Ванька-ротный
Шрифт:
Так вот. После фразы – "Ну что явился!", Максимов добавил:
– Во второй батальон уже звонили! Солдат тебе выслали! Иди погуляй!
– Выйди на улицу, там их и обожди.
Я вышел из избы на волю, посмотрел на толстые брёвна, валявшиеся за углом, огляделся кругом, подошел к поваленному дереву около забора, стряхнул варежкой лежавший по верху (ствола) снег, достал кисет, сел и закурил. Я сидел у дороги, по которой вот-вот должны были подойти солдаты моей новой роты. Часа через два на дороге появились четверо, а потом ещё двое (солдат). Я посмотрел на них. Солдаты бывалые. Но их всего шесть (человек). Но это не рота. По внешнему виду солдаты пришли с передка. Полкового обозника, его сразу видать с расстояния. Его по спине по бокам и животу отличишь, по поясному ремню, по прохиндейской роже, по вороватому острому взгляду. А эти шестеро были простыми солдатами. У них на лице как на иконном лике святой смирение и мудрость (покорность) войны. Я сидел на стволе поваленного дерева, смотрел на дорогу и курил. Один солдат из шести, по-видимому старший, подошел к часовому и спросил:
– Здесь чтоль штаб полка?
– Ну, а тебе пошто его надо?
– Давай доложи!
– Садись возле забора, братва. Можно курить! – объявил он стоявшим на дороге солдатам.
Те сошли с дороги, расселись в снегу возле изгороди, размотали свои кисеты и начали крутить (махорку в газетных обрывках).
Я смотрел на солдат и на часового, который вышел из избы и остался стоять на крыльце, на уходящую в заснеженный лес дорогу по которой должна была подойти стрелковая рота. Солдат было всего шесть. По военному, времени, куда не крути, а человек тридцать солдат я должен иметь в новой роте. Я никак не предполагал, что эти шесть и есть моя новая рота. Солдаты сидят рядом на дороге и пуска кают дымки. Я тоже покуриваю и посматриваю на них, не подозревая, что это (и есть моя новая рота) с ними нужно куда-то идти. Но вот на крыльце показался тот самый штабной, к которому я прибыл по вызову. На нем был новый полушубок и валенки, загнутые под коленками на выворот. Увидев (сидящим на дереве) меня, он спросил:
– Ты чего сидишь лейтенант? (Чего делаешь?).
– Видишь сам! Сижу, курю и жду роту!
– Ты, когда разговариваешь со старшим, должен встать (лейтенант)!
– Встать, значит встать – отвечаю я.
– Я тебя вызывал?
– Вызывал!
– Ты ждёшь солдат из батальона?
– Жду!
– А эти откуда пришли?
– Не знаю!
– А ты не можешь спросить?
– Мне ни к чему.
– Вы откуда прибыли? – спросил он солдат.
– Из второго батальона, по вашему вызову!
– Вот лейтенант! Это твои солдаты! Я обернулся и посмотрел (на них). Теперь я их рассматривал совсем с других позиций.
– Это твои люди. Считай, что твоя рота в полном составе!
– Да?
– Да – да! – сказал Максимов и посмотрел на меня. В чем мол (собственно) есть ещё сомнения?
– Придет пополнение, получишь ещё полсотни. А пока с полкового склада получишь патроны, гранаты и хлеб на этих солдат (на три дня). Я позвоню, чтобы тебе сегодня всe выдали. Ручных пулеметов в полку нет. Рассчитывай (на солдат) на винтовки и на гранаты. Максимов поколотил ногу об ногу, стряхнул с валенок налипший снег и удалился в избу. Хлеб и патроны мы получили без всякой задержки. Максимов показал мне по карте маршрут движения и поставил задачу (как взводу пешей разведки) на разведку дороги и лежащей за лесом деревни. Пока я не получил пополнения, он решил меня использовать как разведку и сунуть вперед. До самой ночи мы пробирались через заносы и сугробы по заброшенной лесной дороге. Время и расстояние, пройдённое нами, мы определяли на глазок. Часов у нас не было (тогда из нас никто не имел). По моим расчётам мы должны были пройти половину пути. Я решил дать солдатам короткий отдых и объявил привал. Лесная глухая дорога должна была скоро кончиться, и мы должны были выйти на очищенную проезжую дорогу, по которой ездили немцы.
