Ванечка
Шрифт:
В другом конце вагона появилась хлипкая пятнадцатилетняя нищенка с грудным ребенком, закутанным в тряпье. На груди у нищенки была картонка с надписью химическим карандашом: «ЛЮДИ! ПОДАЙТЕ ХРИСТА РАДИ! УМИРАЕМ ОТ ГОЛОДА!» Придерживая ребенка одной рукой, нищенка держала в другой руке железную кружку и молча шла по проходу.
Нищенке никто не подавал – кто делал вид, что спит, кто отгораживался газетой с заголовками о грядущем кризисе…
Надя смотрела на это во все глаза, и ее глаза встретились с глазами нищенки, которая, Наде казалось, шла по проходу прямо на нее, словно будущая судьба.
Поезд остановился.
– Станция «Беговая»…
Нищенка посмотрела на Надю и вышла из вагона.
– Осторожно, –
За окном было по-июльски светлое ночное небо.
Ванечка спал в люльке рядом с Надиной кроватью.
Надя лежала в кровати, смотрела в потолок и беззвучно плакала, слезы катились из глаз на подушку. Затем отерла слезы, села, достала из-под подушки школьную тетрадку с карандашом, посмотрела на заложенную в тетрадке фотографию, вырезанную из цветного журнала, заложила ее в тетрадь и, пришептывая, стала писать на чистой странице:
Дорогой мой, родимый!Если только бы мочь,Если только бы мочьСлать тебе телеграммы,Чтобы мысли мои о тебеПередать,Ты бы горы скопилБумажного хлама,Их не в силах —Одну за другой разорвать…Посмотрела в окно, пошептала и продолжила:
В день сто раз бы стучалисьК тебе почтальоны,Высыпали б мешки телеграмм на порог!Сам начальник главпочты,Пожалуй, поклономНас при встречах случайныхПриветствовать смог!Если ж ты, мой любимый,Додумавшись, имиСтанешь печку топитьСредь зимы, в гололедь,Без обиды твое я шептать буду имя —Мне тебя хоть бы этимНемного согреть…Шепотом перечитала написанное, достала из тетрадки заложенную в ней вырезку из журнала – фотографию Сергея Бодрова, еще раз полюбовалась им, поцеловала, заложила в тетрадь, сунула тетрадь под подушку и успокоенно заснула.
Чуть позже Надя варила на плите манную кашу. «Акаи» стоял на подоконнике, по радио звучал «Вальс цветов». Надя помешивала кашу ложкой и одновременно разговаривала с Ванечкой, сидящим на детском стуле:
– Кашка на воде, молока у нас нет, но будет вкусно, вот увидишь!
Выскребла из банки засохшее малиновое варенье, положила в кашу и размешала. Каша стала малинового цвета.
Ванечка от нетерпения и голода сучил ножками и что-то лепетал.
– Сейчас, дорогой, сейчас! – Надя достала из морозильника тарелку. – Ой, холодная!
И стала остужать кашу – переливать из кастрюльки в холодную тарелку и обратно.
Ванечка от нетерпения и голода расплакался.
– Все! Все! Даю! Даю, дорогой! Даю, мой родненький! – Чайной ложкой Надя зачерпнула кашу, подула на ложку, попробовала, снова подула и стала кормить Ванечку. – Вот так, дорогой!.. Вот так!.. Вкусно?.. О-о-очень вкусно!..
Оголодавший Ванечка жадно ел, улыбался ртом, раскрашенным в малиновый цвет так широко, как у циркового клоуна, кряхтел от удовольствия и ручонкой даже тянул тарелку с кашей к себе. А Надя кормила его, открывая рот вместе с ним:
– Во-от так! Умница!
