Варяги. Славяне. Русские
Шрифт:
Прежде всего, об этом говорит полное название самой поэмы: «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». Зачем после основного названия следует целая генеалогия основного героя поэмы? На странность в названии обратил внимание В.А. Чивилихин. Эту странность он истолковал так, что поэма написана самим Игорем, князем Новгород-Северским, и слова «.. Игоря, сына Святославова, внука Олегова» — следует читать как авторскую подпись, указывающую на личность сочинителя.
Я предполагаю, что существовала другая песнь или поэма под названием «Слово о полку Игореве» — для конца XII в. произведение старинное, хорошо известное слушателям того времени. В нем повествовалось о походе в степь князя Игоря, о неудаче похода, о несчастьях, обрушившихся на русскую землю вследствие неразумных княжеских действий. Возможно, в этом первоначальном «Слове…» был плач княгини, призыв к единению русской
Естественно, следует ответить на некоторые вопросы. В какое время создана исходная версия «Слова…»? Какие события в ней отражены? Какой князь Игорь фигурирует в ней главным героем?
Из всех возможных вариантов подходит только один Игорь — муж княгини Ольги, о правлении которого летописи предпочитают не писать. Уже из этого следует, что первоначальное «Слово…» было создано в первой половине X в., - почти за два с половиной столетия до появления второй версии, которую мы и называем «Слово о полку Игореве». Отражались в первоначальном «Слове…» события, о которых летописи промолчали. Это создает трудности событийной привязки, которые, впрочем, частично преодолимы.
Выше, когда разбирались анахронизмы «Слова…», я сознательно упустил один из них, поскольку разобрать его удобнее сейчас. Вот он:
А поганые, с войной и победою рыская по Русской земле, Дань собирали по векше с двора.В.И. Стеллецкий в примечаниях к древнерусскому тексту объясняет, что такое «векша» [158, с. 152], но ничего не говорит о временах, когда «поганые» собирали дань на Руси по беличьей шкурке со двора.
Кочевнический набег и сбор дани — вещи весьма различные.
В первом случае: стремительное появление, грабеж, убийства, пленение, уход обратно в степь, пока цела голова и добыча не отнята. Во втором случае «поганым» нужна фискальная служба, учет количества дворов, появление на податных территориях в заранее обусловленное время, сбор, концентрация, вывоз дани. Взаимоотношения Руси с половцами известны достаточно хорошо — летописи к тому времени, слава Богу, писать уже научились. Так вот: не было такого времени, такого случая, когда бы половцы собирали дань на Русской земле. Были половецкие набеги, было участие их в княжеских усобицах… И все.
До прихода половцев в степи господствовали печенеги. Им тоже Русская земля дань не платила. Еще раньше — правление Игоря Старого, о котором известно так мало. Есть серьезные основания полагать, что в это время Русь дань платила. Хазарам.
Стало быть, в правление Игоря Старого хазары «с войной и победами» приходили на Русскую землю, и приходилось им платить дань «по векше со двора». И эти несчастья как-то увязываются с неразумным походом в степь Игоря Новгород-Северского.
Единственное, что в связи с этим приходит на ум, это события 939–940 гг., о которых есть довольно глухие известия. Князь Игорь в 939 г. пошел войной на Хазарию, взял штурмом хазарскую крепость Самкерц на Дону Обратим внимание: в «Слове…» князь Игорь тоже стремится на реку Дон:
Сядем же, братья, на своих борзых коней, поглядим в дали синего Дона! Хочу сложить свою голову либо испить шеломом Дона!Последствием Игоревой акции
был поход на Русь хазарского полководца Песаха, разорение русской земли в 940 г., обложение ее данью. При сборе хазарской дани князь Игорь и был убит древлянами. Для времени Песахова похода подходят строки поэмы: Тогда на Руси редко пахари покрикивали, но часто вороны каркали, мертвечину деля меж собою…Для вражеского похода такая ситуация больше подходит, нежели для княжеских усобиц. Как ни жестоки княжеские распри, все же бессмысленного массового истребления населения при них не практиковалось. Могли ограбить, угнать в полон.