Погода нам благоприятствовала. На полянах и открытых местах шуршала пурга. Порывы ветра хлестали в лицо, когда мы из густого ельника вдруг выходили на открытое не место. Верхушки высоких елей метались над лесом (в вышине). Солдаты мои не молодые, почти все в годах идут не торопливо, через каждую сотню шагов останавливаются. Объявляю привал. Все ложатся в снег. Я мгновенно засыпаю. Мороз и озноб хватают мгновенно за локти колени и спину. Лежим не долго. Открываю глаза и ловлю себя на мысли, что только что сразу уснул. Сколько времени проспал (сказать не могу). Солдаты лежат в снегу с закрытыми глазами. Поднимаюсь на ноги, махаю руками, ударяю себя по замерзшим бокам. Расправляю плечи, разгибаю спину (несколько раз позвоночник). Подаю солдатам команду «Подъём!». Переступаю через сугроб и выхожу на лесную дорогу. Впереди идут два coлдaтa. Я с остальными cлeдyю сзади (в нескольких шагах сзади за ними). Так (в движении по дороге) проходит ещё некоторое время. Но вот двое солдат попятились назад и залегли в рыхлый снег. Я подаю знак рукой идущим (тем, что идут) сзади остановиться и пригнувшись… вперёд. Подхожу к двум солдатам, они мне показывают рукой на проезжую дорогу.
(Мы могли обойти лес по другой проезжей дороге. Но мы (прошли напрямик по лесной дороге) сократили свой путь напрямик. (Чтобы не сделать крюк вокруг леса и выиграть время). Меня с солдатами пустили вперед по лесной заброшенной дороге. По окольной наезженной дороге, вокруг леса, пойдет батальон и часть полкового обоза. Нам нужно было выйти вперед, и опредив по времени их, разведать деревню. Мы так сказать должны были разведать дорогу и подступы к деревне. До деревни Никольское оставалось хода (часа два) километров шесть). Я вышел на дорогу, посмотрел влево и вправо, обратил внимание, на свежие следы. Глубокие борозды от саней, конский помёт, следы солдатских ног были припорошенные снегом. Мне почему-то в голову пришло, что нас обогнал батальон (и часть полкового обоза). Я сделал привал, и мы проспали в лесу много времени – подумал я. Батальон и обоз прошли мимо меня по дороге. Будет скандал! Штабные меня загрызут!
Я вернулся к своим солдатам и сказал им:
– Вот что братцы! Проспали мы на привале! Теперь нужно прибавить шагу и догонять своих. Они обошли нас по дороге (пока мы с вами спали). Осмотрев ещё раз дорогу, по которой прошли люди и лошади, я прибавил шагу и поспешил в деревню. (Я хотел наверстать потерянное время). Лес кончился. Дорога пошла по открытому полю. (Теперь) Ветер и снег здесь хлестали остервенело (трепали шинели и били в лицо). Мы несколько раз останавливались, летучий снег до боли резал лица. Я смотрел вперед, искал глазами темные (черные пятна) подвижные точки на белом фоне (снегу). Может где ветром выхватит из снежной пороши людей, лошадей и повозки (на снежном бугре). Но снег налетал с новой силой, хлестал по глазам и застилал всё кругом. Несмотря на метель (и порошу) мы видели на дороге почти свежие следы, которые оставил обоз. Мы шли по следам. (Мы шли за обозом по пятам. Так мне казалось по крайней мере). Но из-за летящего снега (почти
поперек дороги) впереди ничего нельзя было рассмотреть. Получив задание от Максимова, я по его карте внимательно рассмотрел и запомнил схему маршрута, Я видел тогда, что при подходе к деревне на карте был обозначен овраг. Вот именно здесь я и рассчитывал обогнать своих обозников. Пока лошади с гружёными санями обогнут овраг и переберутся через (снежные) заносы, мы обойдём их и возможно первыми успеем войти в деревню. Чем ближе к оврагу, тем сильнее и неистовей ветер, тем стремительней летела снежная пыль. Мне было и холодно и жарко. Холодно от ветра, летящего снега, быстрой ходьбы, а жарко от быстрой ходьбы и от мысли, что мы опоздаем, что мы не догоним обоз. Я смотрю на своих солдат. Они идут, пошатываясь (от тяжелой дороги и усталости). Мы часа два, буквально, продираемся сквозь пургу и сугробы. Под ногами дорога, я все время её чувствую. Хотелось бы идти побыстрей. Но глубокий снег не позволяет делать широкий, размашистый шаг.Валенки не гнутся. Солдаты на войне (умеют беречь) всегда берегут силы. Кто знает, что может (случиться) быть впереди. Может потом из последних сил придется бежать (поднатужиться). Все нужно делать из расчета на потом. Мне потом придется (не одну версту бежать или) долго ползти по глубокому снегу? (Стреляный) Опытный солдат не станет наперед торопиться. Он лучше сначала переждет, потянет время, побережет свои силы. (Он прежде оглядится кругом, прикинет, поразмыслит своим умишком). Я точно не знал на каком километре от деревни мы в данный момент идем (находимся). Кроме компаса на руке (в планшете) и схемы маршрута в голове у меня ничего не было. (Снять схему с карты у меня времени не было). Я шел по памяти, оглядываясь по сторонам. Видимость на дороге была не более двадцати метров. Будь у меня