Василиса Опасная. Воздушныи? наряд пери

– Ты же на интернате! – переполошился он.

«И что? – хотела ответить я. – В первый раз что ли? Перелезу через ограду, поймаю такси – и на Гагаринскую».

Но вместо этого я сказала, помолчав:

– Точно, я же на интернате. Совсем забыла. Значит, буду ждать, когда Кош Невмертич появится на работе.

– Правильно! – Борька даже вздохнул с облегчением.

«Лопух, – подумала я злорадно. – Меньше знаешь – меньше знает Вольпина. Развлекайтесь там, в кино. А у меня свои дела».

Конечно, вопрос о том, жив отец Анчуткина или нет, волновал меня постольку-поскольку. Зачем волноваться, если самому Анчуткину это было по барабану? Но как предлог – сойдет. Значит, Кошенька взял отгул? Если опять для того, чтобы позажигать в розовом слонике с какой-нибудь лисичкой, то вечер томным не будет. Василиса Опасная обещает.

После занятий я неторопливо и с удовольствием поужинала – тем более, что Вольпиной не было в столовой, и её «конфетки» вели себя смирнее овечек, предпочитая даже не смотреть в мою сторону, а потом пошла в комнату общежития, но отдыхать не собиралась.

Толстовки у меня больше не было, хотя сейчас она очень бы пригодилась, но вместо неё я надела спортивную куртку. Джинсы, кроссовки, памятная бейсболка, которую мне вернул Кош Невмертич – и вот уже из зеркала на меня смотрит прежняя Васька Опасная. Я шмыгнула носом, входя в образ, и улыбнулась. Пусть с виду я – прежний сорванец, но если ректору вздумается снова расстегнуть мою рубашку…

Нет, экстравагантным розовым бельем я не обзавелась – кто бы пустил меня прогуляться по магазинам? Но теперь никаких незабудочек и розочек. Белые кружева – очень неплохо. Можно сказать – классика. Кош Невмертич всегда так строго и со вкусом одевается, должен оценить.

Тут я одёрнула себя, напомнив, что официальная версия моего побега – вызнать про отца Анчуткина. Помочь другу выяснить правду! И если Кош Невмертич решит и дальше разыгрывать из себя статую – ну и ладно. Не очень-то и хотелось.

Я воинственно вздернула подбородок, но сразу понурилась. В том-то и дело, что хотелось. Очень хотелось. И вспоминая о поцелуях в ректорском кабинете, я улетала куда-то очень далеко – не в иллюзию, а в какую-то неведомую страну, где всё было золотым и серебряным, и бриллиантовым, притом.

Ладно, Вася. Хватит лирики, пора переходить в наступление.

Выскользнув из комнаты, я добралась до заднего двора «Ивы» боковыми коридорами и лестницами, которыми почти не пользовались студенты. Небо хмурилось, и ветер шевелил кусты бузины, безжалостно играя ветками. Я натянула бейсболку поглубже на уши, чтобы не слетела, и в два счета перелезла через забор.

На мостике видала я их оградительные щиты и запирающие заклятия! Сами говорили, дорогие преподы, что жар-птицу нельзя удерживать. Вот жар-птица и вылетела из гнездышка. Расправить пёрышки.

Только тут я подумала – а почему бы не полететь? Зачем брать такси, плестись по ночному городу, если можно превратиться в птичку и добраться до Гагаринской минут за десять? Эх, Вася, Вася! Далеко тебе до волшебника.

Конечно, в этом году мы ещё не практиковали превращения, но даже Анчуткин справлялся, а я уже не та Вася-квася, которая чувствовала себя лягушкой. Так… заглянуть в своё сердце, окунуться в душу и грянуться оземь… Я уже собиралась кувыркнуться, но тут заметила внушительную фигуру, топавшему к зданию института со стороны парковки.

Быков!..

Я успела юркнуть за угол ограды и присела, прячась за кустами. Пусть зайдет в институт, чтобы не спалил…

Но Быков не торопился заходить во двор, а встал перед калиткой и задумчиво смотрел на неё.

Чего это он?! Может, увидел, что я нарушила оградительные заклинания?.. Пока я раздумывала, что делать – попытаться сбежать или отсидеться, из института вышел профессор Облачар. Быков помахал ему рукой, и Облачар суетливо сбежал по ступеням, засеменив к калитке.

Ага, понятно. Быков ждет профессора. Вот уж – друзья, как медведь и свинья.

Я тут же поругала себя за неуважение к Облачару – всё-таки, он неплохой дядька, тем более, превращается в призрачного волка, а не в свинью…

Облачар открыл калитку, перекинулся с Быковым парой слов, и направился к метро, а Быков… зашёл во двор. Я хихикнула – так это забавно выглядело. Как Быков стоял возле калитки, дожидаясь, пока профессор её перед ним распахнет. Этих волшебников точно без поллитры не понять.

Дождавшись, когда Быков скроется в здании, я выбралась из укрытия и сосредоточилась на превращении. Заглянуть в сердце… и кувыркнуться…

Всё получилось – так же легко, как на соревновании с «приматами». Я взмыла в небо, шалея от свободы и лёгкости, которую получила в новом, птичьем теле. Позабыв, куда собралась лететь, я какое-то время бестолково носилась над городом, наслаждаясь упругим ветром в лицо.

Но уже через четверть часа в мышцах появилась тяжесть, и я поняла, что летать – ничуть не легче, чем танцевать. Пожалуй, сделать тройное сальто проще, чем махать крыльями, как мельница. Тем более – с непривычки. Я попробовала планировать, чтобы хоть немного дать мышцам отдохнуть, но получалось плохо – меня сразу тянуло вниз, кирпичиком.

В конце концов, злая и раздосадованная, я приземлилась в парке и, кувыркнувшись в зарослях сирени, снова стала человеком.

Фу ты! Сколько времени зря потеряла. Лучше бы сразу взяла такси.

До Гагаринской я добралась уже в сумерках, но до дома не доехала, потому что у машины спустило колесо. Таксист по-честному взял с меня меньше, чем просил сначала, и я отправилась к дому ректора через дворы, решив срезать путь.

Сунув руки в карманы, я шла, глядя под ноги, и раздумывала, что скажу, когда появлюсь перед Кошем Невмертичем. Самое главное – не вести себя, как влюблённая соплюшка. Сначала позвонить – никаких взломов! Ну, или постучать – как получится. А потом всё чётко и по делу. Так и так, отец Анчуткина жив, вы что-то скрываете, Борька имеет право знать…

Но чем ближе я подходила к дому со стеклянным куполом, тем больше таяла моя решимость. Я начала дрожать, как осиновый листочек, и всё чаще вспоминала, как горели глаза ректора, когда он целовал меня, и как стучало его сердце под моей ладонью…

Я не услышала ни шагов, ни шороха, ни подозрительных голосов, но вдруг что-то словно стукнуло в мозг – опасность! Мне приходилось ходить по ночным городским улицам, и я всегда нормально ладила со шпаной, а если случалось нарваться на кого-то посерьезнее – храбро улепётывала, и никто меня ни разу не догнал. Но сейчас было что-то другое. Будто я шла не по дворам мимо жилых домов, а по тоненькой веревочке, натянутой между небоскребами. Все любовные переживания разом отошли на задний план, и я сделала вид, что поправляю бейсболку, а сама быстро оглянулась, обшарив двор взглядом.