Ванга. Новый взгляд

гут носить в школу остальные украшения: не поймут. Возможно, конечно, им это не разрешали родители, которые все-таки отдавали себе отчет, в какой стране живут и в какой школе учатся их

девочки.

Не могу сказать, что мне повезло (я лично так

не считаю), но я была одной из очень немногих, с которыми этим девочкам официально разрешалось дружить и даже приводить домой. Все-таки

профессорская дочка, то есть из приличной семьи, надо надеяться, ничего не стащит и воров на

квартиру не наведет. Так что я очень многое видела собственными глазами, и это многое оставило

в юной душе совершенно неизгладимый след.

Уточню: дело было в середине шестидесятых годов, когда отдельная квартира считалась еще немыслимым везением (словечко «хрущобы» еще не

прижилось, возможность уехать в эти дома и жить

без соседей само по себе было воплощением сказки). Никому в голову не могло прийти, что существуют абсолютно отдельные четырех-, пятикомнатные квартиры, со специальной комнатой для

прислуги, кладовкой, размером с кухню в вышеупомянутой «хрущобе» и двумя санузлами. Мебель

карельской березы и красного дерева, хрустальные люстры и сервизы майсенского фарфора мы

видели только в кино про «не нашу» жизнь. Так

что потрясение, которое я испытала, переступив

первый раз порог квартиры Леры (дочери маршала), описать просто невозможно. Зато можно описать квартиру.

Из просторного квадратного холла одна дверь

вела в комнату самой Леры (старшей в семье), а вторая — не дверь, а арка — в еще один такой же

холл. Вот туда выходили двери остальных четырех комнат: братьев-погодков, гостиной, столовой и родительской спальни, при которой имелся

417

персональный санузел. Остальные члены семьи

пользовались удобствами, примыкавшими к кухне

и комнате домработницы. Обстановка же в квартире была такой, которую воспроизводят сейчас

дорогие журналы об интерьерах: сплошные антикварные гарнитуры, ковры, хрусталь и бархатные портьеры на окнах.

К слову сказать, квартира Лоры была ничуть не

хуже, только поменьше (отец-то был генералом, а не маршалом), и была она младшей в семье, так

что отдельная комната принадлежала старшему

брату, а две дочери делили одну большую комнату.

В остальном — все то же самое, ибо главы обоих

семей закончили войну в Германии и трофеи привезли примерно одинаковые.

Я никому не рассказывала о великолепии маршальско-генеральских хором, подтвердив тем самым оказанное мне высокое доверие и заслужив

возможность бывать в этих домах достаточно регулярно. К себе своих подружек я тоже приглашала, хотя жила в коммуналке, но никаких комплексов по этому поводу не испытывала: все вокруг так

жили. Да и «генералки» (как окрестил их мой не

лишенный чувства юмора отец) вели себя достаточно тактично, носы не задирали и сравнений

никаких не делали. Во всяком случае, в моем присутствии.

Завидовала я совсем другому: отсутствию у моих подруг понятия «дефицит». Они первые в школе надели сначала капроновые чулки без шва, а потом колготки. Они же со знанием дела обсуждали и сравнивали достоинства французских

и арабских духов тогда, когда все вокруг благоухали в лучшем случае «Красной Москвой», а вообще-

то «Ландышем серебристым». На выпускной вечер

они пришли в таких платьях и с такими прическами… Немудрено, что самые интересные мальчики

418

толпились вокруг них, а они в этом окружении

чувствовали себя вполне естественно и комфортно. Много позже я узнала, что толпа поклонников

чуть ли не всю жизнь была непременной составной частью жизни моих «генералок». Как и регулярные походы в рестораны, катание на машинах, загородные пикники на родительских дачах в закрытых для простых смертных зонах, отдых

в Карловых Варах или на Золотых Песках. Для них

это было так же естественно, как для нас — поездка на съемную дачу без отопления, с «удобствами»

во дворе и полным отсутствием даже намека на

комфорт.

Излишне говорить, что все мы трое были активными комсомолками, общественницами и т. д.

И вот — Фестиваль молодежи и студентов. Теперешняя молодежь, наверное, уже и не представляет, что это такое — отошел в прошлое «лагерь соц-

стран», а вместе с ним — и понятие о социалистической молодежи, такое, каким оно было в наше

время. В нашу школу пришла разнарядка — выбрать человека, который поедет на фестиваль.

Но уже скоро Лера мне сообщила, что от нашей

школы едет три человека — Лера, Лора и я. Девочки упросили своих родителей сделать, чтобы

и меня включили в группу.

Когда мы оказались в Софии, нас поразил ажиотаж вокруг ясновидящей Ванги. В Болгарии, несмотря на коммунистическую идеологию, не было ни таких религиозных гонений, как в нашей

стране, ни воинствующего отторжения всего паранормального и необъяснимого. Да и Лера мне

сказала, что многие люди из круга ее родителей

ездят к Ванге — удивительной целительнице и

предсказательнице.

Но тот ажиотаж, который был вокруг Ванги

тогда, еще не был и близко сопоставим с тем, что

419

начнется в последующие годы. И получилось так, что мы, три старшеклассницы из Москвы, попали

в Рупите ближе к вечеру, когда деревья уже заалели

от закатного солнца. Ванга окончила на сегодня

принимать. Мы разочарованно собрались было

назад — большого труда стоило упросить руководителя группы закрыть глаза на наше исчезновение почти на целые сутки. Но тут из горницы послышался голос. По-болгарски Ванга сказала, чтобы «девочки» вошли. Мы поразились — она не

видела, кто пришел, да и мы никак не выдали того, что прибыл именно три девушки…

Невероятно, нам повезло — Ванга со своими

помощниками собирались пить чай. На столе было много самодельных сладких блюд. «Вы пленены», — неожиданно сказала Ванга, указывая пальцем на Лору и Леру. «А ты, — повернула она лицо