Василиса Опасная. Воздушныи? наряд пери
Шрифт:
– Кош Невмертич, расскажите, что ним произошло? Борька ведь был там? Он должен помнить…
– Даже если он помнит, то делает правильно, что молчит, – ректор скрестил на груди руки. – Вам, Краснова, надо бы брать с него пример. Так будет лучше.
– Молчание никогда не лучше, – возразила я. – Правду нельзя замалчивать.
Он посмотрел на меня грустно и насмешливо:
– Краснова, это точно вы? Не какое-нибудь чудо лесное, принявшее ваш облик? Откуда такие глубокомысленные изречения?
– А вы ждете от меня только глупостей, Кош Невмертич? По-вашему, я способна только на глупости?
– Мне кажется, вы сами не знаете, на что способны, – ответил
– А вы знаете?
– Я знаю, как вас защитить.
– Молчанием? Вы верите, что кого-то можно защитить молчанием?! – я вскочила с сундука. – Думаете, защитили Борьку? Да он посмешище всего института! Никто не принимает его всерьез! А он не такой!..
– И вы тоже не такая? – ректор коснулся моей щеки. – Не такая, какой кажетесь?
– Расскажите про Борьку, – сказала я, отводя его руку. – Вы специально отвлекаете меня, да?
Он вздохнул и на всякий случай спросил:
– Вы ведь не успокоитесь, верно?
– Нет.
– Тогда придется вам рассказать. Идёмте наверх, Краснова.
Мы вышли из copia ova, и в кухне ректор снова плеснул нам в бокалы родниковой воды.
– Дело в артефакте, – произнес он задумчиво. – В артефакте, который был найден матерью Бориса Анчуткина. Она была волшебником класса «А», её муж – тоже. Они увлекались артефакторикой и постоянно что-то искали, изобретали… Потом он был назначен хранителем Особой тюрьмы, а на этой должности по стране не поездишь. Поэтому Лиляна ездила одна. Летом брала с собой сына, пока у него были каникулы. Однажды она связалась с нами, сообщила, что нашла кое-что очень интересное и едет в лабораторию. С ней был Борис. Часа через два она снова вышла на связь – причем, воспользовалась магией, хрусталем, чтобы сигнал невозможно было отследить. Сказала, что ей что-то не нравится, что за ней кто-то следит. Потом связь прервалась. Отец Бориса бросил хранилище и полетел по зову. Мне пришлось остаться здесь, – он похлопал ладонью по столешнице. – Потом я узнал, что Лиляну и Бориса нашли в машине, на пустой дороге, без сознания. Никаких артефактов при них не было, выявили магическое воздействие неясной природы, и… остальное ты знаешь. Бориса спасли, Лиляну – не успели.
Перед моими глазами опять возник живой скелет. Вот она – цена спасения Борьки. Страшная цена… Или… не такая уж и страшная, чтобы спасти любимого человека.
– Что произошло, так и не выяснили, – продолжал ректор. – Борис ничего не помнил, поэтому списали на нападение иностранных служб. Между странами, знаешь ли, идет настоящая война за редкие артефакты.
– Такая, что можно даже убить человека? – тихо спросила я. – Ради волшебной игрушки?
– Игрушки? – Кош Невмертич усмехнулся. – Эти игрушки правят миром. Вернее, те, в чьих руках они находятся. А в этой жизни убивают и за меньшее. Обещайте мне кое-что, Краснова…
– М-м? – промычала я, думая о Борьке и его родителях.
– Обещайте – что бы ни случилось, вы всегда выберете жизнь, а не смерть. Потому что пока жив, можно всё. А после смерти уже ничего не поправишь.
Надо было что-то ответить, но я не могла подобрать нужных слов. Прошла секунда, вторая, а я все молчала, как болванчик.
– А знаете что, Краснова? – сказал ректор вкрадчиво.
– Что? – я с надеждой посмотрела на него.
