Варенье

Все сидели за столом, ждали, когда Степаныч принесет кипяток из кузницы. Кузница находилась за стенкой. Там всегда была кипяченая вода. Кузнец специально кипятил. Большая емкость, на весь цех.

Степаныч не торопился.

– Тебя, Степаныч, только за смертью посылать! Сколько можно ждать!? – шутил Зиновьев.

– Тебе надо быстрее, взял бы да сходил, – был спокоен Степаныч.

Он налил в свою почерневшую от заварки литровую банку с поллитра кипятка, насыпал заварки, закрыл пластиной из нержавейки и передал чайник Колобку. Степаныч без чая не мог. За смену выпивал около трех литров. Он один и ходил за кипятком. Это было его обязанность. И когда Степаныч уходил в отпуск или отпрашивался, за кипятком идти было некому. Сидели все без чая… Никому не хотелось подменять Степаныча, потому что один раз сходишь, там войдет в обязанность.

Пока в кружке чай настаивался, Колобок с отрешенным видом жевал сало. У Черемных тоже было сало. Он ел некрасиво, торопился, словно боялся, что могут отобрать. Практикант достал из холщевой сумки, лежащей у ног, поллитровую банку варенья и с гордым видом поставил на стол. Варенье на работе – это была роскошь! Дома, конечно, у всех было варенье, но чтобы кто-нибудь принес на работу – такого не случалось. Расточительно было брать варенье на работу. Дома с такой поллитровой банкой можно месяц чай пить; на ее – на три дня. Все, что стояло на столе, считалось общим. Юрка запросто хлебал у Колобка из банки щи, брал сало. Так же и Колобок обедал с Черемных, когда своего обеда не было. Столовая вот уж как месяц не работала, брали с собой.

Варенье было, похоже, из красной смородины. Носов глаз не мог отвести от ярко-пурпурной банки. «А может, из клюквы? – гадал Носов. – Нет, за клюквой надо было далеко ехать». Носов забыл, когда ел досыта: колбасу полгода уж не видел, не на что было купить. Все деньги уходили на хлеб, сахар, крупу, растительное масло. Носов в семье один был кормилец. Жена не работала. Иногда, случалось, денег на хлеб даже не хватало. Да еще долг двести двадцать тысяч. Зарплата смехотворно низкая – семьсот двадцать тысяч. Булка хлеба стоила три тысячи. На один хлеб только в месяц уходило восемьдесят тысяч. А надо еще масло растительное, сахар. За квартиру надо платить. Дочери лыжи не на что было купить. Разве это жизнь?

Носов готов был спорить, что варенье из красной смородины. Варенье на вкус оказалось сладко-кислым. На красную смородину надо много сахара. Это трата.

– Что за варенье? – строго спросил Колобок, взял банку с вареньем со стола; понюхал и по-хозяйски зачерпнул чайной ложкой раз, другой. – Кисло, – сморщился он и поставил банку на стол.

Носов хотел последовать примеру Колобка, но как-то неудобно было. Зиновьев достал из кружки ложку, потянулся к варенью.

– Ну как? – спросил Степаныч.

– Варенье как варенье, – откинувшись всем телом, с чувством собственного достоинства ответил Юрка.

– Нет, ты что-то не договариваешь, – взяло Степаныча сомнение. – Кислое, что ли?

– Степаныч, ну ты как ребенок! Варенье как варенье, из красной смородины.

– Я вижу, что из красной смородины, – обиделся Степаныч, взял чайную ложку, варенье. – Надо брать варенье понемногу, не по целой ложке: так легче понять вкус, ощутить аромат.

С самым серьезным видом Степаныч пробовал варенье. И, кажется, не было занятия важнее.

– Нормальное варенье, – заключил Степаныч. – Сладко-кислое. Сахару достаточно. Все нормально.

Черемных курил, нервно покачивая ногой; он не пробовал варенья. Он любил мясо, и за раз мог съесть поллитровую банку тушенки. Родители его держали двух свиней. Черемных помогал им в выходные по хозяйству. Он был мастер на все руки: и плотник, и каменщик, и в технике разбирался. В прошлое лето он один срубил родителям баню.

