурю. — Пашка помолчал. — У вас, кстати, случайно сигаретки не найдётся?

— Не курю и не советую. Впрочем, сейчас полно ларьков. Иди наверх, к метро, там увидишь.

Парень поплёлся в сторону метро, припоминая палатку возле перехода на Мантулинской и на ходу решая: «Накурюсь до тошноты, до ядрёного кашля. Что ещё делать-то?»

Заглянул в тот самый круглосуточный ларёк, в котором чуть ли не такой же зелёный паренёк положил ему на полку у окошка пачку «Парламента» и зажигалку. Пашка, нахмурившись, сгрёб покупки одной рукой и пошёл обратно поближе к казино и машине, опёрся на парапет, встав между машинами на стоянке, закурил, щурясь от дыма и ветра, кашлянул пару раз. В потемневшей реке слабыми огнями отражалась размытая набережная.

Пашка затушил окурок и подошёл к водителю, который спокойно себе ждал в машине.

— Артём Владиславович, а вы всегда Лизу возите?

— Да. И с работы, и на работу. И крупье тоже по домам развожу. Они же поздно заканчивают.

— А вчера?

— Вчера нет, я её не отвозил. Она же с Виктором Бруновым уехала. И сегодня с ним должна была приехать. Он иногда её забирает. Хахаль её.

— А кто он, этот Виктор Брунов?

— Да так, шишкарь один местный. Не знаю, что она в нём нашла: грузный, семейный, на вид уж совсем ничего особенного. Ухаживал, правда, за ней красиво, с цветами, подарками. Квартиру вот ей снимает. Они там перекантовываются, чтобы жена ничего не знала. За Лизаветой Петровной такие мужички приударяли, и побогаче, и покрасивее, и поавторитетнее, а она его почему-то предпочла. Чужая душа — потёмки. А уж женская — тем паче.

Пашка снова закурил.

— Хотите? — предложил он Артёму Владиславовичу сигаретку.

— Нет. Спасибо. А ты-то кто ей будешь?

— Да так. Никто. Знакомый просто. Встретились вот в казино.

— А ты случайно не мамы её ученик?

— Да нет.

Пашка на всякий случай перебрал в голове всех учительниц своей школы, прикидывая, нет ли среди них похожих с Лизой. «Марта Егоровна если только, по русскому, или биологичка Ольга Александровна».

— А то мама её — учительница в школе, она рассказывала. Елизавета Петровна Гнесинку⁵² окончила по классу вокала, а когда начала во всяких клубах, казино работать да на подпевках у звёзд подрабатывать, они с матерью рассорились и не знаются почти. Та хотела, чтобы дочь в театре пела, а уж никак не здесь и не в ночном клубе.

— А отец что?

— Отца, наверное, нету. Она о нём никогда не рассказывала. — Он помолчал, внимательно глядя на Пашку. — А тебя кто так отделал?

— А, это, — Пашка тронул скулу, — о штангу ударился, когда в футбол играл.

Пашка, покуривая потихоньку, болтал с водителем о том о сём: сколько платят шофёру, какой график, о его жене, детях, собаке, о своей, Пашкиной, семье и учёбе. Отец-то его тоже водитель у какого-то богатого дядьки, юриста, что ли. И время так незаметно пролетело для обоих, прошелестело множеством автомобильных шин, улетучилось клубами сигаретного дыма, закатилось солнцем, смолкло птичьими голосами, затонуло в водных бликах. Пашка стоял, прислонившись спиной к бортику набережной, в свете жёлтых фонарей и смолил сигаретку. Артём Владиславович сидел на пассажирском кресле, свесив ноги из машины. Мимо то прибывали, то убывали гости казино. Кажется, политик укатил на «Мерседесе».

В Пашкином обкуренном мозгу застучали каблучки. Вот она Лиза в чёрном пончо, уставшая, но не возмущённая и не злая.

— Это ещё что такое? — она вырвала у Пашки, вышедшего ей навстречу, сигарету и растоптала об асфальт. — Ты почему ещё здесь?

— Тщательно нарушаю приказ и жду главнокомандующего с фронта.

— И давно он курит? — спросила Лиза у Артёма Владиславовича.

— Да почитай с той самой минуты, как вы ушли.

Лиза явно огорчилась и проворчала:

— Не понимаю, куда только родители смотрят? Садись давай в машину, горе ты моё.

— Слушаюсь, товарищ командир! — приложил Пашка руку к пустой голове.

Все трое уселись в машину и плавно отчалили со стоянки. Пассажиры разместились на заднем сиденье.

— Я хочу с тобой завалиться, — прошептал Пашка ей в самое ухо зловонными сигаретными губами.

— Что ты бормочешь? Помолчи, дурачок! — сказала она громко, а в ухо парню прошептала: — От тебя так разит сигаретами и пивом, что мне целоваться с тобой будет противно.

— Можешь не целоваться. Или я зубы почищу Витькиной щёткой. — Он поморщился. — Нет, лучше твоей.