Василиса Опасная. Воздушныи? наряд пери

– Это его дело! – выпалил Анчуткин мне в лицо. – Я его об этом не просил! И… и мне без разницы! Без разницы, поняла? Пусть живет, как хочет! Ему без меня очень даже неплохо!

Краем глаза я заметила, что Трофим затрусил в нашу сторону, хмурясь и морща лоб, словно размышлял – что делать дальше, сразу бросаться разнимать или попробовать успокоить на словах.

– Он не бросал тебя, Борька! Не бросал! Он тебе петерсит раздобыл… – торопливо заговорила я. – Не злись на него, Он боится тебе показаться, потому что…

– Отвали, – сказал Анчуткин почти свирепо. – Не суйся, куда не просили. Сама-то ты своих родоков простить никак не может. А я, значит, должен простить!

Он ещё раз толкнул меня, я вцепилась в него, не желая отпускать. Мне казалось, ещё немного – и Борька меня ударит. Ударит! Вот этот самый недотёпа-Анчуткин, который только и умел, что тупо хлопать глазами!..

И что – драться с ним прикажете?..

Трофим уже не трусил, а рысил по коридору, торопясь разнимать, но первым успел Быков. Он вышел из спортзала и сразу бросился к нам, разводя нас с Анучткиным в стороны.

– Борька! – только и успела крикнуть я, но он уже развернулся и помчался по коридору – только подошвы кроссовок замелькали.

Подбежал Трофим и хотел меня увести. Я раздраженно махнула рукой, и он отступил, предоставив разбираться Быкову.

– Что не поделили? – спросил Быков, держа меня за плечо.

Рука у него была тяжелая, крепкая и горячая – грела даже сквозь блузку. Мне не хотелось вырываться из-под этой руки. Наоборот, было как-то очень спокойно под ней. Он был сильный – Быков. Наверное, с сильными всегда спокойнее.

Если бы это ректор взял меня вот так вот, я бы дрожала, краснела и бледнела. А с Быковым всё по-другому. По-другому, но… спокойно.

– Что не поделили? – повторил он.

– Мозги не поделили, – ответила я мрачно. – Ему ничего не досталось, вот и бесится.

– По-моему, бесишься ты, – заметил Быков.

– Да! Бешусь! – заорала я ещё громче Анчуткина, и Быков предусмотрительно отпустил меня, а Трофим замер, будто готовился валить и вязать, если я развоююсь.

– Спокойно, Краснова, – Быков тоже нахмурился. – Водички хочешь?

– Давайте водичку, – с отвращением бросила я, понимая, что ничего так не хочу, как выглотать стакан ледяной воды. Такой ледяной, чтобы зубы сводила.

– Пошли, – коротко сказал Быков и указал в сторону кабинета.

Трофим направился за нами, но я опять осадила его, выставив ладонь:

– Дайте мне хоть пару минут свободы, хорошо?

Он кивнул и остался в коридоре – очень недовольный, а я зашла следом за Быковым в кабинет, плюхнулась в кресло и мрачно смотрела, как преподаватель берет из холодильника бутылку с водой и наливает стакан.

– Зачем тратишь на Анчуткина эмоции? – Быков протянул мне воду и пододвинул ногой стул, сев напротив. – Он предал тебя, сама говорила.

– Он – балбес, – сказала я, прижимая к холодному стеклу стакана ладони и понемногу приходя в себя. – Но мы с ним корешки.

– Кто? – не понял Быков.

– Неважно, – я сделала несколько глотков и закрыла глаза.

Борька, конечно, дурак. Непроходимый дурак. Который прячется от правды, как страус – головой в песок. Но хвост-то остается снаружи! Что толку прятать голову, если сам не спрячешься?!

– Это из-за того, что произошло на балу? – Быков откинулся на спинку стула, наблюдая, как я пью воду. – Говорят, из-за тебя ректор подрался с Баюновым. Врут ведь?

– Конечно, врут, – ответила я с отвращением. – Баюнова чуть не придушил зохак, а глаз ректору подбила я.

– Ты? – Быков не удержался и хмыкнул, но сразу принял серьезный вид. – Прости, но звучит смешно. Как умудрилась-то?

Я вкратце рассказала, что произошло на балу, и Быков смеяться перестал.

– На тебя напал зохак? – спросил он с беспокойством. – И Кош Невмертич отправил тебя опять в институт?

– Отправил, – уныло кивнула я. – Трофим за мной присматривает.

– Ну, Трофим от зохака не спасет, – уверенно заявил Быков. – Я поговорю с Кошем. Это опасно для тебя.

– Вы встречались с зохаками? – я вспомнила, что ректор рассказывал о предке Быкова. – Или что-то знаете? Ведь ваш прапрадедушка кого-то из них одолел? С помощью пера жар-птицы…

– Было дело, – скупо улыбнулся он. – Сам я зохаков не встречал, наверное, поэтому и жив, но неплохо разбирался с нагами. Это тоже змеи-переростки. Но зохак… – он задумался на некоторое время. – Говоришь, он чуть не придушил Баюнова?

– Баюнов хотел меня защитить. Сказал, чтобы я убегала, а сам попытался зохака задержать.

– Идиот, – фыркнул Быков. – И почему ты не убежала?

– Но он бы убил Баюнова…

– Никто плакать бы не стал, поверь мне. Из-за кота этого мартовского. Надо было убежать. Вспомни правило номер два: не можешь победить, убегай. Бегство – не проигрыш, а победа в другой раз.

Я тоже была невысокого мнения о помощнике Марины Морелли, но слова Быкова меня покоробили.

– Пусть он и гаденыш, – сказала я тихо, – но убежать я не смогла. Никто не заслуживает такой смерти. От такого существа…

– Существо мерзкое, – согласился Быков, как-то странно на меня посмотрев. – А ты – чудачка, Краснова.

– Почему это?

– Пытаешься что-то там доказать Анчуткину, хотя он бегает за Вольпиной и про тебя думать забыл. Спасла Баюнова, хотя он пытался тебя украсть. Ты всегда такая с врагами?

Я промолчала, потому что не считала Борьку врагом. Собственно, и Баюнова врагом не считала. Так, прихлебателем врага.

– Какая же ты с друзьями? – продолжал Быков и вдруг погладил меня по голове.

Именно – погладил. Своей широкой, как лопата, ручищей. Не потрепал, не взлохматил волосы, а погладил. Я удивленно посмотрела на него, а он спросил, глядя мне в глаза:

– Друзья-то у тебя есть?

«Конечно, есть!», – хотела ответить я, открыла рот и… промолчала. А есть ли у меня друзья? Ленка? С ней мы только и начали нормально общаться, как я поступила в «Иву», и то не сразу. Анчуткин и «корешки»? Но они так быстро отказались от меня, когда стало ясно, что рядом с жар-птицей опасно находиться… Вадим и ребята из Рощи? Сейчас они обо мне и не вспоминают… Кош Невмертич, Барбара Збыславовна, Слободан… Они вообще нисколько не друзья. Бабушка? Бабушка всегда за меня горой… Потому что думает, что я учусь в авиационном институте. На летчицу.