Ванечка
Шрифт:
– Ну, успокойтесь! – повысил голос Джигарханян. – Успокойтесь, я говорю! В чем дело?
– Ни-ни-ни-чего… – всхлипывала Надя. – Вы-вы-вы… Вы ска-сказали: «Д-делай что х-хочешь п-под эту м-музыку…» Я з-захотела плакать…
Джигарханян смягчился:
– А ты когда-нибудь слышала эту музыку?
– Н-нет…
Джигарханян переглянулся с Удовиченко, та под столом показала ему руку с поднятым кверху большим пальцем.
И тут с улицы сквозь открытое окно донесся крик Зины:
– Надя! На-дя-а!
Надя бросилась к окну.
На
– На-дя-а-а!!!
Надя высунулась из окна:
– Чего, Зин?
И увидела: рядом с Зиной на тротуаре лежит распеленатый Ваня.
– Ты куда его положила, дура?! – испуганно крикнула Надя.
– Надь! Он поносит!
Надя сорвалась с места и, подхватив у двери свою заплечную сумку-рюкзачок, выбежала из аудитории.
Джигарханян и Удовиченко подошли к окну, выглянули наружу и увидели, как Надя, выбежав из ВГИКа, подхватила с тротуара ребенка, достала из своей сумочки-рюкзачка запасной памперс-подгузник и стала менять его на ребенке. Но Ваня продолжал орать и тужиться…
Джигарханян и Удовиченко огорченно переглянулись.
– Н-да… – сказал профессор. – Жалко… Талантливая девочка…
– Нужно ее взять, – ответила Лариса Ивановна.
– С ребенком? Ты с ума сошла!
А на улице Надя с Ваней, орущим у нее на руках, опасно выскочила на дорогу и стала голосовать.
Машины, гудя, объезжали ее.
Наконец останавливаются какие-то «Жигули», Надя открыла дверцу, хотела сесть.
– Стой! Куда тебе? – сказал водитель.
– В больницу! В Склиф!
Водитель принюхался:
– Ну и вонища! Нет, ну тебя!..
Дал газ и отъехал так резко, что Надя чуть не упала от рывка, а Ваня заорал еще пуще.
– Сволочь! Козел! – крикнула Надя вслед «Жигулям» и со слезами на глазах повернулась к проезжающим и гудящим машинам. – Ну остановитесь кто-нибудь, москвичи сраные!.. Потерпи, Ванечка! Потерпи! Животик болит?
Тут, на их счастье, появилось и даже остановилось желтое такси, редкое по тем временам.
Надя обрадованно открыла заднюю дверь и села в машину.
– Вот спасибо!
Пожилой водитель в линялой майке, хмуро утираясь от жары застиранным вафельным полотенцем, сказал не поворачиваясь:
– Куда едем?
– В больницу, пожалуйста!
Водитель отпил воду из пластиковой бутылки:
– Вылазь. Я в гараж.
– Ну, я вас очень прошу! У меня ребенок…
– Я сказал – вылазь.
Надя взорвалась:
– А ну ехай, блин!
Водитель изумленно повернулся:
– Что?
– Ехай, я сказала! А то щас ребенком всю машину обосру! Езжай!
Водитель, полотенцем утерши пот с шеи, переключил скорость и поехал.
Мимо ВДНХ, то есть, простите, ВВЦ… мимо разобранных на части мухинских рабочего и колхозницы… вниз по проспекту Мира, в сторону Института им. Склифосовского…
Сидя
на заднем сиденье, Надя качала на руках плачущего Ваню.– Сейчас, Ванечка, сейчас! Не плачь! Щас нас доктор посмотрит…
– А чё с пацаном? – спросил водитель через плечо.
– Не знаю, поносит… Тише, родной, тише… Сейчас к доктору приедем…
Водитель неожиданно свернул к тротуару и затормозил.
– В чем дело? – спросила Надя.
Водитель вышел из машины, обошел ее и открыл заднюю дверь.
Но Надя отпрянула:
– Нет! Я не выйду!
– И не надо. Дай ребенка глянуть. Разверни памперс…
Надя прижала Ваню к себе:
– А вы чё? Доктор, что ли?
– Я лучше доктора. Патологоанатом. Клади его, не бойся…
Надя недоверчиво положила Ваню на сиденье. Ваня орал и сучил ножками.
Водитель открыл памперс, посмотрел на фиолетово-коричневую жижу в нем. Одной рукой снял со своей шеи вафельное полотенце, второй умело поднял Ваню за ножки и подложил полотенце под памперс. А памперс вынул из-под обкаканного ребенка и понюхал.
– Ты ему сливовый сок давала?
– Нет. Что вы!
– Не ври! Понюхай! – Он протянул ей обкаканный памперс. – Нюхай, не бойся! Это ж твой ребенок!
– Да не давала я, клянусь!
– Ну, мне-то не заливай! – сказал водитель. – Я тридцать лет желудки вскрывал. Смотри, цвет какой…
Свернув памперс, он баскетбольным броском забросил его в мусорную урну на тротуаре. Затем, перегнувшись через сиденье, достал свою пластиковую бутылку с водой, умело поднял орущего Ванечку, обмыл ему спинку, попку и промежность. И сказал:
– Молодец, Иван! Хорошо кричишь! Легкие развиваешь!
Ваня умолк – то ли от воды и чистоты на теле, то ли от голоса водителя.
– Давай салфетку, подгузник, – сказал Наде водитель.
– Нету больше. Это последний был…
– Да? Думать надо, когда из дома выходишь!..
Водитель обтер Ваню одним краем полотенца, обернул его попку сухим краем и ловко закутал, как в пеленку. И приказал Наде:
– Все, вылезай. Вон аптека, купишь марганцовку и разведешь. С тебя десять рублей.
Надя, выйдя из машины, удивилась:
– Сколько?!
– А сколько ты думала?! Давай, давай! Неча детей рожать, если денег нет. У меня шесть внуков, и всех я кормлю.
Порывшись в своей заплечной сумке-рюкзачке, она отдала ему десять рублей.
– Держи, – передал он ей запеленатого в полотенце и разом заснувшего Ваню. – А в больницы не суйся – там одни рвачи остались.
Домой добирались в метро.
Надя стояла в конце душного вагона, все места были заняты, и пассажиры, обозленные кризисом на всё и вся, делали вид, будто не видят Надю с ребенком.
А Ванечка спал, устало уронив потную головку ей на плечо.
Поезд затормозил, радио сообщило:
– Станция «Улица 1905 года». Осторожно, двери закрываются!