У нас еще четыре дня, но мы их ждать не будем, мы с тобой завтра в Уярск уедем. Сейчас отнесем вещи в ломбард, купим билет и – тю-тю, Москва! Ну ее! Ишь чего придумали – детдом! Нет, в Сибири ты станешь сильным мальчиком! Настоящим мужчиной! Во-о-от так! Вкусно? А Зинка плохая – дала тебе сливовый сок! Вот подлая! А ведь мы с ней по жизни подруги, с детского сада! Но теперь мы с ней больше не будем дружить! Конечно, там такой конкурс! Девять человек на место! Они же не могут из одного Уярска двух актрис принять! Вот она и… Все съел?! – Надя собрала ложкой кашу у Ванечки вокруг рта и скормила ему. – Вот молодец! Ничего мне не оставил! – Выскребла с тарелки остатки каши и съела сама. – Да, вкусная была… Ой, смотри!В открытое окно один за другим влетали мыльные пузыри, радужные от утреннего солнца.
Надя, подхватившись, выглянула на улицу.
Там, на балконе над Ваниной квартирой, стояли два восьмилетних близнеца и выдували мыльные пузыри. Пузыри, переливаясь и лопаясь на солнце, летели вниз, иные залетали в Надино окно.
Ванечка потянул руки к летящим пузырям.
– Ой, ребята, еще! – попросила Надя пацанов.
Близнецы выдули еще.
Надя прибавила звук в «Акаи», подхватила Ванечку и под «Вальс цветов» стала танцевать с ним среди радужных мыльных пузырей. Ваня смеялся и тянул руки к пузырям, но тут зазвенел дверной звонок. Надя, вальсируя с Ваней на руках, подошла к двери:
– Кто там?
– Откройте! – сказал женский голос. – Служба опеки!
– Как? Еще четыре дня! – испугалась Надя и заметалась с Ваней по квартире.
А дверной звонок не умолкал.
Надя глянула в кухонное окно – внизу стояла пустая милицейская машина, а наверху, на балконе два пацана продолжали выдувать мыльные пузыри.
– Ребята! Мальчики! – позвала Надя. – Веревку!..
Подставив стул к окну, она влезла с Ваней на подоконник.
Взломанная, распахнулась входная дверь, в квартиру ворвались майор Никуленко, инспектор «Русланова» и ее практикантка.
Майор, забежав на кухню, увидел на подоконнике Надю, опасно высунувшуюся с ребенком в окно к висящей сверху веревке. Выхватил из кобуры пистолет и закричал:
– Стоять! На месте! – И, направив на Надю пистолет, стал медленно приближаться к ней, приказывая негромко: – Отдай ребенка!.. Отдай по-хорошему!.. Убью на х…! Отдай!.. Медленно!.. Медленно отдавай!..
Под дулом пистолета Надя заторможенно протянула ему Ваню.
Не опуская пистолет, майор второй рукой выхватил ребенка и передал инспекторше, стоявшей у него за спиной. Опустил пистолет, утер пот со лба и с пренебрежительным жестом руки сказал Наде:
– Теперь прыгай! Хочешь прыгать? Прыгай! – И вдруг заорал в истерике, выталкивая Надю в окно: – Ну, прыгай! Прыгай, дура ёманая!..
Инспектор, передав Ваню практикантке, оттащила майора от Нади. Но его продолжало трясти, он рвался к Наде.
– Блин! Достала она меня, сука такая! У меня и так гипертония… Я ее щас вообще арестую!..
– Ну, все, все, успокойтесь… – говорила ему инспектор. – Слезай, альпинистка…
Надя покорно слезла с подоконника на пол.
Майор шумно пил воду из кухонного крана, смачивал шею.
Ваня стал хныкать на руках у практикантки.
Инспектор «Русланова» ходила по квартире, собирала в наволочку Ванины вещи – одежду, игрушки. Надя брела за ней и просила слезливо:
– Не забирайте его!.. Ну пожалуйста!..
В гостиной, продолжая собирать Ванины распашонки, инспектор ворчливо и как бы втихую от майора сказала:
– Дурында, у тебя восемь дней было! За восемь дней могла выйти замуж и – все, оформить опеку. И квартира бы ребенку осталась. А теперь…
Тут в гостиную вошел умытый, но еще злой майор.