Василиса Опасная. Воздушныи? наряд пери

– Ну вот мы и одни, – сказал он, протягивая ко мне руку.

Сердце сладко ёкнуло, но обниматься ректор не пожелал, а выпутал из моих волос серое пёрышко и показал мне.

– Ни дня без приключений, – Кош Невмертич прошёл в кухню, а я поплелась за ним следом. – Ты притягиваешь неприятности, Краснова.

– Опять эта поганка! – произнесла я в сердцах, рассердившись не столько на эту проклятую красноглазую птицу, сколько на то, что романтический настрой был уничтожен.

– Прямо преследует, – поддакнул ректор, открывая холодильник и уже привычно разливая по бокалам воду. – Красивое платье.

– Что? – не сразу поняла я, о чем он говорит.

– Красивое платье, – повторил он. – Тебе очень идет. И ты тоже очень красивая. Хочу попросить кое о чем…

– О чем? – я посмотрела на него, уже понимая, что соглашусь на всё. Привёз к себе домой… красивое платье… и я красивая… тут было отчего сойти с ума.

– Сейчас я хочу услышать всё, что произошло с тобой – сказал он, отпивая воды. – С самого начала.

Ну вот. И снова облом. Я насупилась, но Кош Невмертич невозмутимо подал мне бокал. Я сделала глоток. Вода была ледяная – зубы заломило. Зато в голове волшебным образом прояснилось.

– Вам же сказали, – забормотала я, но ректор меня перебил.

– С самого начала, – повторил он. – С того дня, когда ты устроила пожар в «Седьмых небесах».

– Хорошо, с самого начала, – вздохнула я, забираясь на высокий стул и возводя слова к потолку. – Царёв позвал меня, я не хотела идти… честное слово, не хотела…

Я рассказывала, а ректор внимательно слушал. Иногда он просил повторить, иногда что-то уточнял. Мне казалось смешным такое любопытство. Ну ладно два раза повторять, как мы с Анчуткиным испытывали петерсит – это можно было объяснить интересом препода к талантливому студенту. Но зачем заставлять меня трижды пересказывать, как я нашла бездыханного Облачара в коридоре, и о чем мы говорили с Быковым? Да, я рассказала всё и про Быкова, втайне надеясь, что Кош Невмертич приревнует. Я расписала в красках, как Баюнов выманил меня из зала, и аж подпрыгивала на стуле, дожидаясь, как ректор начнет оправдываться и объяснять, почему он был с Морелли в ресторане. Но Кош Невмертич внезапно потерял интерес к моему рассказу. Я замолчала, а ректор так и сидел, задумчиво изучая взглядом столешницу. Будто читал там древние заклинания. Я даже скосила глаза – нет ли там чего интересного. Но столешница была обыкновенной, и вода была выпита из бокалов до последней капли, а ректор продолжал хранить молчание. Я подождала, подождала ещё, поёрзала на стуле, переставила бокал – молчание. Уснул, что ли?

– Может, и вы мне что-нибудь расскажете? – не выдержала я. – Например, кто такой зохак и что ему было от меня нужно?

Кош Невмертич встрепенулся, словно и правда спал. Посмотрел на меня невидящими глазами, а потом спросил:

– Ты голодная? Заказать что-нибудь?

– Лучше расскажите…

– Хочешь стейк или заказать суши? – он раскрыл ладонь, и в неё тут же слетел сотовый телефон с холодильника.

– Не хочу я ничего!

Он опять увиливал, опять не хотел рассказывать! А ведь я, между прочим, надеялась на ответную откровенность. Если нет надежды на взаимность.

– А сами что хотите? – спросила я грубо. – Или в ресторане наелись?

Кош Невмертич посмотрел на меня как-то странно – и ласково, и печально. Так он смотрел, когда притащился пьяный. И пропахший духами. Типа мамиными.

– Да, наелся, – согласился он, вставая и набирая на телефоне номер. – «Пища ангелов»? Заказ примите, пожалуйста.