с собою карта, она тоже ничего не дала на дороге. Но вот впереди (по пути нашего движения) мы увидели тёмный предмет, он был (на одном месте и совсем не двигался) неподвижен и едва различим. И все же мы выхватили его глазами из общего снежного фона. Мы подошли ближе, и каково же было наше удивление, в сугробе, пристроившись у дороги, сидел занесённый снегом немец. Сначала мы подумали, что он замерз или убит. Пожилой солдат, который (тогда передал записку часовому) был за старшего и стал (теперь) моим помощником, подошел к сидевшему в сугробе немцу и толкнул его слегка ногой. Немец (слегка) шевельнулся, кивнул головой и снова застыл. (Он сидел в неподвижной позе) У него из-под нося белой дымкой срывалось ровное дыхание. Немец был не только жив, он сидел удобно в снегу и крепко спал. Сидел он скорчившись, поджав под себя ноги и привалившись спиной к сугробу. Колени у него были поджаты к груди, голову он опустил на них. Винтовка лежала на согнутой руке. Мы наткнулись (набрели) на него неожиданно и не знали, что собственно с ним делать (в первую минуту даже опешили) Конвоировать его в тыл? Или поднять, поставить на ноги и вести с собой? В том и другом случае к нему нужно было приставить охрану не менее одного солдата. Я посмотрел вперёд, слабая бороздка от саней уходила дальше по дороге в направлении деревни. Я взглянул на немца, прикидывая в уме. Нашего обоза впереди по-видимому впереди не было. Немца заметал снег. Но складки… были четко видны. (Они были тоже припорошены снегом). По складкам одежды и потому, как его занесло (снегом), я сделал вывод, что (должно было пройти) он уселся в снег не более часа (получаса) назад. Наших впереди не было. Если бы они здесь прошли, они наткнулись бы на спящего немца. Мы стояли полукругом и смотрели на спящего немца. Теперь мне стало ясно, что мы бежали по дороге не за своим, а за немецким обозом. Этот немец шел видимо последним (сзади), присел в сугроб и моментально заснул. По моим расчетам немецкий обоз сейчас находился в деревне Климово. Я представил себе ситуацию. Мы догоняем повозки, считая их нашими, а на них сидят спокойненько немцы, что могло (после этого) произойти? Солдаты сняли с руки немца ружейный ремень, легонько вынули из-под согнутого локтя его винтовку, немец не шевельнулся (шелохнулся). Он удобно сидел в мягком сугробе, ровно дышал и (спокойно спал) пускал пузыри. Солдат Сидоров, так звали моего помощника, подошел к немцу и стал его трясти за плечо. Немец недовольно поёжился от проникшего за воротник снега и холода. (Немец спал) В снегу ему было тепло и спокойно. Сидоров стал звать себе на помощь солдат. Он был дюжим и жилистым мужиком. Он схватил немца одной рукой немца за плечо, а другую руку подсунул немцу под поясной ремень, приподнял его над землёй и поставил на ноги (на дорогу). Все думали, что немец останется стоять на ногах, а он подогнул, ноги под себя, и не подавая голоса, и не открывая глаз, опустился снова нa дорогу. Уж очень не хотелось ему открывать глаза. Елизваров чертыхнулся, приподнял немца ещё раз (снова) и прикладом винтовки ударил немца слегка по железной каске. Удар получился резкий и звонкий. Но немец и на этот раз не проснулся.
– Ну и немец! – сказал кто-то из солдат.
– Ты поосторожней с ним, не переломай ему кости! У тебя лапы и шея как у быка! Изуродуешь человека. Потом придётся нам его тащить на себе Елизаров поднял немца двумя руками с земли как маленького ребёнка и встряхнул его, держа на весу (пока немец не проснется). Все думали, что вот теперь немец обязательно проснется. Я подумал, вот он сейчас качнёт немца и бросит обратно в сугроб. И действительно Елизаров приподнял его еще раз над землёй и потряс им в воздухе как заплечным мешком. И сказал при этом:
– Не будем же мы стоять перед ним и ждать пока он выспится! Елизаров бросил его обратно в сугроб. Это как в анекдоте! Немец ткнулся боком в мягкий сугроб. Удар пришелся ему в самый раз, чтобы проснуться. Он залепетал что-то быстро по-немецки, открыл глаза и уставился на нас (ничего не понимая). Сначала он рассматривал наши белые маскхалаты, потом небритую рожу Елизарова. И когда тот дыхнул ему в лицо перегаром махорки, немец поперхнулся, закашлял и заморгал (глазами). Он смотрел на нас, как на пришельцев с того света. Вот он помотал годовой, протер кулаками глаза, и произнёс хриплым голосом, как это делают люди не верящие видению:
– Нейн, – нейн! Дас ист унмёглих! (Нет-нет! Это невозможно!)
Он, вероятно, подумал, что всё это во сне. Он не хотел верить реальности. Он думал, что это наваждение.
– Яа-яа! – подтвердил я ему. (Да-да!)
Немец посмотрел на меня и сразу всё понял.
– Хенде хох? – спросил он меня. (Руки вверх)
– Натюрлих! – подтвердил я, (Конечно!)
И немец, посмотрев ещё раз по сторонам.поднял руки вверх, как положено. Елизар обыщи его для порядка! Документы мне! Трофеи разделить на братию.