– Ешьте-ка свою «Крестьянку под вуалью», – ответил он и прищелкнул пальцами, вызывая заказанный десерт из своей спальни – пакет вплыл в кухню и опустился на стол передо мной. – Ешьте и отправляйтесь отдыхать, – ректор потянулся, разминая мышцы. – А мне надо в спортзал. Ночь предстоит нелегкая.
Я залилась краской, понимая,
к чему он клонит, но спорить не стала, а принялась за десерт, и только сейчас почувствовала, насколько голодна. Вот так история с родителями Анчуткина… Неужели, Борька и правда ничего не помнит?..– Ой, а кто будет моим телохранителем? – вспомнила я, когда ректор был уже на пороге кухни.
– Трофим, – ответил он, оглянувшись через плечо.
Я удивленно опустила ложку:
– Но он же – ваш телохранитель?
– Он – мой друг. А свое тело я как-нибудь сам охраню, – сказал Кош Невмертич. – Спокойной ночи, Василиса.
24
Все зимние каникулы я проторчала в доме на Гагаринской, и видела ректора всего пару раз и то мельком. Зато под окном постоянно маячил Трофим – он подметал крыльцо, подвешивал оборвавшийся от сильного ветра колокольчик, возился с машиной или дремал, положив голову на руль «Лексуса». Человек-медведь вел себя на удивление деликатно и совсем не беспокоил меня, предпочитая охранять на расстоянии. Каждый день Трофим приносил мне продукты, но я не замечала, чтобы он отлучался до магазина.
Мне было о чем подумать, и даже по ночам я прокручивала в мыслях то, что рассказал мне Кош Невмертич. Вспоминала и не знала – радоваться такой откровенности или нет.
Неужели, меня, действительно, хотят съесть?
Нелепость какая!
А предыдущая жар-птица? Сгоревшая в своем пламени, и даже перед смертью позаботившаяся, чтобы никто не пострадал от её огня?.. Что произошло с ней? Может, ее тоже хотели съесть? Или какой-нибудь кощей довел до отчаяния своими тайнами и холодностью?
Я вздыхала, ворочалась в постели и прислушивалась каждую минуту – не вернулся ли ректор? Мог бы уделить мне побольше внимания, если снова посадил под замок. Ну, как – посадил… Я сама была не против посидеть в этой клеточке. Но я хотела посидеть не одна, а с ним…
Как он там сказал? «Ты мне дорога». Врет, наверное. Знать бы, что врал своей Марине, и рыжей Алисе. И если в самом деле дорога – то в каком смысле? Как ценная ученица? Как суперособь? Или тут речь о настоящей любви?..
Но ответов на эти вопросы не было, и Кош Невмертич снова будто прятался от меня, предоставив придумывать всякие глупости.
Было странно, что я больше волновалась о наших с ректором отношениях, чем о трехголовом змее-душителе. Наверное, сказывалось то, что я начинала привыкать к жизни в волшебном мире, и всякие чудища-расчудовища вызывали уже не оторопь от удивления, а досаду.
Почему зохак сначала решил меня придушить, а потом – просто похитить? Я не видела в этом логики. Впрочем, в колдовском мире с логикой было плоховато, в этом я уже убедилась. И все же, перышки утки-пеганки никуда не делись. Кош Невмертич ничего не сказал о том, что трехголовые змеи могут оборачиваться утками. Я упорно считала, что нападение на меня организовала Вольпина. Вот от нее-то и надо меня охранять, а не от зохаков.
Десятого января Трофим повез меня в институт, и я мрачно смотрела на серые городские улицы, которые даже зимой не всегда украшал снег. На душе было точно так же серо и слякотно, и мои мрачные предчувствия полностью оправдались. Уже на первой паре я убедилась, что все студенты (и преподаватели) знают о том, что с новогоднего бала ректор унес меня на руках, да ни куда-нибудь, а к себе домой. Причем, ни у кого, судя по шепотку за моей спиной, это не вызвало доброго отношения. Даже Щукина при перекличке назвала мою фамилию как-то сухо, а во взгляде читалось неодобрение.