Шубин, слесарь, подошел к столу. Шубин с Черемных были приятелями, часто ездили на рыбалку. У обоих была техника, мотоцикл. Шубин был бледный, худой и это при росте около двух метров. Он жил один, часто голодал, даже на сигареты денег не было. Вся его беда заключалась в том, что он любил выпить. При нищенской зарплате и задержках надо было выбирать одно: пить или есть.

– Что за варенье? – заложив руки за спину, насупившись, спросил Шубин.

– «Что за варенье»! Красная смородина, – с язвительной усмешкой ответил практикант. Он устал уже отвечать.

– Кислое… – скривился Шубин. Он всем телом подался вперед к столу, но в последний момент поборол в себе соблазн остаться на чай, ушел.

Черемных пил чай без варенья. Носов также не притронулся к нему; кажется, ничего не было проще, как взять варенье, положить в чай, последовать примеру Степаныча или Юрки, а вот – не мог, словно кто держал за руку. Проклятая робость!

– У нас во взводе служил один грузин, Бугадзе. Здоровый парень! – рассказывал Черемных о службе в армии. – У него кулак в два раза больше моего…

Черемных был излишне самонадеян, болтлив. Носов не любил таких людей. Неприязнь к Черемных была с первого дня его работы в «Стройдетали». От Черемных исходила какая-то отрицательная энергия.

Практикант с Зиновьевым пили чай с вареньем. Колобок жевал сало с хлебом, запивал чаем. Степаныч пил чай с хлебом с маслом. Носов пил чай ближе к обеду, около одиннадцати или в одиннадцать. Обед был в двенадцать. Носов любил пить чай один, чтобы никто не мешал, не смотрел в рот. Степаныч тоже пил чай около одиннадцати. И опять все собирались за столом, стоило только одному сесть.

После чая опять была работа, вернее, имитация ее. Черемных не работал, следил за практикантом; был начальником у него. Зиновьев работал с прохладцей, не хотел работать за просто так. Носов работал как всегда, лишь бы смена прошла. Работать, собственно, было не за что. Зарплата задерживалась.

До обеда было еще два перекура. Был чай. Черемных тоже пил чай с вареньем. Носов так и не притронулся к варенью, а был – сладкоежка. Мог за раз съесть полкилограмма конфет. К концу смены варенья осталось уже полбанки. Практикант оставил его на столе, не стал закрывать в шкаф.

Носов раньше всех из сварщиков приходил на работу, а тут вышел из дома еще на пятнадцать минут раньше. В цехе Носов был первым.

Тут царил полумрак, горели только две люминесцентные лампы. Сторож был на улице. Воровато озираясь по сторонам, Носов подошел к обеденному столу, взял со стола банку с вареньем, открыл крышку, и – приторно-сладкая масса ожгла небо, запершило в горле и стало хорошо. Варенье, действительно, было сладко-кислым, как говорил Степаныч.

Водолаз

Он был невысокого роста, лет пятнадцати-шестнадцати, светлая рубашка навыпуск, старые застиранные брюки. Забавно раскачиваясь всем телом из стороны в сторону, он лениво вышел на середину улицы и направился в нашу сторону. Мы, командированные с горнообогатительного комбината, вчера только приехали. Нас было пять человек. Мы помогали колхозу в заготовке кормов. Колхоз был небольшой, как Витька, бригадир, насчитал, было пятнадцать домов. Погода благоприятствовала. Мы сидели у столовой на бревнах, переваривали обед, курили. Кормили нас хорошо. На первое давали щи с мясом, на второе – каша, тоже с мясом, молоко. Он совсем близко подошел к нам, сильно наморщил лоб, точно вспоминая. В глазах его не было и намека на здравый смысл: тупой, ничего не выражающий взгляд. Он стоял напротив солнца, поочередно закрывая то один, то другой глаз.