Итак, между событиями 939–940 гг. и событиями 1185 г. обнаруживается ряд параллелей. В обоих случаях князь по имени Игорь идет в степь воевать с чуждым, враждебным народом. Его цель — река Дон. Первоначальный успех. Поражение при столкновении с главными силами. Вражеское нашествие и жестокое разорение страны. Остается открытым вопрос: было ли в Восточной Европе какое-либо солнечное затмение около 939 г.?
Не только современники, но и последующие поколения русских людей хорошо понимали, что «Слово о полку Игореве» базируется на событиях времен Игоря Старого. В противном случае трудно понять, почему киевский князь Игорь Рюрикович упоминается в нескольких списках «Задонщины» [158, с. 211–212]. Бесспорно, что «Задонщина» создана под огромным влиянием «Слова…». В сущности, Софроний Рязанец проделал с поэмой конца XII в. нечто подобное тому, что создатель «Слова…» проделал с поэмой или песней 40-х гг. X в. Видимо, во время создания «Задонщины», в конце XIV в., еще была на слуху первоначальная версия «Слова о полку Игореве», где фигурировал Игорь, сын Рюрика. Софроний знал и то, и другое произведение, стало быть, наглядно мог представить себе, как из старинного текста можно сделать новое произведение, чтобы откликнуться на громкое событие своего времени, каким была Куликовская битва.
Можно высказать еще некоторые догадки. В конце «Слова…» есть строки:
«Тяжко тебе, голова без плеч, зло и телу без головы» — Русской земле — без Игоря!Что если эти строки отражают ситуацию, сложившуюся на Руси после убийства Игоря древлянами, описанную и проанализированную выше? Смысл здесь такой: правление Игоря было тяжелым и горестным для страны, но когда князя не стало — ситуация сложилась еще хуже, чреватая развалом государства. В данном случае вполне правомерно сопряжение с Игорем всей «Русской земли», а Игорь 1185 г. был князем не слишком большого княжества, а никак не общерусской фигурой. Может быть, эти слова реально были произнесены Ольгой — вдовой Игоря. На эту мысль наводит то, что в предшествующих строках говорится именно о ней. Древнерусский текст звучит так:
Рекъ Боян на ходы на Святьславля, Песнотворецъ стараго времени — Ярославля, Ольгова, коганя хоти…В.И. Стеллецкий здесь видит одно из самых темных мест поэмы. Но высказывает предположение, что здесь речь идет про княгиню Ольгу [158, с. 211]. Термин «каган» как монархический титул имел хождение в Восточной Европе в X–XI вв. Назваться каганом значило объявить себя правителем сильного независимого государства. Если этот титул принесли в Киевскую Русь аланы Русского каганата, ушедшие на запад после его разгрома, то киевские князья могли считать себя законными наследниками титула, преемниками власти роксоланских каганов. «Хоти» на древнерусском языке значит «жена», «любовница». Наша летописная Ольга — жена кагана Игоря. Наверное, и про нее ходили исторические песни в русской среде, и их исполнял Боян как песни старого времени. Заодно он пел про походы Святослава Игоревича, про времена Ярослава — эпоху расцвета Киевской Руси.
И еще одна догадка, имеющая отношение к теме всей данной работы. В самом конце «Слова…» есть еще несколько совершенно непонятных строк:
Девицы поют на Дунае, Вьются голоса их через море до Киева.Объяснения по поводу упоминания реки Дунай, предложенные ранее, меня ни в коей мере не устраивают. Что касается упоминания моря, то о нем вообще все молчат. Выдвигаю предположение: это строки из песни еще праславянского периода, когда предки славян жили на своей прародине. Прародина располагалась на реке Дунай, а морем славяне в то время называли озеро, фигурирующее в письменных памятниках VI в. как Мурсианское. Пение девиц, разумеется, не могло слышаться через озеро, это поэтическая гипербола, а вместо Киева в первоисточнике назывался другой объект.