Ваша С.К.

— Да что ж это такое! Как понимать твое неповиновение?!

Но на сей раз Бурый остановился подле сундука.

— Никак с домовищем перепутал? — усмехнулась русалка, которая в отсутствие Светланы заняла за столом прежнее место графа. — Утро… Устал… Спать завалился, а мы шуметь…

— И то правда…

И Светлана легонько постучала кулачком по тяжеловесному сундуку, как в городском доме в гостевой гроб. Ответом, как и тогда, стала тишина.

— А коли не там? — обернулась княжна к русалке, и та устало зевнула. — Коли не спит, а по лесу бродит?

— Так крышку подними. Темно пока еще. Худа ему не будет.

Светлана поднатужилась, но ничего не вышло. Налегла сильнее и только тогда заметила, что на сундуке висит замок.

— Фу на тебя! — напустилась Светлана на волка и даже вспыхнула от досады. — Ищи графа! Чего встал?

Но волк не просто по-прежнему тыкался носом в сундук, так еще и встал на крышку передними лапами.

— Да не может того быть, чтобы его внутри заперли?! — всплеснула руками княжна.

— С Кикиморки станется, — еще сильнее зевнула Прасковья. — Неспроста хоронится от нас, плутовка!

Светлана бросилась к гвоздю, на котором висела связка ключей, встала перед сундуком на колени и принялась один за другим пробовать ключи дрожащими руками — ни один не подошел. Тогда она, чуть не плача, снова позвала хозяев — сперва Кикиморку, а потом и Домового. За печкой вновь зашуршало и смолкло. Тогда княжна не стерпела и выругалась по-дворнически! Из-за печки тотчас высунулась косматая седая башка.

— Свиньей не ругайся… По что спать мне, старому, не даешь?

— А почто гостя нашего в сундуке заперли? Давай ключ сюда! Живо!

— Нетути ключа…

— Как это «нетути»? — передразнила старика княжна низким голосом. — Совсем нетути?

— Совсем нетути, — буркнул домовой и снова исчез за печкой.

Тогда Светлана схватила прихват и сунула за занавеску!

— А-ну выходь! Живо!

— Не будь телятиною, Светлана… Не трожь деда! Топор бери! — послышалось от стола сонное. — Да замок руби!

И Светлана тотчас прислонила ухват к печи. Топор! Прасковья дело говорит, и княжна бросилась в сени, схватила топор и приволокла в светелку. Прицелилась и со всего размаху как даст острием по замку. Да не поддался замок с первого раза. Она и другой замахнулась. Упал замок на пол, и сама она осела рядом, опершись на орудие освобождения плененного вампира. Только крышка не открылась. Даже когда она позвала графа.

— Уснул? — подступила к сундуку русалка. — Открыть?

— Открой! — кивнула княжна.

Однако ж Прасковья вдруг отступила от сундука аж на целых три шага.

— Боязно мне самой, Прасковьюшка. А как вдруг не спит… Ты у нас мертвая, а во мне еще кровь имеется… И сейчас вся кипит — обожжешься!

Русалка уже руку протянула, но снова отдернула.

— Нет уж, Светланушка, сама спасала, сама и открывай. А я за спиной у тебя постою для острастки. И полюбуюсь на принца иноземного…

Княжна опустила топор на пол и поднялась. Глянула на Прасковью так зло, что та отвернулась, закатив белые очи. Княжна же прикрыла свои и, лишь когда тяжелая крышка, выскочив из рук, откинулась по другую сторону сундука, открыла глаза и тут же закрыла ладонями рот. Русалка же звонко расхохоталась, даже не пытаясь смирить свое веселье.

— Вот же дрянь! — выкрикнула княжна в пустоту и погрозила печке кулаком. — Доберусь до тебя, паршивка! — И обернулась к смеющейся русалки: — Что потешного нашла тут? Лучше помоги размотать! Живо! Только кляп до сроку не вынимай…

И сама отошла к лавке, села на нее и, обхватив голову руками, уткнулась носом в потускневшее дерево стола. Увиденное в сундуке никак не желало покидать голову княжны, и воображение, даже отчетливее, чем увидели то глаза, рисовало ужасающую картину: графа фон Крока, замотанного в волчью нить, точно в кокон.

Какая бледность лица, мраморный профиль, божественно! — кричал смеющийся внутренний голос, и Светлана кусала до крови губы, чтобы не рассмеяться. Аполлон Бельведерский с веретеном во рту будет преследовать ее в кошмарах до скончания отведенного ей века! Стыд и позор на нее и князя за подобное гостеприимство. Как теперь взглянуть трансильванцу в глаза?

— Здравствуйте, барин! — послышался звонкий голос Прасковьи, и княжна чуть повернула голову, чтобы видеть сквозь расставленные пальцы происходящее в избе.

Граф по всей видимости выбрался из сундука без помощи русалки, которая стояла сейчас у двери, держа руки у самой груди, будто чураться собралась. Граф же продолжал высвобождать себя из пут и сосредоточенно резал острым ногтем указательного пальца шерстяные нити. Светлана не знала еще, какими словами принести графу свои глубочайшие извинения, но руки от лица все же убрала и оторвала голову от стола. Вампир тут же повернулся к ней, и Светлане сделалось еще более неловко. Она чувствовала, как пылают щеки, но ничегошеньки не могла с собой поделать. Даже толком открыть рот, чтобы четко произнести:

— Если вы только сможете нас простить…

— Вас-то за что?! — неожиданно для княжны расхохотался граф.

Он стоял у сундука в шелковой рубашке. Камзол он держал в руках, но не спешил надевать. От двух его темных горящих глаз сделалось светло, точно от роя светлячков.

— Вы — моя спасительница. Это я, получается, теперь ваш вечный должник. Но хоть убейте меня во второй раз, я не могу понять, чем так досадил вашей горничной…

Княжна смотрела в посветлевшее лицо вампира и чувствовала, как жар от ушей спустился в грудь. Не в силах ответить ничего вразумительного, Светлана могла лишь кусать губы, с которых, к ее полному ужасу, вампир не сводил глаз.

— Видит черт, даже мне знать охото, чем вы, барин, так нашу Кикиморку обидели! Может руки спутать, но чтобы вот так, по рукам и ногам спеленать, да ещё и в сундук впихнуть, такого за ней не примечали прежде.

Граф даже головы не повернул в сторону русалки, а Светлана, сколько ни силилась, так и не сумела отвести взгляда от его пугающих глаз. Уродище и красавец — носилось в воспаленном мозгу девушки, и бедное ее сердечко то к горлу подпрыгнет, то в пятки скатится.