Я замерла на стуле, услышав название знакомого кафетерия.

– «Крестьянку под вуалью», – продолжал ректор. – Двойную порцию.

Он назвал адрес, поблагодарил и отключил телефон.

– Угадал, Краснова? Это лучше суши?

Я промолчала. «Крестьянка под вуалью». Мой любимый десерт. Запеченные яблоки, джем, взбитые сливки, присыпанные ржаной золотистой крошкой. Ни за что не поверю, что угадал. Вызнал. И в нужный момент преподнес, чтобы произвести впечатление. Как бы мне хотелось верить, что Кош Невмертич узнавал о моих привычках и пристрастиях не с научной точки зрения… Может, спросить? Вдруг ответит?..

– Если хочешь принять душ, полотенце в твоей комнате, – сказал Кош Невмертич.

Душ? Моя комната? Сердце у меня пустилось вскачь. Да сколько можно мною играть? То красавицей называет, то смотрит мимо, то желания угадывает, а теперь «прими душ»!

– В «Иву» я не еду? – уточнила я на всякий случай.

– Нет, – покачал головой Кош Невмертич.

– И ночую здесь? – подбросила я ещё вопросик, а сама уже мечтала о том, как приму душ, и как Кош Невмертич…

– Всё верно, Краснова, – ректор хитровато покосился на меня. – Ночуете здесь, принимаете душ и спите в своей комнате. Под замочком. Чтобы никто к вам не пробрался.

– Может, хватит жонглировать этими «ты» и «вы»? – спросила я напрямик. – Может, вообще – хватит?.. – я сделала глубокий вдох и сказала: – Ждать четыре года – это очень долго.

Мы с минуту молчали, и мне казалось, я вижу в глазах ректора целый мир – сначала брызнули солнечные искры, потом повеяло холодом, как от зимней луны, потом разыгралась настоящая буря – с полыханием молний, со штормовым ветром, но вот ректор опустил ресницы, и наваждение пропало.

– Вы правы, четыре года – это очень долго, – согласился Кош Невмертич. – Для такой торопыжки, как вы – особенно.

– И?.. – подсказала я, потому что он замолчал.

– И подождите хотя бы до конца учебного года. Потом всё изменится, – он произнес это глухо и потянул галстук, ослабляя его узел.

Я уже знала этот жест, и сейчас заволновалась и обиделась одновременно. Опять чары Вольпиной?!.

– Ты говорила, что будешь ждать меня хоть десять лет, – продолжал Кош Невмертич, снимая и отбрасывая галстук, а потом поворачиваясь ко мне боком. Он взъерошил волосы, глядя в стену, а я боялась вздохнуть, чтобы не спугнуть наваждение. – Надеюсь, это был не просто легкомысленный птичий щебет. Жар-птица.

– Нет, не легкомысленный, – пробормотала я, понимая, что он уел меня, вспомнив мои слова в конце прошлого учебного года. Ага, обещала ждать и всё такое, а сейчас – чего это четыре года?! так и состариться можно!

– Тогда я многого от тебя не прошу.

– Хорошо, – прошептала я. – Но зачем…

– Затем, что в ресторане я был на деловой встрече, – заговорил ректор уже обычным голосом и посмотрел на меня, усмехнувшись. – А не по личным пристрастиям. Там ещё был отец Царёва. Если не веришь – спроси у своего одногруппника.

Ужасно хотелось ему поверить, что я сразу же и сделала.

– Кош Невмертич… – я шагнула к нему, но он остановил меня, приложив палец к губам.

– Больше ни слова, Василиса, – сказал ректор, и глаза его опять вспыхнули, и в них заклубилась настоящая буря. – Ни слова. Ты очень дорога мне. Сама знаешь, что я отношусь к тебе по-особенному. Но мы договорились подождать.

Дорога?! Я встрепенулась, а потом поняла, что он опять прокатил меня. Со свистом прокатил!

Но выяснять отношения дальше не получилось, потому что колокольчик на входе зазвенел.